Из чего созданы сны

Зиммель Йоханнес Марио

Я вышел из маленького бара на дождь и, перейдя на другую сторону, отправился в «Метрополь». И вот я стоял, переодетый, в салоне своего номера, а потом понес второй стакан виски в спальню. Я открыл дверь, Ирина вскрикнула. Она стояла полуголая перед большим зеркалом, прижав к груди новый халат.

— Пардон, дорогая, — сказал я и прикрыл дверь, оставив небольшую щель, в которую просунул стакан. — Я принес тебе выпить. — Я почувствовал, как она взяла стакан.

— Спасибо, — услышал я и просунул в дверь вторую руку со своим стаканом.

Она чокнулась со мной.

— Твое здоровье! — произнес я.

— Ваше здоровье, — сказала она. — Вы очень милы.

— Я самый милый мужчина в мире, дорогая, — произнес я, сделав ударение на последнем слове. — Господин Жюль как раз здесь. Я собираюсь заказать нам ужин. Ты голодна?

— Да. — Я услышал, как она отпила глоток.

— Это хорошо, сокровище мое. Пей не спеша. Это лучшее виски в мире. Если придут русские, такого уже не будет.

— У русских есть очень хорошая водка, — произнесла она из-за двери.

— Ну ты просто засыпала меня радостными вестями, — сказал я. — Теперь я с огромным энтузиазмом ожидаю мировую революцию. Что бы ты хотела на ужин?

— Ах, я не знаю… Спроси лучше господина Жюля… Пусть он нам что-нибудь посоветует…

Я оглянулся.

— Господин Жюль?

Официант улыбнулся и громко произнес, чтобы его услышала и Ирина:

— У нас сегодня есть деликатесные маленькие курочки. — Жюль запнулся. — Здесь в Гамбурге их называют цыплята, — не сразу выговорил он. — Очень рекомендую, мадам.

— Ты слышала, дорогая? — спросил я.

— Да, — ответила Ирина. Из бара передавали «Вэйвордский ветер». — Как странно.

— Что странно?

— Что можно привыкнуть к виски. Вчера оно мне еще было противно, а сегодня нравится.

— Да, — согласился я. — Это происходит быстро. Итак, господин Жюль, две порции гамбургских цыплят.

— Отлично, месье. А на закуску? Может быть, салат из свежих омаров?

— Отлично, — сказал я. — Изысканней не придумаешь!

— Что потом?

— Посмотрим, — ответил я.

— Что будете пить?

— Шампанское, разумеется, — улыбнулся я. — А вы что подумали?

Жюль засмеялся и посмотрел на дверь в спальню.

— Прекрасно. Тогда рекомендую полусухое «Поммери». Не слишком сухое, у нас еще сохранилось урожая 1951-го года. Очень хороший год.

— Согласна, сокровище?

— Конечно! — раздался Иринин голос.

— Чудно, — сказал я и закрыл дверь. До прихода Жюля, сидя за большим старинным письменным столом в салоне, я исписал несколько листков фирменной гостиничной бумаги, сложил их, рассовал по конвертам и заклеил. Теперь я принялся прятать эти конверты — под пишущую машинку, под диван, за портьеру.

Развеселившийся Жюль наблюдал за мной.

— Что вы делаете, месье?

— Сюрприз, — ответил я.

— О, — произнес он и улыбнулся так, как могут в такой ситуации улыбаться только французы. — Понимаю. Вы должны утешить несчастную маленькую мадемуазель…

— Да.

— Очаровательная мадемуазель!

Трогательно, как она все время делает вид, что она ваша жена. Но будьте осторожны, месье. Мадемуазель не из западной страны, а из социалистической. Те девушки не так легко…

— Все будет работать, — сказал я, продолжая прятать конверты. — Vous ne le savez pas, Jules, mais toutes les femmes sont folles de moi.^[98]

Он засмеялся. Потом опять стал серьезным.

— Тем не менее. Мадемуазель производит на меня впечатление… совсем… совсем невинной…

— Невинной! — Я выпил и скривил злую гримасу. — Два года была любовницей этого Билки. Ему тридцать два, ей восемнадцать. Невинная!

Жюль сказал:

— Прошлой ночью вы спали здесь, в салоне. Горничные мне рассказывали. Ваша постель рядом не использованная.

— О Боже, ну и что! — Мною вдруг овладело раздражение. — Я не хотел сразу ошарашить ее. К тому же я пришел только под утро.

— Понимаю, — произнес Жюль.

— Да? Вы понимаете?

Он только молча взглянул на меня.

— В чем дело?

— Если вы влюбились в мадемуазель, то это даже лучше…

— Послушайте, я…

Но он продолжил:

— …потому что месье Зеерозе, он сказал по телефону, вы должны сегодня ночью позаботиться о мадемуазель. Очень важно. Только о мадемуазель заботиться! Она не должна мешать тому, что произойдет. И кроме того…

— Кроме того — что?

— Если вы хотите узнать все о мадемуазель, о ее жизни, ее судьбе, тогда вы действительно должны, то есть вы обязательно должны… faire l’amour…^[99] больше не спать на диване.

— Я сам знаю, что я должен делать, — произнес я.

В этот момент дверь спальни открылась, и в салон вошла Ирина.

Я механически засунул остальные конверты в карман пиджака и уставился на Ирину, у меня даже пересохло во рту. Краем глаза я увидел, что Жюль так же ошарашенно не сводит с нее глаз.

Ирина была очень красивой девушкой, к этому я уже привык. Но к чему я не мог привыкнуть, так это к тому, как эта девушка умела меняться. Не было больше туфель на низком каблуке, не было жакета с кофтой, расстроенного бледного лица. Фантастика! Чудо! Это было какое-то колдовство! Я знал многих девушек, которые умели изменять свою внешность, но такого еще никогда не видывал.

В красном шелковом платье с обнаженными плечами, в золотых туфлях на высоких каблуках и нейлоновых чулках, Ирина стояла перед нами, подперев рукой бедро. Лицо ее было накрашено — кроваво-красные полные губы, гладкая и розовая кожа, накрашенные ресницы, огромные черные глаза. Густые черные волосы, подстриженные под пажа, были гладко причесаны. Веки мерцали бархатистой голубизной. Платье вызывающе облегало фигуру, обнажая немного грудь. Я быстро допил свой стакан и почувствовал, как колотится мое сердце. Как же она была красива…