Из развода с любовью
Шрифт:
– Яне плохо! Кто-нибудь, вызовите врача, Яне плохо!
И титры. Прямо как в кино.
Первое, что я увидела, склонившееся надо мной лицо Олега.
Он что-то бормотал о враче, но я отмахнулась от мужа, как от назойливой мухи, слегка задев пальцами небритую щеку. Собственное тело казалось неповоротливым и громоздким, а руки не слушались вовсе. В голове еще звучал утихающий гул голосов.
Зато я снова была в сознании.
Нашатырь отрезвляет лучше удара кувалдой по голове. Хотя чувствовала я себя так, будто Ира воспользовалась вторым средством.
Скорая помощь мне была не нужна. От поездки в больницу я тоже отказалась, не смотря на просьбы Олега. Он поддерживал меня за локоть, пока они с Ирой обсуждали, что делать дальше.
Самое главное для меня было перенести и согласовать новую дату для слушания, но вместо этого я слушала кудахтанья Олега и попытки отвезти меня в больницу. Позер!
Я повернулась в его сторону, чтобы сказать, в какое место тот может засунуть свою заботу, но вместо привычной безжизненной маски увидела ужас в глазах.
– Ян, может… - Он не успел договорить, так как Ира вывела меня из зала суда.
В длинном и узком как кишка коридоре было трудно заблудиться. Но я могла. Чувствуя невыносимую слабость в ногах, я едва шла вперед, держась за твердый локоть Кац. Она что-то говорила про необходимость быть сильной, про недостающие документы, про депозит в банке, про стратегию….слов было не разобрать. Только бессвязные фразы.
Оказавшись на улице, я поняла, что забыла застегнуть шубу; февральский мороз больно кусал оголенную кожу.
– Яна, подожди, - выкрикнул Олег, когда мы спустились к припарковавшемуся такси. Он так торопился, что даже не надел пальто.
– Молчи, - прошипела Ира, - игнорируй его, умоляю. Сейчас твой благоверный сделает все, чтобы спровоцировать, но ты не поддавайся и просто молчи.
Она поспешно запихнула меня в такси и уже там, из-за тонированного стекла я видела приближающуюся к нам фигуру мужа. Голубая рубашка топорщилась на груди, образуя складки в подмышках и животе. Ткань висела на муже как на вешалке, добавляя его образу еще более болезненный вид. Олег что-то объяснял Ире, когда длинная челка упала ему на глаза, и он привычным жестом откинул голову назад. Их рты смешно раскрывались, будто они поочередно зевали, но слов было не разобрать. Наконец муж замолчал и повернулся спиной ко мне. Даже сейчас, после всего сделанного, я признавала, что он был по-прежнему красивым, статным, забавным. И до тошноты отвратительным.
Когда водитель понял, что я поеду одна, и та ругающаяся парочка не имеет к нам никакого отношения, то, наконец, завел мотор. В феврале все города одинаковы. Одинаково унылы и некрасивы. Вереница лысых деревьев замелькала по правую сторону от меня, сплетаясь в невнятное серое месиво.
Мы проехали половину пути, когда я вдруг поменяла в приложении конечную цель. Мне не нужно было домой. Не сейчас.
Телефон таксиста пикнул, отображая новые координаты. Водитель в легком недоумении вскинул брови и взглянул на меня через
– Могли бы просто попросить…
Нет, не могла, потому что теперь я, наконец, последовала совету Иры и молчала.
Машина затормозила прямо перед воротами Мельницы. Кажется, водитель пожелал мне хорошего дня, но я совершенно его не слушала. Выскочила на дорогу, с силой хлопнув дверь за собой, параллельно отметив, что черная инфинити припаркована на привычном месте. А значит Игнатов в офисе.
Я перевела дыхание и шагнула вперед. Из курилки доносились женские голоса, весело щебечущие о своём. Кажется, меня кто-то окрикнул по имени. Брикс, несомненно, это была она, кинулась было следом, но затормозила на выложенной булыжником дорожке, когда поняла, что я не остановлюсь.
В холле меня встретил неизменный дядя Гриша, в теперь уже неизменной толстовке, что я когда-то выменяла на старый пиджак из ГДР. Он по-прежнему смотрел сериалы на рабочем месте и все так же с подозрением относился к каждому сотруднику Мельницы.
Кажется, он поздоровался и снова завел свою песню о пропавших ложечках.
Кажется…мне все это просто кажется…
Каблуки туфель цокали по плитке, эхо моих шагов разлеталось по коридору, отчего казалось, что здесь марширует целая рота солдат. Но это была всего лишь я – испуганная, потерявшая себя женщина, которая решилась на немыслимое.
– Яна, у Виталия Геннадьевича конференция, подожди, пожалуйста, в холле, - из-за стойки наперерез мне выскочила секретарь Ира. Но я оттолкнула ее в сторону, когда та решила перегородить мне проход в кабинет.
Игнатов сидел в своём кресле спиной ко мне и о чём-то говорил по телефону. Он вздрогнул и обернулся назад, услышав поворачивающийся в замке ключ. Нам не нужны свидетели.
Тень беспокойства мелькнула на его холеном, выточенном из камня лице.
– Я перезвоню, - сухо произнес он и нажал отбой. – Яна, что-то случилось? У нас было назначено?
Он проследил за моими руками и замолчал. Пуговицы шубы одна за другой щелкали под пальцами, пока леопардовый мех не упал на пол. Я на ходу развязала пояс платья кимоно, хотелось скинуть с себя одежду, будто та была пропитана ядом и медленно убивала меня. Ткань заструилась по ногам, последовав вслед за шубой. Но я этого уже не замечала.
Заведя руку за спину, я пыталась расстегнуть замок бюстгальтера. Непослушные пальцы цеплялись за тесьму, но не могли нащупать крепление. Чертово белье, можно же было его не надевать…
Я выругалась и испуганно перевела взгляд на Виталика. Никогда до этого я не позволяла себе так выражаться при нем, и вероятно сейчас он разочарован. Но нет… Игнатов оказался ближе, чем я думала. Он незаметно подошел вплотную ко мне и, коснувшись рукой подбородка, поднял мое лицо вверх. Наши глаза схлестнулись, и я увидела застывшие в его взгляде вопросы. Там было что угодно – удивление, сочувствие, желание – но только не разочарование.
Он не понимал, что происходит, и как нужно реагировать. А я не могла ему объяснить.