Из тьмы
Шрифт:
Максим подвинул табуретку:
— Садись, Иосиф! Так ведь тебя зовут?
— Так.
— Мы давно к тебе присматриваемся. Кажется, ты парень неглупый и честный. Учишься хорошо, на товарищей не фискалишь, даже помогаешь, если тебя попросят… А держишься особняком.
— Я не привык в друзья набиваться, сухо ответил Уосук.
— Еще бы: сын миллионера! — воскликнул Ксенофонтов.
Уосук неприязненно покосился на него.
— Постой, Миша, — предостерегающе поднял руку Максим. — Зачем зря человека дразнить? Это правда, Иосиф, что родители продали тебя купцу Разбогатееву?
— Правда.
В
— Это позор! — перекрыл прочие голоса звонкий голос Платона. — В наши дни торгуют людьми, как скотом! А ведь крепостное право отменено еще в 1861 году!
— Родители родителями, а сам-то ты как к этому относишься, Иосиф? Тебя же не грудным младенцем продали!
— Как отношусь? Да, в общем-то, мало думаю об этом.
По юрте прокатился гул возмущения.
— Тихо, парни, тихо! — надрывался Максим. — Пусть объяснит свои слова.
Наконец стало тише.
— А что объяснять? — сказал Уосук. — Николай Алексеевич предложил мне учиться. Я об этом только и мечтал. Но Разбогатеев заявил, что у него нет средств учить чужого ребенка, что он выучит меня, если я соглашусь на усыновление. Что было делать? Я согласился. Николай Алексеевич справедливо считал, что, усыновляя меня, лишает моих родителей поддержки сына. Поэтому он дал за меня отцу компенсацию.
— Послушайте только, как он рассуждает! Да неужели ты, чудак, не понимаешь, что вся эта купля-продажа унижает твое человеческое достоинство? «Компенсацию»!
— Как бы там ни было, родители мои ничего не потеряли: я их помню и люблю, — упрямо твердил свое Уосук. — Сам я тоже оказался в выигрыше — учусь. А единственный человек, который от этого ничего не получил, Николай Алексеевич. Я чувствую, вы его осуждаете, а я уважаю.
— Стой, братцы, не шуми! А в самом деле, какая выгода купцу? Ну-ка, разберемся! — сверкнул глазами Платон.
— Для чего он тебя учит?
— Он готовит меня в коммерческий институт.
— Все ясно! Он намерен эксплуатировать твой мозг.
— Проще простого! Эксплуататор ничего не делает бескорыстно.
— Вот так, Уосук! — заключил Аммосов. — Купцу, как видишь, двойная выгода: во-первых, ты со своими знаниями будешь служить ему, во-вторых, ты не будешь служить трудовому народу, который он обирает.
— То есть как обирает? — возмутился Уосук. Он купец, а не помещик! Коммерция же, если хотите…
— Двигатель прогресса? — насмешливо отозвался Платон. — Это мы уже слышали. Не только от тебя. Ну что ж, разберемся, чем занимается твой «двигатель прогресса». Итак, он покупает чай в Китае и ситец в России — то есть там, где и то и другое дешево, — и везет в Якутию, где продает в десять раз дороже. Разницу он кладет в карман. Вот и вся его роль в прогрессе, — подвел итог Максим.
— А дорожные расходы? — не сдавался Уосук.
— Эх, друг, темный ты, как я вижу. Подумай сам: да зачем купец стал бы вообще заниматься торговлей, если бы постоянно оказывался без барыша? Конечно, какие-то деньги идут и на провоз товара. Но торговец стремится уменьшить и эти расходы: нанимать более дешевый транспорт, поменьше платить возчикам… В общем, как это делается, ты лучше расспроси своего приемного папу. А в коммерческий институт он отправит тебя, чтобы ты научился обирать бедноту с еще большим успехом, чем сам.
Уосук
— Так что же, по-вашему, — тихо сказал он, — я должен был отказаться и тем самым погубить себя?
— Ну, так мы не говорим. Мы, собственно, тебя и не осуждаем. Не ты виноват, а вся обстановка в стране, вынуждающая бедняков продавать богатым и себя, и своих детей.
— Главное, — добавил Платон, — чтобы ты никогда не забывал, чей ты родом. И перестань, ради бога, ошиваться у этих лавок! Если хочешь быть настоящим человеком, стань учителем. Просвещай народ, зови его к лучшей доле!
— Ребята, чайку страсть как хочется! Кончай дискуссию! — заныл Миша.
Все рассмеялись.
— Хорошо. Чайку — и по домам. Расходиться по одному, — сказал Максим. Очевидно, он был старшим в этом кружке. — Приходи к нам, Иосиф, и в другой раз! Правда, собираемся мы не часто… Если хочешь, мы тебя позовем.
Глава десятая
Клятва. «Как я жил раньше? Словно закрыв глаза»
Через неделю Платон снова предложил Уосуку «поговорить о литературе». На этот раз он повел его совсем на другой конец города, но и там оказалась такая же бедная юрта. И снова о литературе не было сказано ни слова. Опять расспрашивали Уосука о нем самом, о его родителях, о купце, о сынках Разбогатеева. Уосук понимал, что ему все еще не доверяют, но не обижался. Он понял с первой встречи, что дело, которым они занимаются, далеко от изящной словесности. Все кружковцы казались ему замечательными. Он удивлялся их уму и осведомленности во многих вопросах, над которыми сам даже не задумывался. Чувствовалось, что они не ограничиваются тем, чему учат их в семинарии, пытаются понять жизнь во всей ее сложности. Уосук, конечно, не мог знать, что Платон Слепцов через каких-нибудь пять лет станет известнейшим якутским поэтом Платоном Ойунским и вместе с Максимом Аммосовым встанет во главе нового государства — Якутской Автономной Республики, что и из других участников кружка вырастут по-настоящему большие люди.
В тот вечер заговорились допоздна. Наутро Уосук долго не мог проснуться. Разбудила его хозяйка.
— Вставай, дружок! — тормошила она, — Негоже спать так поздно. Занятия пропустишь.
Уосук торопливо вскочил.
— Неужто и ты загулял? — с тревогой спросила асессорша.
— Что вы, Мария Ильинична! — улыбнулся Уосук. — У одного товарища сидел. Редкую книгу достали.
— А я уж думала… Твои-то… братья, что ли… Опять в три пополуночи явились. Ох, господи! Нынче вновь уроки пропустят. Написал бы ты, дружок, Николаю Алексеевичу. А то как бы не досталось нам с тобой на орехи.
— Напишу, пожалуй, — сказал Уосук, чтобы успокоить старуху. Познакомившись с кружковцами, он и думать забыл о сыновьях Разбогатеева.
Сам купец время от времени присылал всем троим спокойные, почти равнодушные письма. Уосук сначала отвечал на них подробно, потом это занятие ему надоело. В последнее же время голова его была занята только кружком.
В третий раз Платон вел его кружным путем и все время оглядывался.
— Что это ты головой вертишь? — не выдержал наконец Уосук.