Иван Сусанин
Шрифт:
Толчея, суетня, гомон. То тут, то там возникает шумная перебранка, кто-то кого-то обесчестил подлым словом, другой не по праву взобрался выше на рундук, отчего «роду посрамленье», третий вцепился в бороду обидчика, доказывая, что его род в седьмом колене сидел от великого князя не «двудесятым», а «шешнадцатым». Люто, свирепо бранились.
Годунов оказался подле двух стряпчих; те трясли друг друга за грудки, и остервенело, брызгая слюной, кричали:
— Николи Сицкие ниже Матюхиных не были!
— Были! При великом князе Василии Сицкие сидели без мест! Худороден ты, Митька!
— Сам ты из подлого роду! Дед
— Поклеп! Холопи, бей Сицких!
И загуляла свара!
А крыльцо потешалось: свист, улюлюканье, хохот.
Сбежали с государева Верха жильцы-молодцы в золотных кафтанах, уняли стряпчих.
Всю неделю ходил Годунов на Постельное крыльцо, всю неделю с надеждой ожидал думного дьяка, но тот при виде его спесиво отмахивался.
84
Выжлятник — в псовой охоте: охотник ведающий гончими собаками.
Другу неделю ждал, третью, а дьяк будто и вовсе перестал его примечать. Скрепя сердце, отвалил думному три рубля (годовое жалованье стрельца) — и через пару дней выслушал, наконец, цареву милость:
— Повелел тебе великий государь быть на службе в Вязьме, — изрек дьяк, передавая Годунову отписную грамоту.
Дмитрий тому немало опечалился: мнил среди стольных дворян ходить, а царь его под Речь Посполитую [85] загнал. Но делать нечего: сам на службу напросился.
85
Речь Посполитая — объединенное польско-литовское государство.
И двух лет не прожил в Вязьме, как нагрянули в город царевы молодцы. Грозные, дерзкие, приказали дворянам собираться в воеводской избе.
— Повелел великий государь Иван Васильевич взять Вязьму в свой опричный удел. То великая награда вам царская. Кланяйтесь! — горделиво изрек прибывший в крепость Василий Наумов.
Вяземцы немало словам царева посланника подивились. Что на Москве? Что за «опричный удел?» И что за люди наехали в крепость диковинные? На всех молодцах черные кафтаны, за спинами колчаны со стрелами, а к седлам собачьи головы да метлы пристегнуты.
А Василий Наумов, придирчиво оглядев каждого дворянина, напустил страху:
— На Руси крамола. Князья и бояре замыслили великого государя извести.
Дворяне закрестились, а Наумов осерчало продолжал:
— То злодейство великое! Своевольцы на помазанника Божьего замахнулись. Царь Иван Васильевич Москву покинул и сидит ныне в Александровой слободе.
— Да что же это деется, батюшки! — испуганно воскликнул вяземский воевода.
— А то и деется, что своевольцы бояре Владимира Старицкого [86] в цари метят, — бухнул напрямик Наумов.
86
Владимир Старицкий — двоюродный брат царя Ивана Грозного.
Ахнули дворяне.
— Старицкий
«Так вот отчего у царевых слуг собачьи головы и метлы», — подумалось Дмитрию Ивановичу.
А Василий Наумов все бушевал:
— Велено мне вяземцев крепко сыскивать. Нет ли и тут измены? Бояре по всей Руси крамолу пустили. Недругов ждет плаха, содругов — царева милость.
И с того дня поднялась в крепости кутерьма. Опричники перетряхнули дворы, хоромы и поместья, тянули в воеводскую избу на «расспросные речи» дворян и детей боярских [87] , приказных людей и холопов.
Сосед Годунова, помещик Курлятьев, пенял:
— Свирепствуют опричники, людишек грабят, девок силят. Норовил пристыдить, так кнута получил. Ты-де сродник князя Горбатого, а тот царю лиходей, Владимира Старицкого доброхот. Да кой сродник? Завсегда от Горбатого одаль. И как ныне грозу избыть?
87
Дети боярские — служилые мелкопоместные дворяне.
Но не избыл грозы помещик Курлятьев. Имение его отобрали на государя, хоромы разорили, а самого сослали в северные земли. В опалу угодило еще с десяток дворян.
Дмитрий Иванович уцелел: никто из Годуновых в родстве с «изменниками» не значился. Сказалось и то, что когда-то Василий Наумов бывал у Годуновых в Костроме и слушал дерзкие речи Федора:
«Родовитые задавили, ступить некуда! Русь же поместным дворянством держится. Вот кого надо царю приласкать».
О том же молвил в тот день и Дмитрий Иванович:
«И войско, и подати — все от нас. Многие же бояре обельно [88] живут».
Припомнил те речи Василий Наумов.
— Коль в ту пору бояр хулил, то ныне и вовсе должен быть с нами.
Но главное испытание ждало вяземцев на Москве: каждому учинили допрос в Поместном приказе. Вел сыск любимец царя, опричник Алексей Басманов. А были с ним Захарий Овчина, Петр Зайцев да Афанасий Вяземский; поодаль сидели дьяки и подьячие с разрядными книгами. Поднимали родословную, чуть ли не с Ивана Калиты; накрепко пытали о дедах и прадедах, дядьях и тетках, братьях и сестрах, женах и детях.
88
Обельно — то есть не платят государевых налогов и пошлин.
Дмитрий Годунов устал от вкрадчивых вопросов дьяков и прощупывающих взоров опричников; казалось, расспросным речам и конца не будет.
Но вот молвил Алексей Басманов:
— Видит Бог, честен ты перед великим государем, Дмитрий Годунов. Однако, чтобы стать царевым опричником, того мало. Ты должен быть его верным рабом. Он повелит тебе казнить отца — казни, отрубить голову сыну — руби, умереть за царя — умри! Государь для тебя — отец, а ты его преданный пес. Способен ли ты на оное, Дмитрий Годунов?