Из Тьмы, Арка 5
Шрифт:
— Единственно — не советую привлекать обладателей тейгу, не достигших хотя бы ранга Воина и не обладающих устойчивой психикой, — добавила я после некоторой внутренней борьбы с тёмной стороной своей личности, требующей избавиться от кошкоухой хотя бы таким способом, для надёжности поделившись относительно безвредными для Акаме и Булата, но убийственными для оборотня деталями. Вроде «превращаясь в зверя, нужно принять его и стать им».
— Что до остального, то я вообще-то майор разведки, ещё и вхожая во Дворец! — произношу деланно недовольным тоном. — Мне положено много знать, — важно помахав десертной ложкой, замечаю прилипший к ней кусочек крема.
Хм, непорядок.
— На некоторых жертвах
— Я всегда верила, что ты талантливее меня, — покачала головой Акаме.
— …Но не в то, что я сумею стать той, кто не только исполняет, но и отдаёт приказы, — девушка смущённо потупилась, молчаливо признавая своё поражение. — И тем более — хоть как-то влиять на указы, приходящие из Дворца и Парламента…
Видя, что мои слова неожиданно задели Акаме, которая вместо того, чтобы вернуться к разговору, начала погружаться в самоедство, я решила пока перестать развивать тему. Вместо этого, не успев договорить последнее предложение, вооружившись ножом и лопаткой, подкладываю сестре большой кусочек вкусного торта и подливаю в опустевшую чашку нового чая.
— Попробуй этот тортик. Мне кажется, ты его ещё не ела. А я хочу угостить любимую сестру всеми своими вкусняшками.
«…Чтобы она пресытилась нежной сестринской любовью и утратила интерес ко всяким там драным кошкам!» — добавляю мысленно.
— Спасибо, — тихо сказала девушка и принялась есть.
Тоже следую её примеру. Всё же торт и впрямь хорош, а за время разговора ранее поглощённая пища уже успела улечься в животе, освобождая пространство для новой.
— Может быть, вы слышали об изменениях военных пенсий? — через некоторое время, когда вкусная еда оказала своё благотворное влияние на мою внешне холодную и сдержанную, но довольно импульсивную и ранимую внутри возлюбленную сестру, продолжила я ранее прерванную тему. — Тех, что касаются калек и отставников из армейских нижних чинов, унтеров и частично младших офицеров? Они не только повысились до старых значений, что были до реформ этого жадного идиота Кокэя, но даже ещё чуть-чуть выросли. Теперь на них можно хоть как-то жить. Это я подбила Будо выступить с таким предложением, а потом обеспечила и поддержку со стороны Императора! — заявляю с преувеличено гордым видом. — Правда, за то, что полезла не в своё дело, меня теперь отсылают. И появляться во Дворце пока что запретили. Но сколько-то тысяч людей от нищенского прозябания и поганой голодной смерти это спасло.
Ненадолго прерываю свой монолог, чтобы съесть ещё немного тортика.
— Как видишь, действуя изнутри системы, тоже можно сделать нечто хорошее. Даже такое хитрое и кровожадное чудище, как я, — по лицу скользнула привычная кривая усмешка, — и то смогло помочь слабым. Революция, кстати, сделала бы им только хуже. Сначала РА придётся самой стать властью, а потом найдётся много иных целей. Более важных, чем ненужные новому
«Скорее, изувеченных ветеранов добьют, — добавляю уже мысленно. — Не зря же «добрые» южане, которые составляют значительную часть боевой силы Революционной Армии, обеспечили Империю львиной долей безруких инвалидов? Сразу видно, кто с ними воевал и попал в плен».
— Ты не чудовище, — опустив голову, тихонько сказала Акаме. — Прости меня ещё раз, сестра.
Учитывая это её «прости», без всякой эмпатии несложно догадаться, что старшая родственница хотя бы частично, но верила тому, чем поливали Отряд и меня. Чего уж, даже этого не нужно — достаточно вспомнить тот недавний момент, когда она уже приготовилась отражать атаку «подлых имперцев, устроивших засаду». Да и ранее сунутая мне под нос «Независимая газета» — вполне себе показатель.
Обидно.
Но Акаме можно понять. Предать прошлые идеалы и сражаться против тех, кого раньше любил и с кем дружил, гораздо легче, когда видишь в них множество реальных и выдуманных недостатков. Это помогает расчеловечить вчерашних товарищей и убивать не их, а абстрактных «слепцов», «глупцов», «верных исполнителей приказов прогнившей верхушки» и так далее.
За одну встречу, даже самую плодотворную, этого не изменить.
Можно показать свою обиду и заставить Акаме жалеть о неосторожных словах и поступках, можно вынудить её извиняться. Она готова на это, я вижу. Но нужно ли? Обида — это вообще довольно-таки глупое чувство, рождающееся от несовпадения желаемого/ожидаемого и действительного. Я не творец этого мира и даже не божество, чтобы мои хотелки влияли на реальность. И не изнеженная домашняя девочка, раздувающая слезливую трагедию из любой мелочи, расходящейся с построенными в её головке карамельными фантазиями. Наши близкие и любимые не таковы, как нам хочется, а такие, какими являются на самом деле. Об этом надо не рыдать, а принять как факт, с которым можно и нужно работать.
Да, истина состоит в том, что моя сестра выросла идеалисткой, готовой убивать и умирать за свои убеждения. И это не преувеличение: Акаме действительно способна положить ради сколь безупречно прекрасной, столь и недостижимо далёкой идеи (чужой) — и собственную жизнь, и жизни близких. И какое бы недовольство это у меня не вызывало, вряд ли данный факт получится быстро исправить.
Всё-таки ей всю жизнь промывали мозги — сначала в Семёрке, а потом в Ночном Рейде, — внушая, будто ради Империи/народного блага достаточно убивать «плохих». А кто именно плох, ей, конечно, покажут умные командиры. В отличие от офицеров Отряда Убийц во главе с ублюдочным генералом Биллом, а потом и его последышем Маркусом, кои быстро выбили у своих подопечных все иллюзии (даже гипноиндукторы не всегда могли это исправить!), с Семёркой работали мягче и тоньше.
Поэтому доверчивая старшая сестра действительно верила сначала в сказки своего «отца» и других командиров-имперцев, а теперь так же воспринимает истиной эти дурацкие басни начальственных «борцов за свободу». Даже после того, как убедилась, что новые «прекрасно-непогрешимые лидеры» не столь уж и невинны, а их лозунги так же пропитаны ложью, она упорно убеждает себя в том, что это частности, а в целом всё хорошо.
Просто потому, что так проще. Во многой мудрости много печали — и наоборот: чем меньше думаешь, тем веселей жить.