Иван Сусанин
Шрифт:
Гетман сопутствовал отряд следующими словами:
— Всех местных жителей привести к присяге, а если откажутся — воевать, палить, бить!
Переяславль был взят без боя. К тушинцами присоединились около двухсот переяславских детей боярских.
Третьяк Сеитов, во главе владимирского и муромского ополчения, выступил из Владимира 8 октября 1608 года. По дороге он соединился с ратными людьми Суздаля и Юрьевца. В Переяславле же он полгал увидеть ополченцев из Ростова и Ярославля, но вскоре в Юрьев Польский примчал гонец и принес худую весть:
— Переяславль отшатнулся к Вору и открыл ворота войску Сапеги. Почитай, все дворяне переметнулись
Предательство переяславцев круто изменило все планы Сеитова. Теперь ему предстояло соединиться с ростовцами и ярославцами, пришедшими в Ростов Великий.
Из Переяславля в Ростов поскакали и послы отряда Голобовича и Бьюгова — к митрополиту Филарету и жителям Ростова с грамотой, в коей предложили целовать крест «царю Дмитрию».
Филарет приказал созвать народ на Соборной площади, поведал о грамоте, а после этого воскликнул:
— Не мыслю, что ростовский народ, давший Руси Сергия Радонежского, уподобится изменникам переяславцам, кои вознамерились служить польскому ставленнику и католической вере. Согласен ли ты, народ ростовский, предать православие?
— Не бывать тому, владыка!
— Смерть примем, но Христу не изменим!
Филарет благословил сонмище и разорвал грамоту, посланников же приказал заключить в узилище.
Отказ Филарета и ростовцев послужил для отряда Голобовича и Бьюгова сигналом для похода на Ростов. Узнав о приближении тушинцев, ярославские дворяне и даточные люди пришли на митрополичий двор и попросили Филарета оставить Ростов и «сесть в осаду» в Ярославле, в коем имеются укрепления. Но митрополит твердо молвил:
— Я не заяц, аки бегать от волка. В Ростове нет укреплений, стало быть, врага надо встретить в поле. Надо зело биться, дабы град православный не был покорен злым ворогом. А коль падем от супостата, то венцы мученические от Бога примем.
Люди же продолжали молить его уйти с ними в Ярославль, но Филарет непоколебимо заявил:
— Великие муки приму, но храм пресвятой Богородицы и ростовских чудотворцев не оставлю!
Поддержал владыку и воевода Сеитов. Ратники же в своих суждениях разделились. Многие ярославцы предпочли покинуть Ростов, а другие, «яко овцы при пастыре своем, при архиерее божии осташася».
15 октября на поредевшее войско, вышедшее в походном порядке из Ростова, обрушилась хорошо подготовленная конница Голобовича. Наспех сколоченные отряды ополченцев дрогнули и отступили в Ростов. Завязалась жестокая сеча. Ополченцы и жители Ростова «бились до упаду». Потери были значительными и с той и с другой стороны. Голобович и Бьюгов не ожидали такого яростного сопротивления.
Особенно неустрашимо ратоборствовал воевода Третьяк Сеитов. Отважный по натуре, глубоко преданный Отчизне, он не выносил предателей, отшатнувшихся к Вору. (Не случайно царь Василий Шуйский долго искал человека, кой был бы без «шатости» и не продался бы ляхам ни за какие посулы. Третьяк Сеитов снискал уважение народа во всех городах, где бы он ни воеводствовал).
Сейчас он бился с переяславцами, и его мужественное лицо было искажено от неописуемого гнева. Его окровавленная сабля поразила уже несколько изменщиков.
И все же защитники города были постепенно оттеснены к соборной церкви Успения пресвятой Богородицы, «где они затворились вместе с Филаретом и духовенством и в течение нескольких часов отбивали наскоки противника».
Летописец напишет:
«Егда же литовский гетман Сапега, прiиде в монастырь Святыя Троицы Сергия чудотворца, тогда града Переяславля-Залескаго
Митрополит же, к дверям пришед, начал говорити к переяславцам, увещевал, чтоб помнили свою православную христiанскую веру и от литовских бы людей отстали и чтоб обратились к своему государю, ему же крест целоваша; а переяславцы, яко волки, возопиша велиим гласом и начаше жесточае в двери бити, и выбивше двери, начаша сещи людей, и изсекоша множество неповиннаго народа. Раку же чудотворца Леонтiя златую (сняли), разсекоша на части и по жребиям разделиша себе, и всю казну церковную и архиерейскую и градскую разграбиша, и вси церкви и весь град раззориша и опустошиша».
Ростов подвергся страшному разорению. В живых оставили одного митрополита и воеводу Сеитова.
«Филарета пощадили, над ним поиздевались изрядно, сорвали святительские одежды, одели в грубую сермягу, затем посадили на возок с какой-то женщиной (это было серьезным оскорблением для митрополита) и повезли в Тушино. Литовские люди Ростов весь выжгли и людей присекли» [202] .
Сапега же из-под Троицы послал в Ростов воеводу Матвея Плещеева с литовскими людьми; «и стоя Матвей в Ростове, многия пакости градом и уездам творяше».
202
Согласно дневника Яна Сапеги в Ростове было истреблено «около 2000 народа».
Глава 21
ЧЕСТЬ ДОРОЖЕ СМЕРТИ!
Если Филарета пересадили из телеги в возок, то Третьяка Сеитова не только оставили на подводе, но и стиснули его руки колодками. В Тушине его бросили в подклет, где он просидел без пищи двое суток. А затем в воеводе пришел князь Федор Засекин и произнес:
— Великий государь Дмитрий милостив и ты можешь спастись.
— Изменив Отечеству?
— О какой измене ты говоришь, Сеитов? Дмитрий — природный царь, Рюрикович, сын Ивана Грозного. На его сторону перешли самые высокие боярские роды — Трубецкие, Черкасские, Мосальские, Голицыны, Сицкие… Они-то искренне верят в подлинность Дмитрия. А народ?
— Ни один из названных тобой бояр не верит Самозванцу. За жизни свои трясутся, за свои богатые хоромы, оставленные в Москве. Гнусные люди… Что же касается народа, то он слишком доверчив, полагая, что добрый царь избавит его от нищеты, тяжелых повинностей и поборов. Но сие — временное помрачение. Уже сейчас многие города поняли, что за «царь-избавитель» пришел на русскую землю. Через год-два самозванцев и в помине не будет на Руси… Не хочу тебя, изменника, видеть.
— Презираешь? Праведника из себя корчишь? У других же рыльце в пуху. Дурак ты, Сеитов. Помяни мое слово: вскоре власть короля Сигизмунда испустится не только на Москву, но и на все русские города. И вовсе не худо будет, коль на троне окажется Дмитрий или сын короля, Владислав. И тот и другой, как ты слышал, не Иван Грозный, а слабодушные люди, коими можно вертеть, как игрушкой. О таком царе господам можно только мечтать. Вся власть будет в наших руках. Вся власть!