Из развода с любовью
Шрифт:
Я снова посмотрела в ровные столбики с цифрами. Они ни о чем мне не говорили.
– Согласен, Ирина Марковна, получать такое унизительное жалование юристу нашей категории просто незаконно, - жалобно вторил Мезенцев.
– Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? – в груди росло нехорошее предчувствие. Оно как огненная лава, плескалось, подходило к краю и почти переливалось за границу. За тот внутренний барьер, который я так старательно строила накануне.
– Яна, - вежливо начал Гриша, - дело в том, что это официальная
– Гриша, это фарс, - взорвалась Ира, но тотчас умолкла, стоило судье бросить на нее недовольный взгляд. Мне стоило волноваться из-за того, что человек в мантии явно принял сторону мужа, но нет, в ту секунду думала я о другом.
Я смотрела на Олега, он - на меня. Отстраненно, размыто, словно между нами стена, каждый кирпич которой слеплен из обид, причиненных друг другу в браке. Супруг равнодушно повел бровью, будто бы говоря:
«А ты рассчитывала на что-то другое? Я же предупреждал».
– Отлично, а за какие деньги они выплачивали ипотеку, не хочешь же ты сказать, что банк им подарил квартиру?
– Ирина Марковна, вы же так ратовали за вежливое общение, - от сальной улыбки Мезенцева хотелось помыться, - так давайте же снова перейдем на «Вы». Олег Птаха выплачивал ипотеку благодаря ежемесячным подаркам, благотворительной помощи и донатам своих коллег. А они, как известно, при разводе не делятся.
Сказанные слова стрелами пробили мне висок. Больно. Зато быстро и без напрасных надежд на легкую смерть. Я нашла взглядом глаза Олега, пытаясь разглядеть в них что-то родное, человеческое, но все в лице мужа казалось теперь мертвым.
– Олег, это же не правда, - только и смогла выдавить я, - ты ведь сейчас всех обманываешь.
Он поменял положение рук, накрыв правой левую, так, чтобы мне было видно кольцо на безымянном пальце. Именно то, из комплекта, на который мы спустили его премию, мою стипендию и заначку. Олег играл грязно... Обручальное кольцо, надетое впервые после измены, громче любых слов говорило о том, что я могу остановить суд и прекратить собственные мучения. И именно с моего молчаливого согласия продолжается эта пытка.
В лице мужа не дрогнул не единый мускул. В отличие от Мезенцева, который выскачил со своего места словно выпущенная из шкатулки пружина, Олег умел себя контролировать.
– Господин судья, кажется, кто-то сомневается в честности нашего процесса, - по бабьи взвизгнул Гриша.
Незаметно для других Ира сжала мой локоть, призывая последовать примеру второй стороны и взять себя в руки. Но сколько я ни уговаривала, сколько не считала до ста, до тысячи, миллиона, сердце колотилось так быстро, что вот-вот выпрыгнет из груди.
– Яна, - прошептала Кац, - уймись, они просто тянут время. Все это специально, чтобы позлить тебя.
– Но как
– Ира зыркнула в мою сторону и по насупленным бровям стало понятно, лучше молчать.
– Григорий Игоревич, - нарочито любезно начала Ира, - во-первых ваши сметы еще нужно доказать, и хоть я не сомневаюсь, что вы прекрасно подготовились, так как ваша репутация бежит впереди вас, но будем реалистами. Ни один суд не выселит из квартиры несовершеннолетних детей и их мать.
– Даа, - протянул мерзавец и посмотрел прямо на меня. Снисходительно посмотрел, отчего на душе стало еще более гадко. – В этом и проблема, Ирина Марковна. Дело в том, что мой подзащитный считает, что для здоровья и безопасности детей, им лучше жить с отцом…
В фильмах, чтобы передать остроту момента, показывают как люди, предметы, действия вокруг героя ускоряются, в то время как он сам остается недвижим. Звуки наваливаются со всех сторон, день сменяет ночь, камера меняет ракурс, а герой стоит на месте и смотрит в пустоту. Это такой художественный прием, но в жизни все происходит иначе. Узнала на собственном опыте.
Ничего не рухнуло. Не оборвалось. Я отчетливо слышала слова Мезенцева, и даже сохранила за собой способность думать.
– Зачем тебе это? – только и спросила глядя Олегу в лицо. Глаза у него были серыми, как февральский снег, смешанный с грязью. Паскудный цвет, плохой.
Не знаю, что именно я имела ввиду. Зачем он изменял, зачем хотел вернуться, зачем ему дети? Он и в браке не уделял им внимания, а после расставания почти прекратил появляться в доме, полностью приняв роль веселого папы выходного дня. Папа-праздник. Папа-маскарад. Папа, так искусно скрывающий за улыбчивой маской настоящую суть чудовища. Вот кем сейчас был Олег. Монстром.
– Григорий Игоревич, чтобы передать опеку над несовершеннолетними детьми, нужны серьезные доказательства, что гражданка Птаха не состоятельна в роли матери – с нажимом спросил судья.
Мезенцев театрально дернул рукой и сказал, кривя губы:
– К сожалению… к сожалению, есть такие доказательства.
Ира впилась пальцами мне в локоть и только тогда я поняла, что вскочила со стула, чтобы кинуться и расцарапать лицо Олежику и его подпевале.
– Гражданка Птаха, нарушаете протокол, - под тяжелым взглядом судьи, я села обратно. Вероятно, есть какой-то протокол поведения, который нельзя нарушать. А я нарушила.
Кац придвинулась ко мне и прошипела, не разжимая рта:
– Молчи. Ради бога, просто молчи.
Боясь ослушаться и навлечь на себя еще большие неприятности я до боли в челюсти сжала зубы и уставилась прямо перед собой. Туда, где сидел мой муж.
Мезенцев говорил быстро, неразборчиво, некоторые слова тонули в потоке булькающей речи и только по ответам Иры, я понимала, о чем они говорят.
– Яна чуткий, но немного безответственный родитель
– А что-то посерьезнее слов будет?