Из пережитого
Шрифт:
– - Ну, так как же, -- сказал он, -- я уже наполовину "ваш", а могу быть и совсем вашим, только как это насчет 25 рублей-то, верно ли это?
Чтобы вызвать его на большее признание, я притворился, что ничего не понимаю и равнодушно спросил: "Ты что это, занять что ли у меня хочешь?
– - так у меня таких больших денег не водится..."
– - Я не шучу, -- досадливо сказал он, -- я и расписку подпишу своей кровью, только бы это надежно было.
Я рассмеялся и сказал ему в лицо, что если бы такие дураки и водились, которые бы покупали души, так нам с тобой за наши не дали бы и по три копейки, а не только по 25 рублей, ну а из таких денег и разговор заводить не стоит.
– - Да ведь
– - Ну, это напрасно, не только Богородицу, но и нищих надо пускать и от них не запираться, -- говорю я, -- а Богородице, если Она придет, я и ворота растворю.
– - Ну, с тобою пива не сваришь, -- злобно сказал он, -- а я думал, ты человек серьезный.
После этого он ко мне перестал ходить и долго злобился.
ГЛАВА 37. БЕСЕДА С МИССИОНЕРОМ
В августе этой же осени Тульский архиерей Парфений прислал ко мне миссионера для увещевания. Была еще уборка хлеба, мне было некогда. Мы сели с ним на завалинке, и я прямо поставил вопрос: в чем дело? Зачем я нужен? Миссионер видел мою досаду и усталость, но ласково заговорил:
– - Я посетил вас по поручению владыки, чтобы узнать, какие у вас разногласия с Православной Церковью.
Я сказал, что, изучая Евангелия, я не нашел в них установления Христом никаких Таинств и догматов, а тем более понятия о Его Божественности или необходимости длинных молитв, всяких прошений, служб и обрядов, а потому и перестал все это признавать и в этом участвовать.
– - Для меня, -- говорю, -- Христово учение есть простое нравственное учение о жизни: как и в каких случаях поступать с людьми, и в своей жизни, чтобы меньше грешить и больше быть полезным всем. По этому учению надо Богу служить не внешне: обрядами и песнопениями, а самою жизнью: чистой, трезвой, разумной и трудолюбивой,
163
и не думать, что дурную и пьяную жизнь можно оправдать перед Богом молитвами, покаянием и службами. Попутно я привел много текстов из Евангелий в подтверждение своих мыслей.
– - Все это приятно слышать, сказал он, вот только вы впадаете в ошибку в своем самомнении, признавая одну часть текстов и отрицая или не читая других.
И он стал долго и подробно, но очень неубедительно объяснять мне церковное понятие евангельских притч, поучений и изречений, на каких основывается церковное построение о Таинствах, догматах и ее иерархии.
– - Мы, верующие, сказал он, должны верить всему Евангелию от крышки до крышки, а не выбирать из него только то, что кому нравится, не рыться в нем как куры и навозе. Для нас нет противоречий ни в таинственном смысле учения, ни во всем том чудесном, о чем повествуют евангелисты. Христос -- Бог, и для нас все ясно и понятно. А коль скоро мы отвергнем его Божественность, тогда все сразу меняется и приходится выдумывать все свое и человеческое, чтобы совсем не отказаться от него. А это вот вы и делаете по своей гордыне и путаетесь в своих собственных выдумках.
Я сказал, что для нас Евангелие, это -- сундук с добром. Мы его открываем и перебираем все его содержимое и находим, что одни вещи нам нужны сейчас, и мы их берем, другие будут нужны завтра, третьи понадобятся через год, четвертые пригодятся когда-нибудь. Но среди этих нужных видим много других, может быть и ценных и важных, но в которых мы не нуждаемся и не видим никакой возможности приложить их в обиходе жизни. Что нам с ними делать? Тоже брать? Но это значит обременять себя лишней заботой и хранением ненужных нам вещей и понятий, а потому и не берем. Мы полагаем, что на это добро и понятия у всех свои потребности и своя оценка нужного и важного. Ну и пускай каждый по-своему пользуется этим добром.
– -
– - Вот и поговори с ним, вишь, он куда кидает, его семи толкачами не поймаешь в ступе, -- сказал наш священник, -- он умнее нас быть хочет.
Я сказал, что мы читаем и другое, более важное пожелание: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Не-
164
бесный". Но ведь мы же этого совершенства не знаем ни в себе, ни в других и не тяготимся своим несовершенством. Лучше бы было, говорю, достигнуть и этого совершенства, и этого единства, но пока его нет, не станем принуждать к этому никаким нажимом и насилием, а в этом есть большой грех от связи Церкви с государством, помогая одна другому, они доходят до тюрем, ссылок и всяческих притеснений.
– - Но почему же отказываться от этого единства и становиться врагом и блудным сыном матери Церкви, -- настаивал он, -- разве святая Церковь имеет какие-либо другие цели по отношению к своим членам, кроме одной материнской заботы и любви к ним? Ну скажите, что есть худого в церковных установлениях, ее культе и учении? Разве она не скорбит скорбью каждого своего члена, разве она не утешает и не дает им помощи и надежды на спасение и воскресение? Отнимите эти надежды и это утешение в скорбях от слабых в своем одиночестве людей, что с ними будет? Ведь нужно быть героем, гигантом, чтобы не чувствовать своей слабости и ничтожности в скорбях житейского моря и не чувствовать своей зависимости от неведомой тайны жизни, или Бога, как мы Его понимаем. Подумайте поглубже: не гордыня ли говорит в вас вместо разумения? Не она ли отгоняет вас от матери-Церкви и делает мудрствующим лукаво? Вы наставляете на служении Богу доброй жизнью, но разве Церковь препятствует этому; разве она не учит тому же? Если бы вы не расходились с нею, ваша добрая жизнь была бы также и перед Богом и перед людьми у всех на виду.
Я сказал, что с идейной стороной Православия и я не думал расходиться и не думаю. Во внешнем же богослужебном культе и Таинствах перестал нуждаться, так как и без их воздействия ясно понимаю пути и знаю, какими мне нужно ходить и каких остерегаться. Может быть, для более слабых людей, живущих без духовного разумения и рассуждения, они и нужны, как вехи на незнакомой дороге, -- об этом я не берусь судить, -- но я перерос эти загородки и вехи и без них не спотыкаюсь и не блужу. И я бы ничего не имел против них вообще, если бы все духовенство этим культом и Таинствами не затемняло духовного взора всякому слабому человеку и не загораживало движение вперед к главной цели жизни. Почему оно на всех углах и перекрестках не говорит своей пастве о том, что этот внешнеобрядовый культ и Таинство нужны не Богу, а только людям же, как доброе и полезное времяпрепровождение, а что настоящее богослужение и богоугождение
165
может быть только в самой доброй, трезвой и трудолюбивой жизни, как и сказано у апостола, что вера без дел мертва есть? Вот когда оно не будет этого скрывать, тогда в нем не будет никакой вины и обмана. А без этого толкования темный душою народ понимает так, что вся христианская вера и богослужение в этом-то обрядовом культе и состоит, и, выполняя его, он этим оправдывает свою дурную жизнь и не пытается ее изменить к лучшему.
– - И мало того, -- говорю, -- что церковь не делает такого разъяснения, она, наоборот, гонит и преследует так называемых сектантов и именно за невыполнение этот культа, хотя у всех на виду в их личной бытовой жизни гораздо больше доброго и хорошего, чем у православных. Какая же в этом ее любовь к людям?