Из духа и оков
Шрифт:
Я с детства смотрел, как народ портится, хоть они старались развиваться и расти.
Падение произошло задолго до моего рождения, отец моей матери потерял все, включая жизнь, в войне с бывшим королем Люмьера.
Я знал, какие ужасы творили обе стороны, но мой дедушка не был худшим.
Это был король Люмьера, дедушка Родеса. Как второй сын короля, покойный лорд Воды, отец Родеса и Розамонд. Они испортили свою магию, убивали и лишали жизней магов Духа и Обскурита.
Это было их наследием. Оно потускнело за время, и теперь на обеих сторонах
Но сегодня я шел среди народа, пытаясь помочь, где мог. Я не спал прошлой ночью. Слишком переживал из — за того, что могло произойти, что могло забрать меня цепями теней, пока я спал, без моего ведома.
Мы боролись и побеждали, и в этот раз должно быть иначе. Должно быть.
Я не мог дать Серому забрать меня. Иначе все будет потеряно, и во всем этом не будет смысла.
Я помог отстроить несколько пострадавших зданий. Не только бой с Лором устроил разрушение. Каждый раз, когда кристалл разбивался сильнее, он посылал шоковую волну, которая лишала народ магии и уничтожала все на пути.
Моей работой было убедиться, чтобы все знали, что я помогу, чем смогу. И я задумался… а если они узнают, кто управлял мной все это время? А если поймут, что я был просто фальшивкой? Что я не был таким, как они думали?
— Почему ты хмуришься и ворчишь? — спросил Ридли, встав возле меня.
Я отогнал мысли и посмотрел на дядю, улыбаясь. Улыбка помогала притворяться, что все было в порядке. Хотя ничего не было в порядке уже давно — дольше, чем я хотел признавать.
Ридли видел меня насквозь. И, когда Джастис подошел и медленно обвил рукой пояс мужа, я понял, что и он разгадал мою игру.
Я смотрел на дядь и желал того, что было у них. Они были парой, сколько я помнил. И они всегда были друг у друга.
Я не знал историю их знакомства, они скрывали это у себя. Я знал, что они безмерно любили друг друга. И они всегда были рядом со мной. Даже когда я не знал, что нуждался в них. Камэо любила младшего брата всем сердцем, и она убедилась, чтобы мир знал это, пока она была королевой. Он был семьей, и ему нужно было поклоняться, как ей.
Джастис не любил внимание, и он сторонился от власти, пока мне не потребовалась помощь. И теперь, когда мне нужно было уйти, Джастис и Ридли заменяли меня, чтобы я мог делать то, что нужно для народа.
И они пытались уберечь меня, когда никто не мог. То, что они знали, что я пропадал на время, и думали, что это был Лор, подтвердило мои тревоги насчет того, что мы все считали прошлым. Мы ошибались насчет всего, что считали правдой. И не раз.
Потому что устроил все не Лор. Нет, это был Серый.
И вряд ли нам хватит сил, чтобы биться с этим монстром.
— Я не ворчу, — буркнул я.
— Ты такой. Это твоя фишка. Это и ухмылка, — сказал Ридли. Его глаза были полны смеха.
— Я твой король. Тебе стоит кланяться
— Когда перестанешь вести себя как ребенок, как порой делаешь, может, я перестану обходиться с тобой так, — сказал Джастис, Ридли ткнул его локтем в живот.
— Веди себя хорошо. Если кто и ворчит, то это ты, дорогой муж.
— Я не ворчу. Я хмурюсь. Есть разница.
— Кто — то говорил о ворчании? — сказал Тиган, Вин следовала за ним, закатывая глаза.
— Прошу, не говори, что ты ворчишь, — сказала Вин, фыркая, когда Тиган нахмурился.
— Я ворчу.
— Нет. Ты пытаешься, а потом фыркаешь, смеешься и рычишь. Ты не ворчишь.
— Мы можем перестать говорить о ворчании? — спросил я, сдвинул ногу с подлокотника, чтобы встать. Мне не нравилось, когда все стояли вокруг меня, пока я сидел. План двора дедушки сделал это так, потому что его трон был немного выше, Мама не правила с того пьедестала. Она требовала немного благоговения, чтобы держать народ в узде. Она была не как ее дедуля.
Хотя я его не встречал. Дедушка верил в страх и власть, которыми подавлял мятежников или убирал их. Мама старалась поддерживать идею чистоты и силы королевства, окутывала себя тайной так, что члены территорий не понимали, кем она была. Так они могли любить ее и верить в ее правление.
Мне нужно было понять, каким королем я хотел быть. Но у меня не было на это времени, потому что король, каким мне нужно быть, оберегал свой народ. И это означало, что нужно было уберечь Лирику.
Я посмотрел на нее, стоящую с Родесом и Розамонд по бокам. Она держала кубок в руке, и они болтали за канапе, которыми их угостили. Этой ночью был семейный ужин, хотя тут была не только семья. Я рискнул взглянуть на дядю Джастиса, глядящего на меня, и я знал, что у меня толком не осталось семьи. Только двое мужчин со мной, которые сделают все, чтобы помочь мне.
— Тьма не будет держать тебя вечно, — сказала Розамонд, перебивая другие разговоры, она, Лирика и Родес подошли ко мне. Все притихли, а я посмотрел на нее.
— Что ты Видишь, Пророчица? — спросил я. Родес пронзил меня мрачным взглядом.
— Не мучь ее, — рявкнул он, и Лирика сжала его руку.
Я хотел оттащить ее от него, ударить Родеса по лицу, чтобы он не давал ей трогать его.
Но что — то во мне медленно поднялось, масло растеклось по телу, впилось когтями, и я ничего уже не ощущал. Только онемение.
Я потер грудь, пытаясь перевести дыхание. Я ненавидел это. Почему Серый сделал это? Зачем проклял меня так?
Я знал, что там что — то было. Ощущал боль под кожей. Но каждый раз, когда я тянулся туда, каждый раз, когда чувство хоть немного проглядывало и могло быть настоящим, проклятие возвращалось, и я ничего не ощущал. Только то, что хотел Серый.
И я ненавидел себя за это.
— Я не знаю, что Вижу, — сказала Розамонд, отвлекая меня от мрачных мыслей. — Только то, что должен быть свет. Если бы не это, я бы не Видела вовсе.