Избавитель. Том 2
Шрифт:
— У вас нет музыкантов? — поразился Рожер.
— Есть, — ответил Джардир, — но в Красии они возносят хвалу Эвераму, а не завораживают демонов на поле боя. И многие северяне обладают подобной силой?
— Да уж немногие, — отрывисто хохотнул Рожер.
Он залпом выпил чай. Лучше бы чего-нибудь покрепче!
— Я даже научить других не могу. Сам толком не знаю, как это делаю.
— Возможно, с тобой говорит Эверам, — предположил Джардир. — Возможно, Он благословил твой род этой силой. Твои сыновья подают надежды?
Рожер снова рассмеялся:
— Сыновья?
Красийцы выглядели потрясенными.
— У столь могущественного мужчины должно быть много жен и сыновей, — заметил Джардир.
Рожер прыснул и поднял чашку:
— В точку. У меня должно быть много жен.
— Да ты с одной не справишься! — хмыкнула Лиша.
Жители Лощины и красийцы засмеялись над Рожером. Шутки над ним были не редкостью в Лощине, и он молча сносил насмешки, но тут покраснел. Он посмотрел на Джардира и обнаружил, что предводитель красийцев не смеется.
— Можно задать тебе личный вопрос, сын Джессума?
При имени отца Рожер коснулся медальона, но кивнул.
— Как ты заработал это увечье? — Джардир указал на искалеченную руку. На той не хватало двух пальцев и части ладони. — Оно выглядит слишком старым, чтобы ты мог получить его в бою с алагай, и почти не мешает, как будто ты свыкся с ним давным-давно.
Кровь застыла в жилах Рожера. Он покосился на толстого купца в ярких шелках. Товарищи потешаются над ним, потому что он калека. Не считают ли и красийцы его неполноценным человеком, раз у него полруки?
Все замолчали в ожидании ответа Рожера. К их разговору и так прислушивались, но теперь все уставились на них открыто.
Рожер нахмурился. «Сильно ли жители Лощины отличаются от красийцев?» — подумал он. Никто, даже Лиша, не обмолвился и словом о его искалеченной руке, притворяясь, будто с ней все в порядке, но все украдкой поглядывали на культю, когда думали, что он не видит.
«Этот хотя бы не скрывает любопытства, — подумал Рожер, снова посмотрев на Джардира. — И мне плевать, что он обо мне думает».
— Когда мне было три года, демоны нашли брешь в наших метках. Отец бросился на них с кочергой, чтобы мы с матерью успели убежать. Огненный демон прыгнул ей на спину, прокусил мою руку и впился ей в плечо.
— Как же ты выжил? — спросил Джардир. — Тебя спас отец?
Рожер покачал головой:
— Отец к тому времени уже погиб. Мать убила огненного демона и спрятала меня в укрытии.
Жители Лощины заахали. Даже Джардир был потрясен.
— Твоя мать убила огненного демона? — переспросил он.
Рожер кивнул:
— Оторвала его от меня и утопила в корыте с водой. Вода вскипела и обварила ей руки, но мать держала подземника, пока он не перестал дергаться.
— Рожер, какой ужас! — простонала Лиша. — Ты ничего не рассказывал!
Рожер пожал плечами:
— Ты не спрашивала. Никто не спрашивал меня о руке. Все отводили от нее глаза, даже ты.
— Я думала, ты сам избегаешь расспросов. Не хотела заострять внимание на твоем…
— Уродстве? — подсказал Рожер.
Джардир вскочил с места, лицо его пылало от злости. Все за столом напряглись, готовясь бежать или сражаться.
— Этот шрам оставил алагай! — крикнул он, схватив руку Рожера и подняв вверх. — К Най всех, кто посмотрит на тебя с жалостью; это знак почета! Шрамы — это наш вызов алагай! И самой Най! Они говорят ей, что мы заглянули в ее бездну и плюнули в нее!
Джардир указал на самого могучего из своих воинов.
— Хасик!
Воин встал и распахнул одеяние с пластинками брони, обнажив полукруглый след зубов на полгруди.
— Глиняный демон, — пояснил он с сильным акцентом. — Большой.
Хасик раскинул руки.
Джардир повернулся к Гареду и с вызовом сощурился.
— Неплохо, — хмыкнул Гаред. — Но у меня, пожалуй, побольше будет.
Он расстегнул рубаху на мускулистой груди, повернулся и показал рваный шрам от когтей от правого плеча до левого бедра.
— Лесной демон зацепил, — сказал он. — Кого помельче разорвал бы пополам.
Рожер в изумлении глядел, как по комнате прокатилась волна откровений. Люди с обеих сторон стола вставали, показывали шрамы, выкрикивали свои истории, спорили, у кого шрамы больше. За последний год в Лощине мало кто не заработал хотя бы один.
Но люди явно ни о чем не жалели. Они с хохотом вспоминали, как очутились на волосок от гибели, порой показывали действие в лицах, и даже красийцы весело хлопали себя по коленям. Рожер взглянул на Уонду, лицо которой было изуродовано шрамами, и чуть не впервые увидел, как она улыбается.
Когда какофония достигла пика, Джардир вскочил на скамью, словно мастер-жонглер.
— Пусть алагай видят наши рубцы и в ужасе бегут! — воскликнул он, срывая одежду.
Под его оливковой кожей бугрились мышцы, но не они заставили всех ахнуть от изумления, а его шрамы. Сотни или даже тысячи шрамов, врезанных в кожу подобно татуировкам Меченого.
— Ночь! Возможно, он и правда Избавитель, — пробормотал Рожер.
Глава 25. Любой ценой. 333 П. В., весна
— Хромай быстрее, — усмехнулся Хасик, — или мы бросим тебя в темноте.
Аббан морщился от боли, пот ручейками стекал по его одутловатому лицу. Ахман с Ашаном ушли вперед, и бедный Аббан плелся между Хасиком и Шанджатом, которые мучили его с детства, и чем дальше, тем хуже.
Всего неделю назад Хасик изнасиловал одну из дочерей Аббана, когда принес послание в их шатер. Незадолго до того такая же участь постигла одну из жен Аббана. Джурим и Шанджат взяли под свою опеку сыновей Аббана в Каджи’шарадж и внушили най’шарумам такое отвращение к отцу, что сердце хаффита разрывалось от боли. Все Копья Избавителя глумились над Аббаном и поколачивали его, когда Шар’Дама Ка не было рядом. Воины знали Ахмана с давних пор и возмущались, что он прислушивается к хаффиту, а не к ним. Аббан знал, что если Ахман отвернется от него, то долго он не проживет.