Из тьмы
Шрифт:
— Смотрю, как бы «хвоста» не подцепить.
— Какого хвоста?
— Потом узнаешь.
Уосук догадался, что Платон имеет в виду полицейских сыщиков.
Они обогнули Талое озеро, прошли какими-то переулками и, как и раньше, выбрались к покосившейся юрте. Внутри оказались те же семинаристы. Они были сосредоточенны и суровы.
— Садитесь, — махнул рукой вошедшим Максим. — Друзья, мне кажется, мы должны окончательно решить, примем Иосифа Токурова в кружок или нет. У кого есть вопросы к Токурову?
— У меня, — встал Миша Ксенофонтов. — Скажи, ты хочешь быть
— Хочу.
— Имей в виду, что мы изучаем совсем другую литературу, чем в семинарии. Тебя это не смущает? — нахмурил брови Платон.
— Мне всегда было интересно узнать что-либо сверх программы, — улыбнулся Уосук.
— За такой интерес ты можешь вместе с нами угодить за решетку. Понял?
— Понял.
— Кружок наш секретный. Цель его — вести борьбу против всех и всяческих угнетателей народа: чиновников, помещиков, толстосумов, в том числе купцов. К этому ты готов?
— Готов.
— И ты не дрогнешь? Не струсишь? Не выдашь?
— Нет.
— В таком случае ты должен дать клятву.
«Нет… Они не шутят, — думал Уосук, испытующе глядя на юношей. — А почему Максим так подчеркнул: в том числе и купцов? Намекает на Разбогатеева? Да, видимо, так. Не знают они Николая Алексеевича. Он не такой, с ним бороться не надо. А с другими… готов драться до последнего».
— Согласен ли ты дать клятву?
— Согласен.
— Нет! Не верю! — вдруг воскликнул Ксенофонтов. Нельзя верить таким, как он! Продавшийся сам, может продать и других!
Уосук вздрогнул, словно его огрели плетью.
— Зачем обижаешь товарища? — спокойно сказал Аммосов. — Он тут ни при чем. Его обманул матерый хищник, пронырливый и хитрый купец. Мы уже говорили об этом, Миша! За Иосифа ручается Платон. Он же и примет клятву.
— Как потомок шамана и сам олонхосут [13] , призываю Иосифа, сына Никифора, поклясться старинной якутской клятвой, сидя на конском черепе! — торжественно и страшновато сказал Платон.
13
Олонхосут — исполнитель олонхе (якутского героического эпоса)
Он достал из-под нар заранее приготовленный череп, блеснувший пожелтевшей костью. Положив его на плетеный стул, он усадил Уосука верхом на череп. Стул стоял вплотную к очагу, и Уосук чувствовал затылком дыхание огня. Платон отрезал ножом три пряди волос с висков и темени Уосука и, шепнув какие-то слова, бросил в пламя.
— Ты клянешься не только нам. Ты клянешься священному огню, — сурово сказал он.
Уосук кивнул головой.
— Повторяй за мной, не пропуская ни единого слова.
Платон опустил правую руку на темя Уосука и глухим, но отчетливым голосом начал:
Приношу я клятву— Кончено, — добавил он обычным голосом. — Теперь ты, Иосиф, — член нашего кружка.
Все поздравили Уосука.
— Садись, ребята, — сказал Максим. — Перейдем к нашим занятиям.
«Вот оно, начинается», — подумал Уосук. Церемония клятвы и взволновала, и позабавила его. Зачем клясться? Ему и без того никогда бы в голову не пришло выдать друзей.
Максим снял с вешалки свой пиджак, отпорол подкладку и извлек сложенную во много раз пожелтевшую газету.
— Эта газета — орган большевистской фракции РСДРП. Называется она «Трудовая правда». — Максим разгладил газету ладонью. — Печатается и распространяется нелегально. Мне достался номер, вышедший в июле 1914 года.
— Откуда? — с удивлением спросил Уосук.
— Орел в когтях принес, — улыбнулся Максим.
Уосук прикусил язык. А он-то думал, что парни шутят, пугая его какими-то врагами. Теперь он почувствовал ко всем этим ребятам невольное уважение. Конечно, и во взрослом деле они оставались мальчишками, но дело то было серьезным! «Хорошо, что я с ними», — подумал Уосук.
— А что такое РСДРП? — сорвалось у него с языка.
— Российская социал-демократическая рабочая партия, — растолковал Максим. — Состоит из двух фракций: большевиков и меньшевиков.
— А кто такие… начал было Уосук и осекся, увидев, что кружковцы с осуждением смотрят на него. «Наверное, это самые простые вещи, а я их не знаю, — огорчился Уосук. — Столько книг прочел, а зря… Надо повнимательнее слушать, что они говорят».
Аммосов прочел статью из газеты.
— Как видите, еще в довоенный месяц большевики выступали против войны. И что же мы видим? Война действительно началась и принесла народам неизмеримый вред.
— А богачи рады! — отозвался Ксенофонтов. — Взять хотя бы купца Никифорова, сына Монеттаха. Нажился на военных поставках, завел торговлю с Китаем, Японией!
— Волостные воинские начальники составляют списки молодых парней — русских крестьян, татар. Летом, видимо, на войну отправят, — тихо сказал Исидор.