Из пережитого

Новиков Михаил Петрович

Гости удивлялись, что мы не берем водки, обижались, но в конце концов привыкли к нашим порядкам и стали перенимать. А в особенности это нравилось женщинам, и они в спорах с пьяными родными указывали на нас как на пример и хвалили нас. "Вы, вот прожрете на винище пять рублей за праздник, и не сыты не голодны, только ругань от вас да песни похабные, а они рубль проживут на белом хлебе и то сытнее нас будут", -- говорили они.

А на одной сходке, когда был старшина Кузнецов для учета старосты, вычитывая список недоимщиков, он сказал:

– - А вот у Михаила Петрова нет недоимки, хотя у него

и хозяйство малое и со стороны нет податчиков.

– - Ему можно, -- со злобой осуждения сказал староста Василий Захаров, большой охотник до праздничного пьянства.
– - Нам всякий праздник в 5--10 рублей вкатает, а Покров и Пасху и в 20 не вогнешь, а он, небось, и по рублю не проживает. У него все деньги целы против нас.

– - Он и дом-то на поповы деньги выстроил, -- сказала Вырцова Мария.

– - Хороший мужик, -- похвалил старшина, -- вот кабы вы все-то так деньги берегли и так бы жили, никакого и греха с недоимкой не было бы. А то вот придется продажу делать у недоимщиков. Земский с меня тянет!

169

– - По его жить -- нужно людей не знать, -- также со злобой заговорили другие мужики.
– - Он живет как окаянный: и сам не идет, и к себе никого не принимает, а мы так не можем. Еще не научились его басурманству.

– - Ну это еще не видать, кто из нас бусурмане, -- заступился старшина, -- а только порядку и в жизни нашей и перед начальством было бы больше, если бы все так поступали. Я знаю, у него и в хозяйстве больше порядку.

И тут начался общий спор и за меня и против. В спор вступали женщины и против них мужики никогда не могли устоять, они указывали примеры и своей нужды, и своих болезней от праздничного пьянства и забивали мужиков.

– - Врут они, что ко мне люди не ходят, -- говорил я громко, -- редкий день пройдет, чтобы ко мне по разным делам не ходили, ходят даже из других волостей, никого не гоняю. И начинаю рассказывать: приходит на днях старик из Ивановки, жалуется на священника, говорит, что не венчает его сына без уплаты 19 рублей, которые он насчитал на него со старыми долгами. Спрашивает: "Нельзя ли сократить попа?" Я говорю, что сократить никак нельзя, а вот совсем ничего не платить -- это можно. Старик радуется: "Что же, архиерею что ли написать?" -- Это не поможет, -- говорю, -- архиерей сам деньги любит и попы ему оброк платить обязаны. Нужно, -- говорю, -- только ему работы не заказывать, вот и платить не надо. Нашел твой сын себе невесту, и пускай без попа сходятся и живут, никто этому не помешает.

– - Это ты на свою бирку гнешь, -- догадывается старик, -- а мы так не можем, люди судить станут.

– - А не можете, -- говорю, -- тогда надо платить по его расценку, он тоже вправе за свой труд спрашивать.

– - Ну, вот, -- смеются бабы, -- а говорят Михаил Петрович против духовенства идет, он их интересы соблюдает.

– - Он соблюдает, а слышь, понимаешь, куда гнет, чтобы и без попов обходились, -- разъясняет ядовито староста. Но, люди слушают, и я продолжаю.

– - А то, -- рассказываю дальше, -- приходит молодой парень-нищий, его ко мне на ночлег поставили; тары-бары, я и заставь его сознаться: почему он по миру ходит?

– - Было нас два брата и отец-старик, и жили ничего, лошадь, корова, телушка, овцы... Ну, 20 годов

мне стало: женить надо, -- говорят отец и мать.
– - Жениться -- не в работники идти, взял да женился. Три бабы в доме стали,

170

три мужика, а хлеба нет. На свадьбу, как водится, корову продали, думали, телка коровой на лето будет. А разгулялись -- и телку пропили. А тут отец слег, перепил малость и умер. Гости не успели разъехаться -- пришлось их на похороны оставлять. А за что взяться, ведь на похороны-то 30 рублей надо. Ну, и лошадь продали. А теперь вот и ходим по миру: брат пошел ко Мценску, а я к Туле, до весны все на лошадь-то настреляем.

Я ему посоветовал еще годов 20 не заводить никакой скотины, все равно, говорю, будут ваши жены рожать, придется крестины справлять, и опять пропьете. Подождите, говорю, когда ваши бабы отрожаются, а дети потом поженятся, а старуха помрет, ну тогда и можно лошадь с коровой купить. А пока что надо подождать.

Парень обиделся и тоже говорит: "Мы так не можем, люди судят, если родных не позвать".

– - А не можете, нечего и людям завидовать. Сами нищими хотят быть, а на людей завидуют. Надо, говорю, бороться с дурными привычками, а не перенимать их и не разоряться. Бог бы не осудил, а люди, наплевать, пускай судят.

Такие разговоры старался вести везде, где были люди, и, конечно, они волновали людей и заставляли их думать и рассуждать и не пропали даром, а тем более я старался в смешном виде вышучивать их пьяное, праздничное веселье и указывал на их ту нужду, которую они несут после праздников.

– - Хотя у нас и казенная продажа питей (введена с 1899 г.), -- говорил на этой сходке старшина, -- а я вот только радуюсь, что в моей волости такой человек нашелся, который трезвости учит и порядку всякому.

– - Да ведь он в Бога не верует и детей не крестит, как татарин какой, как же мы у него учиться будем, -- говорили старики, радуясь тому, что при удобном случае начальству про меня "правду" сказали.

– - Это не видать, кто из нас какой и кто как Богу верует, -- оправдывался старшина, -- мы и Богу молимся, а поучиться у нас нечему, кроме озорства и пьянства, а он не молится, да ведет себя благопристойно.

ГЛАВА 39. ДЕЛА ОБЩЕСТВЕННЫЕ

По общественным делам от общества меня стали посылать уполномоченным к земскому начальнику. В один раз со мною вместе был старик Сычев, который тут же стал жаловаться земскому на мое безбожие, доказывая

171

ему категорически, что если меня начальство не посадит в тюрьму, то я совращу деревню в безбожие.

– - Да что он вам сделал, что вы на него налегаете?
– - спросил его земский.
– - Работает он хорошо, не пьянствует, оброк платит исправно, я его вам в пример ставлю.

– - Зачем он от нас отбивается, нос воротит, -- сказал Сычев, -- мы живем в миру, все заодно: Богу молиться -- так всем Богу молиться; работать -- так всем работать; гулять и праздновать -- так опять все вместе. А он, как овца паршивая, все от стада вон. А кабы он от нас рыла не воротил и заодно бы с нами был, мы бы его старшиной выбрали, он по бумагам-то все может, военным писарем был...