Иван Саввич Никитин
Шрифт:
приписываемой М. А. Антоновичу, «ДневНик семинариста» назван в «Современнике»
украшением книги.
«Дневник семинариста» пробил брешь не только в бурсацкой теме (хлынули
воспоминания воспитанников духовно-учебных заведений, публицистические статьи и
т. д.), но и вообще в антиклерикальной русской прозе. За Никитиным своей дорогой
пошли Н. Г Помяловский, Н. С. Лесков, многие писатели 70—80-х годов.
осень черная
Никитину так и не довелось увидеть
публиковался его «Дневник семинариста», отпечатанной, хотя корректурные листы он
успел прочитать. Задержка с выходом сборника усугубляла и без того расстроенное
здоровье. Подписчики его книжного магазина требовали книгу, а она все не поступала
из Петербурга. «Словом — в чужом пиру я нашел похмелье и попал в весьма неловкое
положение», — сокрушался Никитин. Страсти подогрел столичный журнальчик
«Развлечение», в котором появилась разнузданно-игривая статейка одного из местных
злопыхателей, противопоставившего «Воронежскую беседу» «Воронежскому
литературному сборнику», издателем которого был купец-книгопродавец Н. В.
Гарденин. «И составились два враждебные лагеря, два стана, смертельно друг друга
ненавидящие, — потешался провинциальный забавник. — Словом, образовались две
партии: партия никитинцев и партия гарденинцев. Это то же, что в старину Монтекки и
Капулетти!» Потешные ужимки «Развлечения» появились, вероятно, с
благословения его редактора
ф. Б. Миллера, очевидно, оскорбленного в свое время деликатным отказом весьма
занятого Никитина участвовать в журнале. Подобным способом злопамятный редактор
наносил удары исподтишка не только воронежскому поэту, но и Ф. М. Достоевскому, И.
С. Аксакову, А. А. Григорьеву и другим.
Мелкие укусы «Развлечения» лишний раз ранили и без того смертельно больного
Никитина. Трезво оценивая свое почти безнадежное положение, он вынужден был
прекратить переписку с Натальей Матвеевой, иначе его письма к ней могли бы
невольно напоминать выписки из «скорбного листа» — зачем бередить душу любимой
девушке, которой он желал только добра. Как она реагировала на его молчание —
неизвестно, в один из своих мучительных дней он сжег ее послания, и ни один чужой
глаз так и не увидел обращенных к нему строк дорогого человека... (Осенью 1863 г. Н
А. Матвеева стала женой исправника Землянского уезда Воронежской губернии Петра
Даниловича Ретунского; у них было шестеро детей; пережила она Никитина почти на
40 лет.)
90
«Писать более, право, нет мочи», — заключил Иван Саввич одну из своих
последних записок к Анне Ивановне Брю-хановой,
эпистолярного безмолвия летне-осенних месяцев необычно бодрым выглядит письмо
поэта от 24 июля 1861 г. к А. С. Суворину, незадолго перед тем ставшему секретарем
редакции московской «Русской речи». Стоящий у края могилы Никитин находит в себе
силы- поблагодарить опекаемого им молодого журналиста за комиссионерские услуги
книжному магазину, позаботиться о его здоровье: «Так ли оно хорошо, что может
выдержать постоянную умственную работу при сидячей жизни. Ведь это я говорю из
любви к Вам и Вы, прошу Вас, не пеняйте на меня за мои предостережения». Мог ли
предполагать поэт, что подающий тогда надеждьГего отчаянно радикальный знакомец,
«душа моя», переживет его на целых полвека, станет известным журналистом и
издателем, возглавит одно из направлений русской публицистики.
Книжная лавка оставалась в ту тревожную пору единственной отрадой для
Никитина. Неимоверными трудами его любимое детище процветало; подобрались и
надежные помощники: заведовал магазином дневавший и ночевавший там деятельный
питомец Московского университета Н. Н. Чеботагревский, весьма толковыми оказались
и мальчики, некие Акиндин и Миша. Хозяину все трудней и трудней становилось
показываться в своем заведении, в последний раз он заглянул туда при обстоятельствах,
прямо скажем, сверхдраматических.
Однажды, когда еле добравшийся до магазина Никитин, превозмогая очередной
приступ болезни, лежал на диване,, вошел высокий мужчина и спросил Ивана Саввича.
Посетителем был В. А. Кокорев, тот самый, благодаря щедрым денежным займам
которого стало возможно и открытие книжного магазина, и ,издание сборника 1859 г.
До того меценат и благодарный ему поэт не встречались. М. Ф. де Пуле передает
потрясшую его сцену. Иван Саввич встал с дивана, выпрямился во весь рост и, держа
за руку В. А. Кокорева, срывающимся страстным голосом говорил: «...вы дали мне
новую жизнь... вы... спасли меня... не подойди так скоро смерть, я не остался бы здесь,
в этом городе... здесь мне душно!..» Передать этот смешанный со слезами поток-
монолог невозможно — это было похоже на исповедь человека, вытащенного из петли,
но, увы, волею судьбы уже почти обреченного.
Вероятно, отдав великую дань благодарности своему добросердечному
покровителю и облегчив тем самым душу, Никитин почувствовал себя готовым к
худшему. 1 сентября он написал де Пуле записку с просьбой быть его душеприказчиком