Из зарубежной пушкинианы
Шрифт:
«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет», — сказал я, разглядывая стены гостиной. Я сидел за чайным столом, глядел на хозяйку, и мне казалось, что знаю ее давно. Может быть, видел ее где-нибудь в Москве. У нее запоминающееся яркое лицо южанки. Мы как-то сразу стали обращаться друг к другу по имени.
— Итак, Серена, мой первый вопрос, — начал я разговор. — Как же вам все-таки это удалось?
— Что именно?
— Попасть в архив Клода Дантеса.
— Никуда не надо было попадать. Весь архив — это чемодан с бумагами, лежавший в его квартире высоко на антресолях. Но Клод открыл его не сразу. Я уверяла, что меня интересует только истина. Но Клод и его жена Жаннин должны были мне поверить, так что путь к чемодану был долог. Мы подружились. Это было главное. Но было еще одно очень важное обстоятельство. Клод
Серена показала мне экземпляр книжки с дарственной надписью барона Клода от 26 июня 1990 года и продолжила:
— Писал он и статьи на тему дуэли Пушкина и Жоржа Дантеса. Думаю, что ему хотелось самому поработать над архивом и, может быть, написать книгу о том, как «все было на самом деле…» Но это ему было не под силу, и он это сознавал. Он не знал русского языка и не владел историческим материалом. Хронология писем и событий, транслитерация русских и других имен, да и сам невозможный почерк прадеда, — с этим он не мог справиться. Взять того же Труайя. Даже в расшифровке двух коротких отрывков он сделал ошибки.
А время шло, Клод Дантес был уже немолод и, видимо, сознавал ответственность… Кстати, два года тому назад он попал под автобус и тяжело заболел. Сейчас даже боюсь звонить в Париж, не знаю, жив ли… Наверное, поэтому он, в конце концов, поверил мне и в один из июньских дней 1989 года достал с антресолей чемодан…
— Перехожу ко второму вопросу. Как Вы знаете еще из работ Щеголева, в этой теме есть несколько узловых вопросов. Один из них — авторство анонимного пасквиля, полученного Пушкиным 4 ноября 1836 года по городской почте. Ведь это был фитиль к пороховой бочке. Проясняют ли письма и другие документы из чемодана Клода Дантеса этот вопрос?
— Прямо нет. Но появился ряд новых соображений. В архиве посла Баден-Вюртенберга в Штутгарте я нашла донесение посла, написанное в декабре 1836 года и неизвестное Щеголеву, о том, что многие семьи в Петербурге получали в это время подобные анонимные письма. Об этом же пишет в своих воспоминаниях старый князь Трубецкой, так что в этом отношении ему можно верить. А вот из письма Дантеса от 6 марта 1836 года мы узнаем, что великий князь Александр, наследник престола, знает о его романе и шутит с ним на эту тему. Отсюда, заключает Дантес, следует, что в обществе поговаривали об этом («в свете, должно быть, прохаживались на мой счет»). И это в начале марта 1836 года. Сохранилась традиция, согласно которой автора пасквиля ищут среди врагов Пушкина, таких, как С. С. Уваров, князь Петр Долгорукий, госпожа министерша Нессельроде, графиня Коссаковская и т. д. А почему им не может быть враг Жоржа Дантеса? Им могла быть одна из брошенных им женщин. И таких врагов у него было много. Среди его любовниц — Мария Барятинская, но она не в счет, так как умерла в 1835 году. А вот, например, некая «Супруга», о которой он впервые упоминает в письме Геккерну от 1 сентября 1835 года. В письме к Геккерну от 26 ноября 1835 года он сообщает, что бросает эту женщину («Едва не забыл сказать, что разрываю отношения со своей Супругой и надеюсь, что в следующем письме сообщу тебе об окончании моего романа»). Разрыв с «Супругой» совпадает по времени с увлечением Натальей Николаевной (осень 1835 года). Если «Супруга» была светской дамой, то, конечно, знала об этом романе и могла мстить.
Или вот еще один сюжет… В чемодане Клода Дантеса я нашла любопытный документ. Русская дама, назвавшаяся Марией, писала Дантесу в Сульц из Москвы. К сожалению, сохранилась только машинописная копия письма, оригинал был утерян. На копии стояла дата «10 июня 1845 года», хотя я предполагаю, что это ошибка при перепечатке и подлинной датой был июнь 1844 года. Я не исключаю, что автором письма была сама Наталья Николаевна, вышедшая замуж за Ланского, хотя скорее всего это была другая женщина.
Серена показывает то место в своей книге, где это письмо напечатано в переводе с французского на итальянский. Вот русский перевод этого письма:
«Я уверена, что Вы — человек чести, Жорж, и я не сомневаюсь ни на минуту, что эту жертву Вы принесете для меня. Я вышла замуж и хочу быть хорошей женой. Человек, за которого я вышла замуж, заслуживает счастья. Я умоляю Вас сжечь все
— Прежде чем задать вам третий вопрос, Серена, позвольте мне процитировать то место из письма Дантеса Геккерну от 6 марта 1836 года, где он пишет о себе и Наталье Николаевне:
«Верю, что были мужчины, терявшие из-за нее голову, она для этого достаточно прелестна, но чтобы она их слушала, — нет! Она же никого не любила больше чем меня, а в последнее время было предостаточно случаев, когда она могла бы отдать мне все — и что же, мой дорогой друг — никогда ничего! Никогда в жизни!
Она была много сильней меня, больше двадцати раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность, и была столь прекрасна в эти минуты (а какая женщина не была бы), что, желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному, ведь я уже говорил, что она столь прекрасна, что можно принять ее за ангела, сошедшего с небес. В мире не нашлось бы мужчины, который не уступил бы ей в эти мгновения, такое огромное уважение она внушала. Итак, она осталась чиста; перед целым светом она может не опускать головы. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же…»
Какой образ! Я думаю, дорогая Серена, что так о Наталье Николаевне не писали даже самые горячие ее поклонники из среды советских литературоведов послевоенной поры, той поры, когда ее обожествление стало официальной литературной политикой. А вот Щеголев, Ахматова и Цветаева относились к ней иначе… И, как видите, любя Дантеса, она оставалась верной женой. Где же правда?
— Да, такими отношения оставались до осени. Ее свекровь умерла 29 марта 1836 года, и был месяц траура, потом она родила дочь Наталью и только осенью снова стала выезжать в свет. А вот что было осенью 1836 года, — это особая тема… Вы говорите о том, что Наталья Николаевна оставалась верной Пушкину. Но разве измена — это только физическая близость с другим? А измена сердца — это ли не измена? Где провести границу? В Евангелии сказано о грехе прелюбодеяния в сердце. К мужчинам и женщинам это относится в равной мере. Наталья Николаевна — только женщина. А женщина, как и мужчина, может любить не один раз. Вы хотите знать мое собственное мнение о Наталье Николаевне? Вот оно: она была поджигательница. Пушкина погубила ее игра в поджигание. Я думаю, что если бы она пошла в своих отношениях с Дантесом до конца, Пушкин не погиб бы…
Здесь я прервал собеседницу.
— Ну кто же это знает? Сам Пушкин считал, что смерть предопределена свыше…
— Игра в поджигание обернулась осенью 1836 года взрывом. В письме из казармы, которое я датирую 17 октября 1836 года, Дантес пишет о решительном объяснении с Натальей Николаевной в гостях у В. Ф. Вяземской. После этого разговора Дантес совсем теряет голову. Он просит Геккерна поговорить с Натальей Николаевной на приеме у баварского посланника, нет, не просит, а требует. Требует сказать, что между ними должны быть более интимные отношения. В своем отчаянии, каком-то безумии он пишет…
Серена показывает мне ксерокопию этого письма.
— Вот здесь… Всю эту фразу Дантес зачеркнул, так что читается только «Tu pourrais aussi lui faire peur et lui fair entendre que…» Точно перевести и понять эту фразу невозможно. Дантес просит Геккерна в этом разговоре припугнуть и внушить… Но кого припугнуть, ее или его, т. е. Наталью Николаевну или Пушкина? И как припугнуть, рассказать все мужу? Я показала письмо парижской и миланской криминальной полиции. Была использована вся современная техника, но прочесть не смогли. Одно установлено точно. Дантес написал это и сразу же зачеркнул и размазал чернила кончиком пера. Он уничтожил эту фразу сразу же, а не потом.