Из пережитого

Новиков Михаил Петрович

– - Он поступил правильно, -- вставил Паршин, -- офицер попросил у него приюта, и он по своей вере не мог ему отказать, так как этого требовал его закон.

– - А я бы не пустил самого Магомета и отрекся бы от него трижды, -- засмеялся Кулик, -- ты Закон-то Божий помни, а о жандармах тоже не забывай, Бог не то покарает, не то помилует, а уж чекисты наверное распнут!

– - Вот за его чистосердечие они ему и припаяли десять лет, чтобы другим неповадно было правду говорить, -- вставил Куренков.

– - Да, друзья мои, -- примирительно и задушевно сказал Посохин, -- если кто из нас и живым останется после этой тюрьмы, задача нам предстоит мудреная, надо быть мудрыми, как змии,

и кроткими, как голуби, иначе так и придется от тюрьмы до тюрьмы ходить и по Сибири бродяжить; большевики жалеть не умеют, им человека загубить, что вошь задавить.

– - Они бы и рады пожалеть, да нечем, -- вмешался полковник Николаев, -- и Бога и совесть у них Маркс украл, а вместо души палку сухую вставил, они теперь в своей морали, как скопцы кастрированы. Лютый народец!

336

– - Да, публика неприглядная, хотя и товарищи, -- согласился молчавший Андрей Андреич, -- пока я им был нужен, за мною ухаживали, а конкурент нашелся -- сейчас и в тюрьму, и в Соловки, ну как же иначе, нельзя же допустить, чтобы я без дела по Москве ходил да глаза мозолил: отмахнулись на пять лет и спокойны!

– - Посидим у моря, подождем погоды, авось и разгуляется, -- виновато вставил Какунин.

– - Разгуляется, -- передразнил Куренков, -- дожидайся! Пролопушил делегацию, не показал ей рыбы и мяса, так теперь и будем тухлятину есть, дожидайся новой делегации, не то пустят, не то нет!

– - Во всем виноват Какунин, бейте его!
– - шутливо крикнул Кудрявцев, ударяя его полотенцем, и.

Несколько человек последовали примеру Кудрявцева и стали гоняться за Какуниным.

– - Я буду Катаняну жаловаться -- это бунт против его власти, -- юмористически смешно крикнул Какунин, спрятавшись на койку под одеяло.

– - Пока ты дождешься Катаняна, твой срок окончится, не дурак он, чтобы нам на глаза показываться, -- сказал презрительно Виго, -- он вот прошел по тюрьме, а тюрьма его и в глаза не видала. Теперь жди три года, когда американцы приедут, а один он по тюрьме не пойдет!

– - Тебя что ли испугается?
– - грубо оборвал Степанов, -- Что ты борец, так начальству и по тюрьме не ходить, так что ли? Поди, его десять кобелей сопровождают, и у каждого по три маузера!

– - Тут дело не в маузерах и кобелях, а в том, что ты ни бельмеса в политике не понимаешь, Степанов, -- вступился Кудрявцев, -- Катанян не шпана какая-нибудь, он понимает, что в Бутырке сидят три тысячи бессудных и ни в чем не повинных, о чем ему говорить с нами, чем утешить?

– - Это они между уголовными петушатся и на всех сверху вниз смотрят, а здесь публика белая, как-никак, а совестно в глаза взглянуть, -- сказал Федоров, -- у нас один Виго чего стоит!

– - А ты в чужой огород камушка не забрасывай, -- сказал сурово Виго, -- Виго нигде не струсит и к администрации подлизываться не станет. Виго не плохо бы было на советской сцене служить, а он в тюрьму пошел, а им не покорился!

– - А я бы с твоей силищей и в тюрьме не стал бы сидеть, выворотил решетку, да и был таков, -- насмешливо возразил Степанов, -- а то борец, борец, а силы не

337

проявляешь, расшвырял бы всех этих сторожевых псов, а сам за ворота!

– - Время не пришло, -- самодовольно усмехнулся Виго, -- пока что на медведей берегу силу. Вышлют в Нарымский край, там с медведями воевать буду. Говорят, медвежатина очень полезна...

– - С медведями дурак управится, лишь бы винтовка была, -- вставил Кулик, -- а ты бы с большевиками повоевал, это зверь матерый!

– - На все свое время, время придет -- и с ними повоюем, -- сказал Виго, -- за нами дело не станет!

46

Большим событием для

Москвы в зиму на 1925 год была неожиданная, если не сказать внезапная, смерть патриарха Тихона. Последний год его многострадальной жизни под гнетом большевизма особенно интересовал не только старую Москву, но и все население тюрьмы. И хотя с большою опаской, но разговор о нем шел ежедневно во всех камерах и на прогулке, где сходились заключенные с обоих коридоров и где ежедневно обсуждались все новости, приносимые и газетами, и с личных свиданий посетителей. Конечно, надежд на патриарха как на политическую силу никто уже не питал, все чувствовали, что борьба неравная и патриарх должен безмолвно сойти со сцены. Как и куда -- об этом было много и споров, и предположений, но о его смерти почти не было и речи, так как все знали, что он человек не старый и очень крепкий по натуре, а потому его смерть так всех и поразила. Поразила она и всю нечиновную Москву и ввергла в великую скорбь и смятение. Предполагали, что его принудят сложить сан и заточат где-нибудь на Сахалине или Камчатке, или для насмешки переоденут в простую и дырявую одежду и загонят под чужим именем в северные леса, на лесные разработки. Более благожелательные пророчили ему свободный выезд за границу или такой компромисс с большевиками, при котором его оставят в покое и отведут для жительства какой-нибудь захолустный монастырь, откуда он и будет под цензурой власти рассылать свое благословение по обнищалой и разбегающейся пастве. И только умный и уважаемый многими Очеркан говорил по секрету:

– - Очень боюсь, что его устранят "обычным способом". Уж если не постыдились расстрелять в подвале всю цар-

338

скую семью с детьми, то что им патриарх Тихон, за которым еще не было в народе никакого авторитета! Он для них совершенно не опасная кукла, и дай Боже, чтобы его просто устранили безо всякой публичной насмешки.

– - Не могу этому поверить, -- загораясь внутренне стыдом и страхом, говорил на прогулке Казанский (студент Духовной академии), если Петр Великий и прекратил патриаршество, он все же назначил блюстителя престола как главу Церкви. Устранял и Грозный митрополитов, но Церкви без главы не оставлял, не решатся и эти!

– - Тогда это было дело государственное, а теперь частное, -- возражал профессор Никольский, присоединяясь к нашей компании, -- тогда само правительство и государи были верными сынами Церкви, а теперь... что теперь?
– - спрашивал он, озираясь кругом, как бы ища защиты.
– - Теперь грубый и невежественный атеизм и безудержная травля верующих.

– - Они бы его сожгли живьем, если бы это входило в их план и не делало из него мученика, -- подсказал Посохин, -- но, конечно, они его устранят без разговоров, и в один прекрасный день поставят Церковь перед совершившимся фактом!

– - Жуткое и страшное положение переживает патриарх Тихон, -- сказал как-то Паршин, присаживаясь на койку к Сарханову.

Он был сегодня на свидании с племянницей и от ней узнал, что вокруг патриарха плетется какая-то ужасная тайна. Говорили, что чекисты предлагали ему подписать отречение от патриаршества и затем увезти его в неизвестное никому место доживать последние дни, а что в противном случае его засудят свои же церковники, а правительство заточит в укромное место как преступника. Говорили, что ворота Донского монастыря давно уже охраняются чекистами и допускают к патриарху только тех священников и епископов, которым разрешит это свидание сам Дзержинский. И что эти разрешенные к нему посетители под угрозами церковного суда и осуждения склоняют его на все уступки большевикам, вплоть до того, чтобы провозглашать за них многолетие и молиться за Ленина и Троцкого персонально.