Из сборника "Рассказы о путешествиях"
Шрифт:
Должно быть, этому они как бывшая голландская колония научились от англичан, изобретателей лозунга "Правь, Британия", нюхательной соли и горячего пива.
Красные фонари Амстердама
Подобно многим нашим землякам, мы имеем искреннюю симпатию к голландцам, которые до сих пор сохранили свою порядочность и человеколюбие, качества, которые не в чести в остальной Европе. Кроме того, мы постоянно слышим, как превозносят голландские сокровищницы искусств и архитектурное изящество голландских городов. Амстердам, как нам говорили, немногим уступил бы самой Венеции: его импозантные
Само собой, мы эту глупую туристскую болтовню не слушаем и на веру не принимаем. Ну, правда, я немного прислушивался. Собственно, сам предмет меня нисколько не интересовал. Просто я серьезный, опытный, тертый жизнью человек, привыкший все испытывать на себе. И вообще, я приехал в город, известный своими музеями, не потому, что там есть такое место, а чтобы потом, быть может… впрочем, я об этом и не думаю.
— Значит, ты об этом не думаешь, — кивнула самая лучшая из всех жен. — Ну, как хочешь. Что касается меня, то я не откажусь посмотреть на девушек, сидящих в окнах.
Я поинтересовался, где же ее женское достоинство, но получил уклончивый ответ:
— Есть один фильм с Мариной Влади, где действие происходит в этом самом квартале Амстердама. Должна же я на него посмотреть.
Я уже достаточно давно женат, чтобы понять, когда возражать бессмысленно. И поскольку, к тому же, я и сам в глубине сердца не мог подавить некоторое любопытство, то предпочел уступить. А поскольку мы уже садились в такси, дело было решенное: едем туда. Туда? Но куда? Как туда добраться? Этот всем известный квартал не был нанесен на городской план, и дорога туда не описана ни в одном путеводителе.
— Ты должен об этом кого-нибудь расспросить, — заявила самая лучшая из всех жен.
— Ну, уж нет, спрашивай сама!
— Если мне не изменяет память, из нас двоих дама все-таки я!
И эта оживленная дискуссия продолжалась достаточно долго. Я пытался объяснить своей супруге, что постольку, поскольку именно она дама, то, как таковая, в отличие от меня, не вызвала бы наведением этаких справок никакого подозрения. Ну, ведь не мне же следует стоять посреди улицы в поисках приличного прохожего — я представил себе эту до смешного красочную картинку — и прямо там же, на месте, спрашивать его, где бы в Амстердаме можно было… в общем, найти в Амстердаме оконных сиделиц. Такой экзамен мне не по плечу.
Я оказался трусом и должен бы стыдиться, резюмировала моя супруга и обратилась к водителю:
— Скажите-ка… что тут, в Амстердаме, есть особенно интересного? Я имею в виду: особенно?
— В Королевском музее вчера открылась выставка современного искусства, — ответил хорошо осведомленный шофер. — И еще международный музыкальный фестиваль — это совершенно необыкновенное событие.
— Да-да, знаю. Но я имею в виду не это. Мы с мужем хотели бы посмотреть что-нибудь действительно захватывающее.
— А, понимаю. Тогда идите к полуночи в порт, там будут разгружать баржи с овощами. Такое не часто увидишь…
— Спасибо за информацию. Большое спасибо.
Я сидел на заднем сидении, заливаясь краской стыда. Однако, начала пробуждаться и моя прирожденная мужская гордость. Я же, в конце концов,
— Послушайте, приятель, где тут у вас… Ну, вы уже знаете… тот, что с окнами…
Дружественная, понимающая улыбка освещает лицо портье:
— А, вы уже знаете… Да, королева только что отбыла в свою летнюю резиденцию. Так что вы как раз сможете посетить королевский дворец. А найдете вы его без труда. Вам любой покажет туда дорогу.
— Спасибо большое.
Это уже становилось глупым. Мысль, что, быть может, всего в паре остановок, может быть, даже за ближайшим углом, находится место, где собираются женщины легкого поведения и торчат изо всех окон, а мы об этом даже не догадываемся — эта мысль может довести до сумасшествия любого чувствительного человека. Счастье еще, что этот вечер все равно был занят, поскольку нас пригласили в голландский Пен-клуб.
— Мы улетаем завтра в восемь, — прошипела самая лучшая из всех жен. — Так что сегодня ночью нам необходимо найти адрес!
Сегодня ночью. Тогда остается наводить справки только в Пен-клубе. Но как я смогу там перевести разговор на подобную тему?..
Когда смолкли приветственные аплодисменты, я влил в себя стаканчик обжигающей индонезийской рисовой водки и повернулся к одному из представителей местного высшего света:
— Спиноза, к которому вы, как его соотечественник, несомненно, имеете особое отношение, — так вот, Спиноза выдвигал утверждение, что философию, собственно, воспринимают только как ипокритический катарсис [27] гуманизма. На самом же деле, философ изобличает конвенциональную ложь общества, в тени и под защитой коей человеческая ипокризия строит свой дворец, который в действительности есть не что иное, как — извините за выражение — бордель!
27
ипокритический катарсис: Ипокризия — ханжество, лицемерие; катарсис — душевная разрядка
— Да-да, — подтвердил мой собеседник, ведущий теоретик и знаток здешних мест. — Острословие и аналитический ум Спинозы непревзойденны.
Вот дурак! Ведь имей он хоть чуточку ума и находчивости, его ответ должен был звучать примерно так: "Да-да. Спиноза. Кстати, бордель — он прямо тут, рядом, посреди Амстердама, — целый квартал, где женщины на любую цену сидят прямо в окнах. Не хотели бы посмотреть?". Вот таким должен быть ответ.
А взамен этот кретин рассказывает мне что-то о философском анализе какого-то крещеного еврея… Я опрокинул еще порцию крепкого бренди, закрыл глаза и начал с иного конца:
— Спиноза, Спиноза… Вот что меня действительно захватывает в вашей стране, так это ее здоровый, прямой, без всяких комплексов образ жизни. Если меня правильно проинформировали, где-то тут, посреди Амстердама, есть один квартал, о котором все знают, и где официально разрешена проституция.
Моя супруга подкралась поближе и одобрительно кивнула мне.
— А! — засмеялся знающий теоретик. — Очевидно, вы имеете в виду… хе-хе-хе… вы имеете в виду тот квартал, где дамы сидят в окнах!
— Простите, как? В окнах?!