Избавь-трава
Шрифт:
Ветров отогнул широкую ветку тихонько, опасаясь привлечь кабанов на себя. И опешил: нет тут «кабаньей» поляны Авдоткина — он вернулся на ту, странную, поляну, где нашел детский скелет. На участкового навалилась безысходность. С одной стороны, он вышел из чащобы, но с другой — он не знает, как отсюда вернуться в Красный Партизан. Поляна была пустынна — лишь камни торчали. Ветров в унынии опустил взгляд себе под ноги.
И тут же до него донесся смех и громкий лай большого пса.
— А? — изумился Ветров.
На поляне, среди травы, кружился мальчишка — Ингин сын. Громко смеясь и вскрикивая,
— Николай! — закричал пацану Ветров и потащился туда, на поляну, несмотря на здоровую псину. — Помогите… — выдавил он, хватая воздух ртом. — Я заблудился!
Мальчишка замер на миг, повернул румяное лицо, а потом — юркнул в кусты, а за ним и Джульбарс ускакал.
— Помогите мне! — изнывал участковый, насилу добравшись к тому месту, где видел пацана. — Помогите! Ингаааа!!!
Издав жуткий вопль, Ветров собрал свои силы и бросился в те же кусты, за которыми Николенька исчез. Внезапно его нога не нашла опоры, и участковый ухнул вниз, больно стукнулся о землю и покатился кубарем, царапаясь о колючие ветки, ударяясь о камни, о землю, о корни.
Резкий удар — и Ветров грохнулся в сырую грязь, ощущая кровь во рту и в носу. Тело пронзала боль — особенно, ноги — неужели, сломал? Боль жгла с каждым вздохом — неужели, и ребра — тоже?
— Помогите… — просипел Ветров, выплевывая кровь. Но сил подняться не было, боль даже шевелиться не давала. Ветров хотел уткнуться носом в землю и сдаться, как вдруг впереди мелькнул знакомый белый силуэт.
Она неспешно приблизилась, и в руках Инги торчало что-то длинное. Ветров стал видеть намного хуже, и не сразу понял, что Инга лопату несет.
— И-инга? — из последних сил прохрипел Ветров, подавшись к ней всем измученным телом.
Инга остановилась, взглянула на него бездушно и поухватистей лопату взяла.
— Я хотела красивой жизни, — злой змеей прошипела она, кивая Ветрову лопатой. — Хотела Анисимова привязать ребенком, но потом узнала, что этот козел бесплоден! А ребенок уже был — я переспала с охранником, чтобы у меня был этот ребенок! И Анисимов поверил, что он — от него! Знаешь, господь меня наказал… Нет, ты не знаешь, что такое саркома Капоши у пятимесячного сына! Когда совсем нет надежды! — Инга с шипения сорвалась на истерический визг, безумно колотила воздух лопатой. — А потом Анисимов узнал, что он ему не отец! И тогда я вынуждена была забрать сына и бежать! Бежать, куда глаза глядят, безо всего! Аггеич нас приютил, и рассказал, что тут святые места!
Ветров не успел и рта разинуть, как Инга метнулась к нему и навернула лопатой в висок.
Молнией сверкнула боль, и тело Ветрова будто исчезло. Перед глазами поплыла зловещая рябь, померкли все краски. Ветрову казалось, что его поднимают на руки и куда-то несут — неспешно, мерно ступая. Темные, будто горелые, деревья выступали из зябкого тумана, проплывали мимо и исчезали…
Некто резко остановился и грубо швырнул на мягкую, мокрую и грязную землю, противный
— Ты — последний, Ветров! — прорычала Инга жутким голосом, как в плохих компьютерных играх — и все стихло. Вместе с болью в голове Ветрова пульсировала давящая тишина.
Ветров не знает, сколько лежал — стемнело уже вокруг, да холодный, мокрый туман все окутал, а может, это в глазах его встала смертельная пелена. Он не мог шевелиться, не чувствовал тела, и даже крикнуть не мог. Рот не открывался, и не было голоса. Ветров лишь тихо ныл и мычал, ощущая на щеках живые горячие слезы. Тишина звенела и сводила с ума, и в этой тишине зародился пугающий звук. Сиплый скрежет ветвей и грузный топот кого-то тяжелого раздался откуда-то из лесной глубины. Сдвинулся туман, будто серый занавес открылся, и сквозь него постепенно проступали кривые темные контуры. Нечто выступало прямо к Ветрову — переставляло толстенные ноги, похожие на древесные стволы, скрипело, шелестело, шуршало. Участковый сдался — обреченно глядел, как приближается к нему перепутанный, неряшливый ком ветвей, из которого палки да листья торчат. Все сильнее веяло гнилью — такой, как бывает в старых, замшелых избах, все громче становилось пыхтение.
Подойдя почти вплотную, чудо лесное наклонило башку, обдало смрадным болотным дыханием. Голый звериный череп у него вместо башки, и над ним вздымаются, ширятся разлапистые рога — не то лосиные, не то просто ветви такие — широкие, толстые. Красные точки в черных глазницах вспыхнули адским огнем, распахнуло чудо зубастую пасть, где, вместо языка, загорелся такой же огонь.
Чувствовал Ветров приближение смерти, но не волновала она его — умрет и умрет, ничего не держит его на земле.
Внезапно на фоне адского света мелькнула приземистая фигура в очертаниях шляпы, встала между Ветровым и лесным существом. Сверкнул желтым котячий глаз, да мелькнула метла — Аггеич! Вот, кого Ветров точно не ожидал.
— Чур-чура! Чур-чура! — сердито пропыхтел Аггеич и бухнул чудище метелкой в лоб. — В лес иди, в лесу скрипи! Обознался — не та душа!
Чудо с треском захлопнуло пасть, погас его огонь. Тихо рыкнуло оно, отступило в туман и будто уплыло в никуда, рассеялось между черных стволов.
Сверкнув разок котячьим глазом, Аггеич громко фыркнул, погрозил метлой чуду вслед и принялся деловито мести вокруг Ветрова, сшибая мухоморы. Он все бормотал, бормотал, а потом — присел возле горемыки-участкового, поднял его битую голову холодными и жесткими пальцами.
— Чу-чу-чу, залечу, от хвори избавлю, — зашептал химородник, обтирая ладонью лоб, нос, губы Ветрова.
Ветров осознавал, что странный дед его спас. Ему бы благодарить Аггеича, но язык во рту был каменным. Инга его, конечно, сурово приложила, но не смертельно: участковый полностью обрел сознание, и пошевелиться смог. Странно, но ничего не болит: даже ноги как будто невредимы.
Аггеич все бормотал, ворчал, шипел, мерно раскачиваясь вместе с Ветровым из стороны в сторону, а потом из его шипения вырвалось протяжное: «Спииии», — и участкового тут же сморило.