Из моего прошлого 1903-1919 г.г.

Коковцов Владимир Николаевич

Не прошло 10-ти дней с его отъезда, как – помню хорошо в субботу, во время моего обычного приема просителей и под самый его конец приехал ко мне Товарищ М-ра Внутренних Дел Генерал Джунковский и передал мне, что он крайне встревожен появлением в Петербурге некоей Шорниковой, привлекавшейся по процессу социал-демократической фракции второй Государственной Думы, которая оставалась до сих пор не разысканной, как и некоторые другие обвиняемые, в числе которых был и наиболее видный представитель. фракции Озоль.

Из слов Генерала Джунковского мне было совершенно неясно, в чем заключается причина тревоги и почему смущено М-во Вн. Дел появлением этой обвиняемой, так как выделенное из общего дела обвинение о ней могло просто получить отдельное направление.

Не получая ясного ответа на мои

недоумения, я просил согласия Г. Джунковского вызвать Директора Департамента Полиции Белецкого по телефону. Он немедленно приехал и после краткого его доклада в присутствии Генерала Джунковского все мое недоумение рассеялось. Оказалась, что Шорникова играла в процессе социал-демократической фракции выдающуюся роль: она была Секретарем военной секции этой фракции; она сама, или при ее содействии кто-то другой, составил так называемый наказ этой секции, послуживший одним из существенных пунктов обвинения; она доставила его в руки жандармской полиции, оказавши тем самым существенную помощь к постановке обвинения, но, в то же время, эта Шорникова состояла на службе в Д-те Полиции и после ареста главных действующих лиц скрылась, при помощи того же Департамента и все пять лет состояла на его иждивении, переезжая с места на место и продолжая, если и не состоять агентом Департамента, то оставаться в самых тесных сношениях с различными Губернскими жандармскими управлениями, которые не могли, однако, более пользоваться ее услугами, так как она была уже обнаружена революционными организациями, и их преследования и довели ее до того, что она явилась в Департамент Полиции с просьбой дать ей средства уехать в Америку а, в случае отказа в этой просьбе, просто сказать ей, что ей делать.

Мысль Белецкого была чрезвычайно проста: получить от меня нужную сумму денет на выезд Шорниковой в Америку, удалить ее с глаз долой и посмотреть что будет дальше. С таким простым решением не согласились ни я, ни Джунковский. Ясно было с первой же минуты, что таким решением не разрешается ничто и, напротив, создается еще новое обвинение правительства в том, что оно идет все дальше в дальше по пути укрывательства Шорниковой.

В Америке ее точно также немедленно опознают, Бурцев получит только новый обличительный материал, дело нисколько не развяжется, а я попадаю только в сделку, в которой до сих пор не принимал никакого участия. (Бурцев, Воспоминания известного революционера, «охотника за провокаторами», в частности, разоблачившего Азефа. 1923 г. Берлин, см. у нас –

ldn-knigi)

Я предложил удержать Шорникову от всяких шагов в течение еще нескольких дней, дать ей средства к жизни, оберегая ее от мести ее бывших товарищей, и решил немедленно вызвать Щегловитова из eгo отпуска, с тем чтобы выяснить с ним весь предстоящий ход дела, привлечь к последнему Совет Министров и доложить дело Государю уже после обсуждения вопроса в Совете. Кое-кто из Министров собирался уехать также в отпуск, я просил их повременить и тут же послал М-ру Юстиции телеграмму, не посвящая его в причину его вызова, так как у него не было с собою ключа для разбора шифра.

Щегловитов приехал через три дня, во вторник утром и в тот же день пришел ко мне.

Близко зная весь следственный материал по обвинению социал-демократической фракции он сразу же осветил мне главное мое недоумение, заключавшееся в том, что не разрушает ли факт бесспорного провокаторства Шорниковой, как агента Д-та Полиции, все обвинения против членов Государственной Думы и не поставит ли этот факт на очередь вопрос о пересмотре всего дела. Щегловитов без всяких колебаний ответил мне, что давая себе ясный отчет в тех последствиях, которые может иметь это неожиданное обстоятельство, о котором, впрочем, он слышал уже и раньше, так как в революционной печати факт принадлежности Шорниковой к агентуре Д-та Полиции был давно обнаружен, он находит, однако, что придавать появлению Шорниковой столь большого значения не следует, так как все сводится лишь к тому, как ликвидировать теперь нахождение Шорниковой под следствием, ибо, очевидно, нельзя вести над нею следствия, как над соучастницею социал-демократической группы Государственной Думы, потому

что выяснится с первой же минуты, что она никакого преступления вменяемого в вину этой группе не совершила, не состоя на самом деле и в партии социал-демократов, и ее можно обвинять лишь в том, что она написала под диктовку активных деятелей партии наказ военной секции и помогла правительству получить его в руки.

По словам М-ра Юстиции, все следственное дело с несомненностью доказывает, что Шорникова вовсе не сочинила наказа, а только переписала его под диктовку главарей, чего не отрицают и они сами в их литературе, но, конечно, нельзя быть твердо уверенным в том, что без нее мы напали бы на след наказа, и он не был бы скрыт, как несомненно были скрыты многие документы, попавшие только позже в руки правительства.

По существу же дела Щегловитов выразился так: обвинение против социал-демократической фракции было построено Прокурором Камышанским на 21-м пункте, из которых каждый был вполне достаточен для произнесения обвинительного приговора и при том без всякой натяжки и без всякого ограничения свободы следствия и защиты на суде, – и среди этих пунктов, наказ и его фабрикация стоял на одном из последних мест и даже, если бы было доказано, что его никто из обвиненных не сочинил, не диктовал Шорниковой, и она не доставила бы его следственной власти, то все дело не получило бы иного направления, нежели то, которое ему дано.

Таким образом, по мнению М-ра Юстиции, не только не может возникать вопроса о пересмотре всего дела на основании одного факта появления Шорниковой, официально разыскиваемой, как укрывшейся в одно время, – но правительству нет никакою основания смущаться ее появлением и следует спокойно обсудить наилучший способ ликвидировать вопрос о состоянии ее под следствием. Он нашел, что я поступил совершенно правильно, отказавшись от всякого участия в искусственном удалении ее так как согласившись на оказание ей помощи для отъезда в Америку, мы попали бы в руки шантажистов и вызвали бы только новые осложнения обвинением нас в том, что мы, опасаясь каких-то разоблачений, встали на путь соглашения с Шорниковой.

На другой день я пригласил к себе М-ра, Вн. Дел с Генералом Джунковским и Белецким. Щетловитов привез с собою Прокурора Палаты Корсака, успевшего, по его словам, вновь пересмотреть наиболее существенные части всего следственного производства, а в пятницу, после моего всеподданнейшего доклада, на котором я только вскользь доложил дело Государю, предваривши, что на следующем докладе я представлю весь вопрос, во всей его подробности, находя, что все правительство, в лице Совета Министров, должно высказаться об этом и принять на себя ответственность за то его направление, которое будет дано делу.

Предварительная беседа у меня всех поименованных лиц не внесла ничего нового. Они единогласно разделили мнение Щегловитова, который хотел предложить и способ ликвидации личного положения Шорниковой, но я просил его отложить обсуждение до собрания совета, на которое я пригласил также и Прокурора Судебной Палаты.

Я помню хорошо это заседание у меня на даче, на Елагином острове. Был необычайно знойный день; нельзя было оставаться в комнате, и мы собрались на балконе, выходившем в сад.

Острова – вообще пусты в дневные часы и решительно никто не проезжал мимо дачи. Я изложил ход дела, просил Маклакова дополнить его своими соображениями, от чего он уклонился, и просил выслушать Директора Д-та Полиции, который сказал, что не имеет ничего добавить, и тогда слово было дано Министру Юстиции, который подробно развил точку зрения уже изложенную мною выше. Никто из членов Совета не представил ни малейших возражений, и мы все единогласно пришли к тому заключению, что поднимать вопроса о пересмотре давно решенного дела о социал-демократической фракции Думы нет никакого основания, что судебное решение отнюдь не было основано на одном том действии, которое приписывается Шорниковой, но – на целом ряде неопровергнутых доказательств, что даже в самой революционной литературе эта точка зрения на личность Шорниковой остается до сих пор неопровергнутою, несмотря на то, что ее служба в Д-те Полиции считается неопровержимым фактом, и что все дело сводится теперь лишь к тому, как поступить с самой Шорниковой.