Из тьмы
Шрифт:
Вставая. поднявшись на ноги, министр иностранных дел вышел в приемную, где обнаружил своего секретаря нос к носу с разгневанным Ункерлантером. “Что здесь происходит?” Мягко спросил Хаджадж.
“Этот... джентльмен” - явно не то описание, которое имел в виду Кутуз, - “желает поговорить с вами, ваше превосходительство”.
“Я не желаю. Я требую”, - сказал Ункерлантец. “И я требую, чтобы вы немедленно пришли в министерство Ункерлантера. Немедленно, вы понимаете меня?” Мужчина фыркнул, как бык. Либо он был лучшим актером, чем кто-либо из его соотечественников,
Если он действительно был так зол, Хаджжадж знал, что могло его так разозлить. Министра иностранных дел Зувейзи охватила тревога. Это слишком рано, чтобы они узнали, подумал он. На самом деле, слишком рано. Он изо всех сил старался говорить спокойнее, чем чувствовал: “Человек не предъявляет требований министру другого королевства в своем собственном кабинете, сэр”.
“Это то, что я сказал ему, ваше превосходительство”, - сказал Кутуз. “Это именно то, что я сказал ему, будь я проклят, если это не так”.
“Заткнитесь, вы оба!” - крикнул Ункерлантец. “Ты, старик, можешь пойти со мной прямо сейчас, или у нас может начаться еще одна война прямо сейчас. Это твой выбор, силы внизу съедят тебя”.
“Это возмутительно!” - воскликнул Кутуз.
“Очень плохо”, - сказал Ункерлантец. Он хмуро посмотрел на Хаджаджа. “Ты идешь или нет? Ты говоришь ”нет", ты смотришь, что происходит с этим гадюшником королевства ".
Они знают, мрачно подумал Хаджадж. Они должны знать. Со вздохом он ответил: “Я пойду с вами - в знак протеста. Могу я сначала одеться в соответствии с вашими обычаями?”
“Не трать время. Это неэффективно”, - сказал Ункерлантец. “Заставь двигаться свою тощую старую тушу, вот и все”.
“Очень хорошо. Я к вашим услугам”, - сказал Хаджжадж. Он кивнул Кутузу. “Увидимся позже”. Я надеюсь, что так и будет. Я надеюсь, они позволят мне покинуть министерство. Он взял широкополую шляпу с вешалки для шляп в приемной и надел ее на голову. “Пойдем”.
В это время года даже зувейзин старались выходить из дома как можно реже в середине дня. Солнце палило так близко к зениту, что не имело никакого значения. Толстые стены дворца из сырцового кирпича защищали от наихудшей жары. Снаружи, на улицах, воздух был таким, словно шел из раскаленной печи. Тень Хаджаджа растеклась лужицей у его ног, как будто даже она искала, где бы спрятаться.
Ункерлантец не обращал внимания на жару. Снаружи его ждал экипаж. Кучер - тоже без шляпы и вдобавок лысый мужчина - сидел, истекая потом под этим безжалостным солнцем. Хаджадж надеялся, что он не сломается на полпути к министерству Ункерлантера.
Парень, который ворвался в его офис, заговорил с водителем на их родном языке, затем открыл дверцу экипажа для Хаджаджа - одна из немногих формальных любезностей, которые он когда-либо получал от ункерлантера. Судя по тому, как мужчина захлопнул дверь, сев позади министра иностранных дел Зувейзи, эта любезность далась ему нелегко.
Они добрались до министерства невредимыми. Водитель продолжал сидеть на открытом месте. “Вам действительно следует позволить
“Ты беспокоишься о своем бизнесе”, - сказал ему Ункерлантец. “Мы позаботимся о своем”.
“Зувайза говорил Ункерланту то же самое на протяжении веков”, - сказал Хаджадж. “Почему-то кажется, что ты никогда не слушаешь”.
Парень, сопровождавший его, казалось, не желал слушать. Ункерлантцы, как сказал Хаджжадж, никогда не слушали своих северных соседей. Будучи сильно перевешанным, Зувейзин был вынужден прислушиваться к Ункерлантцам, независимо от того, насколько мало их это заботило. Этот конкретный Ункерлантец отвел Хаджжаджа прямо к министру Ансовальду и произнес два слова на его родном языке: “Он здесь”. Хаджадж далеко не бегло говорил по-ункерлантски, но понимал это без проблем.
Ансовальд впился взглядом в Хаджжаджа. Хаджжадж и раньше встречал пристальные взгляды министра Ункерлантеров и выдержал этот. Когда он немедленно не сдался и не признал вину, Ансовальд крикнул: “Ты вероломный сын шлюхи!” - по-альгарвейски, потому что у Хаджаджа не хватало ункерлантского языка, чтобы вести дипломатию - если таковая существовала - на этом языке.
“Добрый день, ваше превосходительство”, - сказал теперь Хаджжадж. “Как всегда, я тоже рад вас видеть”.
Ирония Ансовальда была напрасной. Как и многие его соотечественники, он, казалось, был невосприимчив к стыду и замешательству. Чтобы служить королю Свеммелю, ему нужно быть таким, подумал Хаджадж. Но хамство ункерлантцев было намного старше правления нынешнего короля Ункерланта.
“Мы собираемся повесить всех этих альгарвейских ублюдков”, - теперь кричал Ансовальд. “И когда мы закончим с этим, мы, скорее всего, повесим и вас тоже. Как далеко может вытянуться твоя тощая шея?”
“Я не понимаю, о чем ты говоришь”, - сказал Хаджжадж.
“Лжец”, - сказал Ансовальд. То, что в устах другого человека было бы неприглядной правдой, в его устах звучало как комплимент. “Ты прячешь Баластро и целую кучу других рыжих в вонючем маленьком городке под названием Харран. Они нам нужны. Мы собираемся забрать их тоже - или ты пожалеешь, как и все остальные в этом королевстве консервных банок ”.
“Даже если бы я признал их присутствие, чего я не делаю, на каком основании они могли бы тебе понадобиться?” Спросил Хаджжадж.
“Заговор с целью нарушения Тортусского договора путем аннексии Ривароли. Заговор с целью ведения войны против Фортвега, Валмиеры, Елгавы, Сибиу, Лагоаса, Куусамо, и Ункерланта. Заговор с целью убийства каунианцев из Фортвега, ” ответил Ансовальд. “Для начала сойдет и это. Мы можем найти еще много чего. Ни о чем не беспокойся. Мы попробуем их, прежде чем вешать, чтобы все выглядело красиво ”.
Хаджадж поморщился. Он не ожидал, что Ансовальд выступит с таким подробным и изобличающим обвинением. Без сомнения, в этих вещах были виновны многие беженцы из Альгарвейи. Тем не менее, он сказал: “Если бы они выиграли войну, они могли бы обвинить вас во многих чудовищных преступлениях, в которых вы обвиняете их сейчас”.