Из развода с любовью
Шрифт:
– Слушайте, Ирина Марковна, я чувствую себя неловко, в конце концов, это развод моего коллеги, близкого друга, и Яну знаю уже много лет, но… Последнее время ей совсем не до детей. Она пропускала важные даты в их жизни, не отвечала на звонки, когда была нужна семье. Все школьные вопросы Миши решал мой клиент. Что уж говорить, когда Варенька, она совсем малышка, три года - добавил Мезенцев, глядя на судью, - попала в больницу, Яна улетела в Москву, и не брала трубку. Просто игнорировала. Распечатки звонков прилагаются.
– Это не правда! – вскрикнула
– Вы не были в командировке?
– Была, но это случилось до того как Варя попала в больницу.
– Странно, - деланно удивился Гриша, - в справке указан тот же день, ну да ладно, с этим разберется суд. А что насчет звонков?
– Я… - я с трудом ворочала языком, будто его покусали пчелы. Речь моя звучала до ужаса сумбурной - слушайте, я прилетела ночным рейсом, как только узнала. И в больнице находился не мой муж, а бабушка.
– То есть ваша мама?
– Что? Нет, мама Олега, разумеется.
– Понятно, то есть и ваша мама дистанцировалась от детей, так же как вы?
– Господи, какая глупость!
– я в исступлении перевела взгляд на бывшего.
– Олег, ты же понимаешь, что это шоу? Ты же это специально делаешь? Пожалуйста, остановись!
Судья бросил недовольный взгляд на Иру, и та больно ущипнула меня за бедро, призывая замолчать. Я топила себя, пытаясь рассказать правду, а тот, кто безбожно врал, выглядел героем. Какой-то абсурд, королевство кривых зеркал…
– Григорий Игоревич, помимо случая в больнице больше нет поводов обвинять Яну?
– спросила Кац.
– Поводов миллион, - велеречиво пропел лысый бес, - свидетельства соседей, Яночка часто плачет. Вероятно, у нее депрессия.
– Нет у меня никакой депрессии, - начала было я, но прикусила язык, поймав на себе взгляд своего юриста.
– О депрессии будет говорить психиатр, - бойко отмахнулась та.
– Конечно, конечно. Вы знаете, развод все проживают по-разному, кто-то находит утешение в беспорядочный связях, полностью передав детей на… с ними же все время Клара Гавриловна, мама Олега? А вы, Яна, кажется, увлечены романом со своим начальником? Есть свидетельства, и фотографии… - Видимо я поменялась в лице, потому что Гриша поспешил добавить: - Строить свою личную жизнь это нормально, но не в ущерб же семье.
Я откинула руку Иры, потому что на коже, которую она так яростно сжимала, наверняка образовался синяк. Все действие перешло из пафосного кино в цирковое выступление, а на арене выступала я: и тупой ослик, и несмешной клоун, и бородатая женщина в одном лице. Ира попыталась дернуть меня за край платья вниз, но я сделала вид, что не понимаю ее намеков.
– Олег, а почему ты молчишь, - мой голос эхом разлетался по полупустому залу: - может, расскажешь, что тебя тоже не только степной ветер в поле ласкает? – Я не помнила, как нужно обращаться к судье, а потому, после некоторого замешательства добавила: - Товарищ судья, Олег изменял мне и сейчас сожительствует с моей подругой.
– Крестной матерью детей, которую они знают с детства. Родной отец и названная
Я поняла, что чтобы сейчас не сказала - они все вывернут в свою пользу, преподнесут так, что я и сама поверю в свою никчемность и убогость.
– Олег…зачем?! – беззвучно прошептала я.
Лицо мужа не выражала никаких эмоций. Маска. Страшная до дрожи в коленях маска. Он откинулся на спинку стула, но не оборвал наш зрительный контакт.
В голове родилась глупая идея, что все происходящее не правда. Что муж молчит, потому что это вовсе не мой Олег, а подсадная кукла. Набитое соломой чучело, ведь в родном человеке не может быть столько жестокости. Не от него. Не ко мне. Не заслужила…
– И потом, - продолжал Мезенцев, не отвлекаясь на меня, - дети проводят все время с Кларой Гавриловной. А она не молода и может просто не уследить за малышами.
– Я работаю, - обреченно произнесла я и уронила голову на выставленные вперед руки. Уже тогда это звучало как приговор.
– Дааа, - радостно завелся Гриша. Он слегка взвыл, как шакал, учуявший запах разлагающейся на солнце плоти. Сейчас будет сытный обед, ради которого даже не пришлось охотиться: - вот тут тоже интересно. Яна не работала последние лет…7? И вернувшись после декрета, уволилась через несколько месяцев, я не сгущаю краски, ее хватило на…сентябрь, октябрь, ноябрь…два с половиной месяца, это свойственно увлекающимся натурам.
– Но сейчас у нее своя фирма, она соучредитель, - отрезала Ира.
– Ага, ага…что-то такое слышал, а чем она занимается?
– Продюссирует знаменитостей и медийных личностей.
На секунду в зале суда стало тихо. Я подняла взгляд, чтобы посмотреть на Мезенцева, и наткнулась на уродливую улыбку поперек его широкого как тыква лица.
– Валерий Серпантин, кажется, это ваш клиент? Если не ошибаюсь, это единственный ваш клиент на данный момент? И единственная работа за последние семь лет? Вот, у меня есть пару видео с данным персонажем, от которого зависит денежное благосостояние Яны. Очень занятно. И наверняка перспективно.
Он подошел к мрачному судье и положил перед ним планшет. Там, судя по знакомым звукам, плясал Серпантин. В стразах, перьях, пушистом боа, с дым-машиной за спиной. Рядовые танцы из каждодневного эфира. Сухой, облаченный в черную мантию старичок, кинул на меня презрительный взгляд, и я все поняла без слов. Это были похороны. Мои.
– Думаю, - решил добить Мезенцев, - всем нам понятно, что при таких данных, Яне не то что нельзя доверить детей, ей самой необходим опекун.
И вот тут, в это самое мгновение, я увидела, как картинка перед глазами закружилась, ускоряясь с каждой секундой, пока, наконец все вокруг не завертелось как в гигантской центрифуге. На меня со всех сторон навалились звуки, свет начал постепенно гаснуть, а земля ушла из под ног. Последнее, что я услышала – Крик Иры Кац.