Из чего созданы сны
Шрифт:
— Бог воздаст вам, — сказал Берти.
— Он воздает всем грешникам, — сказал старичок. — Я очень счастлив, что вы пришли. В дождь у меня никто ничего не покупает. В дождь люди недобрые.
— А вы посмотрите иначе, — сказал я. — Вы ведь получили десять марок вместо пяти, значит практически продали все номера. Стало быть, можете идти домой!
— О нет, сударь. Тем самым я бы попытался обмануть Господа. А Господь не даст себя обмануть.
— Ну-ну, — вздохнул Берти. — Вы не знаете случайно, кто там живет?
— Много господ, — сказал старик.
— Что за господа?
— Я не знаю. Целый день кто-то входит
— Вы когда-нибудь разговаривали с этими господами?
— О, конечно, часто. Когда они покупали у меня журналы. Очень вежливые господа, правда, необычайно вежливые. Я же говорю вам, это хорошее место. Несколько раз у меня за день раскупали все журналы. Есть и молоденькие девушки, секретарши, наверное. Они тоже иногда покупают по номеру. Да, хорошее место, — потерянно произнес он и чихнул, голодный, насквозь промерзший старый человек.
— А что это за машины? — спросил Берти.
— Ах, разные. Вчера вечером, около половины девятого, например, было совсем странно.
— И что же было странного?
— Я стоял еще здесь.
— Что, в полдевятого? — удивился Берти.
— Мой обет. Не забывайте про мой обет! Я продал всего один номер…
— Да-да, понимаем, — сказал я. — Ну и что было, в полдевятого?
— Приехали две машины, полные людей, а между машинами черный закрытый фургон, знаете, в которых мертвых перевозят.
— Так-так, — произнес Берти.
— Катафалк? — спросил я. И повторил: — Катафалк?
— Да.
Наверное, кто-то умер, подумал я, и катафалк забирает покойника.
— Ну и забрал он его?
— Ну, сначала все машины заехали в сад и за дом, мне их было не видно. Потом они сразу, через пару минут, выехали обратно, и катафалк остановился прямо около меня, потому что передняя машина встала, и водитель вышел. Он подошел к шоферу катафалка — стоял вон там, где вы сейчас стоите — и сказал ему: «Ниндорфер-штрассе, 333. Найдешь дорогу?» А шофер катафалка сказал в ответ что-то странное.
— Что именно?
— Он сказал: «К американцам? Само собой, найду. Я знаю эту улицу. Ну давай, поехали». И они все снова уехали. Я ничего не понял. Зачем они повезли труп к американцам? Что за труп? Какие американцы?
— Ниндорфер-штрассе, 333? — переспросил я.
— Да.
— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно уверен! Такой номер ведь легко запомнить. Что они делали с трупом на Ниндорфер-штрассе?
— Послушайте, я хочу купить у вас и остальные пять номеров. И вот еще пять марок для бедных.
— О! — он протянул мне дрожащими руками оставшиеся экземпляры «Сторожевой башни» и просветленно посмотрел на меня: — Я благодарю вас, сударь. Обет исполнен. Еще один раз за долгое время. — Он крепко пожал мою руку. — Сегодня я буду хорошо спать, потому что у меня был благословенный день. Да хранит вас Всевышний и пусть и ваш день будет благословенным.
— Да, хорошо бы, — сказал я и посмотрел вслед уходящему, с достоинством, на негнущихся ногах старику. На нем было пятнистое от сырости пальто и совсем сношенные башмаки. Я долго смотрел ему вслед.
— Ну тогда в путь, — сказал, наконец, Берти. — Ниндорфер-штрассе, 333. Везет же иногда людям. Уму непостижимо.
— Да, — сказал я, вспомнив о фройляйн Луизе, — уму непостижимо. — И еще я вспомнил торговца-антиквара
17
Итак, мы отправились назад в город по Штреземанн-штрассе, свернули на Киллер-штрассе и поехали по ней на север до Шпортплацринг, дальше мимо Хагенбекс Тирпарк, по Юлиус-Фосселер-штрассе, круто уходящей вправо, а затем уже по Ниндорфер-штрассе все дальше в северном направлении. Когда мы миновали железнодорожный переезд, я опять почувствовал сквозь открытое окошко с моей стороны запах прелой листвы и леса и понял, что слева от нас, невдалеке, находится природный заповедник — Ниндорфер Гехеге. Мы оставили машину за железнодорожной насыпью и пошли пешком.
По правой стороне стояли старые дома, в двух были пивные. Номер 333 находился на другой стороне улицы, мы пересекли насыпь и оказались у длинной ограды из металлических прутьев с копьями на концах. За оградой раскинулся огромный парк с широким подъездом к большой вилле, освещенной со всех сторон мощными прожекторами. Мы дошли до входных ворот, и по другую сторону тут же начали неистово лаять и прыгать на решетку три гигантских овчарки. Берти плюнул на них, чем взбесил еще больше.
На втором этаже виллы был балкон, опиравшийся на белые колонны. В ярких лучах прожекторов, расположенных, очевидно, в траве и на деревьях, на патио около дома появились двое мужчин в темных костюмах. Я быстро вытащил бинокль, поднес к глазам и отчетливо разглядел обоих. Это были широкоплечие бугаи, настоящие боксеры. Один держал в руке пистолет. Они уставились на ворота. Пистолет напугал меня, и я непроизвольно вскинул вверх бинокль. И тут я кое-что увидел за окном, в левой части балкона на втором этаже. Я такое увидел…
— Берти, смотри, наверху!
— Вижу! — коротко бросил он. Он уже наводил «Хасселблад», щелкал и перематывал пленку и снова щелкал, а я подумал: «Если ему повезет и если у него очень хорошая пленка, то могут получиться неплохие снимки — ведь фасад был освещен не хуже декораций на съемочной площадке, а окно или его часть можно будет сильно увеличить, и даже если фото выйдет крупнозернистым, на нем все же можно будет различить мужчину и женщину».
Потому что в окне были видны именно мужчина и женщина. Они также смотрели на ворота. Мужчина был, похоже, намного выше женщины, молоденькой симпатичной блондинки. Он был в коричневом костюме, на вид около тридцати, спортивная фигура. Волосы тоже светлые, по-военному коротко остриженные, лицо удлиненное. Я еще подкрутил свою оптику, чтобы как можно лучше разглядеть его, и увидел на загорелом лице шрам на правой стороне подбородка. Это был человек, хорошо знакомый мне по Ирининой фотографии. Это был Ян Билка собственной персоной.
— Вот дьявол! — выругался Берти, продолжавший щелкать.
— Заканчивай, — сказал я. — Уходим. В сторону! — Мне пришлось кричать, потому что псы продолжали безумствовать. — Здесь сейчас будет чертовски светло.
Берти захромал за мной в сторону, и в самом деле тут же в деревьях вспыхнули два сильнейших прожектора, осветивших площадку перед въездом. Мы были уже вне пределов их досягаемости. Я увидел растерянных мужчин на патио.
— Мы его сделали! — воскликнул я. — Старик, Берти, он наш!