Из развода с любовью
Шрифт:
– Получаются какие-то торги, - тихо пробормотала я.
– Нет, Яна, как раз таки – не получаются. Мы все стараемся, но что-то не выходит, ты заметила? В ресторане, в Москве, у тебя дома. Я считаю, что был предельно откровенен по отношению к тебе и прошу того же. Так что происходит у тебя с Олегом, расскажешь?
Я закусила губу, чтобы унять дрожь в подбородке. После неконтролируемого веселья так же резко накатила тоска. Хотелось плакать: громко выть и театрально размазывать слезы по щекам. Но когда-нибудь после, как только выйду из кабинета и буду точно знать, что теперь
Молчание затягивалось, но Виталик не торопил. Он пристально изучал меня, и во взгляде болезненно черных глаз не было и грамма сочувствия. Как у палача перед казнью.
Нужно сказать хотя бы слово, но если я сейчас произнесу «развод», то что-то во мне надломится и прольется вода. Много, очень много соленой воды.
– Если не хочешь, - начал было Игнатов шепотом, но я его перебила:
– Меняю свой вопрос. Как там твой кот? – Мой голос звенел натянутой струной и мог в любую секунду лопнуть.
– История про балет годится для того, чтобы я спросила про твоего кота? Я его постоянно кормила и теперь немного скучаю по блохастому.
Целая гамма эмоций сменилась на лице Виталика: удивление, разочарование, злость. Последнее проложило глубокую складку поперек лба, когда Игнатов нахмурился.
– Ну, разумеется. В этом вся ты…
Он не успел договорить, потому что кабинет наполнил высокий жеманный визг:
– Януся! Как я рада тебя здесь видеть!
Катя влетела в помещение и замерла где-то в центре, эффектно выставив ногу вперед, прямо как модель на подиуме. Выглядела она великолепно. В белоснежном брючном костюме и с собранными волосами она больше походила на невесту из журнала, чем на руководителя отдела. Ярко накрашенные губы расплылись в радостной улыбке при виде меня. Мы замерли друг напротив друга, не уверенные, как правильно поздороваться. Рукопожатие, поцелуй в щеку или по старой памяти – хук в висок? И после небольшой заминки, я просто кивнула головой, надеясь, что на этом с формальностями покончено.
Виталик отстраненно наблюдал за нашим неловким приветствием и наконец произнес, обращаясь к Гобре:
– Я думал, ты придешь позже, мы договаривались на два.
– Я и планировала, но узнала, что к нам пришла Яна, моя любимая подчиненная, - на последнем слове особое ударение, будто это могло меня задеть, - Януся, ты же просто в гости, да?
– Нет, по работе, - ответил за меня Виталик и добавил: - но мы уже закончили и Яна уходит.
Я подняла взгляд и внимательно посмотрела на картавого. По мрачному, ничего не выражающему лицу трудно прочитать, о чем он сейчас думал. Виталик вышел из-за стола и пропустил меня вперед, чтобы довести прямо до двери:
– Пожалуйста, напиши, когда внесешь изменения в сценарий. И, по остальным вопросам тоже…
Я старалась не обращать внимания на злорадную ухмылку Екатерины, которую та так явно демонстрировала мне. Она остается, я ухожу, все понятно и без слов.
Откровенность это игра, в которую играют двое. Господи, ну кто в такое поверит?! Иногда молчание говорит куда больше чем вымученная исповедь. И судя по тому, как быстро меня выпроводили из кабинета, все было понятно без слов.
Я почти дошла до остановки,
Чтобы собраться, я дала себе пару секунд времени, и только тогда взяла трубку:
– Слушаю, - голос все равно прозвучал жалостливо и тоскливо.
– Я не ответил на твой вопрос, - мягкое грассирующее "р" знакомо поцарапало слух: - С моим котом все в порядке, он по-прежнему живет в офисе, а по выходным в специальной гостинице для питомцев. У меня в доме затянулся ремонт, и я не могу оставить его там. В остальном, он много ест, спит, и, кажется, тоже скучает по тебе.
– Это все? – пропищала я.
– Это все.
Мне нравились старые телефоны, потому что тогда, после разговора, можно было слышать гудки, перебивающие собственные сумбурные мысли. Сейчас же, когда ты нажимал отбой, из динамика доносилась тишина – самый худший аккомпанемент для моей шизофрении.
Вселенная была милостива ко мне сегодня: телефон завибрировал снова. Я ответила тут же, радостно прижимая трубку к виску:
– Алло? Да?!
– Яна! Ты ж моя уточка!
– раздался громоподобный голос гендира.
– Какая похвальная оперативность, всегда на связи. А мне вот Валера тут жаловался, что ты наоборот, не Пташка, а пингвиняшка! Тормозишь процесс, не даёшь ему творчество проявлять.
– Но я, - попыталась было вклиниться в разговор, но не успела:
– Яна, - бодро продолжил генеральный, - ну нельзя так с человеком, от которого зависят твои денежки. Ты не упрямься, а щебечи так, чтобы мой Валерчик был доволен. Будет доволен Валерчик, будешь довольна и ты. А то у меня тут гениальная идея появилась, что надо бы новый товар на авито выставить. Нашу с тобой фирму, например. Как думаешь, купят?
– последние слова Робертович произнёс в совсем не похожей на него манере - вкрадчивой и угрожающей. Что недвусмысленно дало мне понять - гендир уже просчитал все риски и в любом случае выйдет сухим из воды. А вот я останусь расхлебывать эту кашу до конца.
– Сделаю, - сухо произнесла и добавила: - еще пожелания?
– Никаких, моя курочка. Побольше отдыхай, а то скоро вернусь и не узнаю своего любимого компаньона.
Он отключился, и снова наступила тишина в эфире. Уж лучше бы гудки.
Расстроенная так сильно, что едва ли меня пошатнет что-то еще, я крепче сжала телефон в руке и открыла сообщение от Анфисы. Я повторяла себе, что просто прочитаю его как книгу и не буду анализировать каждую фразу. Всего лишь текст, который не имеет ко мне отношения.
Чушь.
Уже с первого слова меня затрясло от ярости.
«Я знаю, ты не захочешь это читать. Но я не могу и дальше делать вид, что ничего не происходит. Яна, я понимаю, какую боль причинила тебе, я и сама от этого мучаюсь. Тебе ли не знать, что бывает, когда эмоции и чувства захлестывают голову! Яна, мы не чужие друг другу люди, нам нужно поговорить. Встретиться и поговорить. Я скучаю по тебе, по детям, не лишай нас общения с ними. Как раньше не будет никогда, но я верю, что ты сможешь это преодолеть и мы станем...».