Избранница Тьмы. Книга 3
Шрифт:
Выходит, он был не прав, обвиняя Истану в предательстве и измене… От этой мысли внутри потемнело и скрутило спазмом боли. Истана не виновата перед ним. Не виновата, а он… Маар уже не понимал, были ли это его ощущения или той, которая осталась далеко от него сейчас. Жжение, боль, смятение, страх… Страх за её жизнь.
Маар сжал зубы. Убийство не вызвало в Мааре никаких эмоций. Он пуст внутри. В глазах Истаны то, что произошло здесь, в тронном зале, выглядело бы чудовищно, но для Маара это всего лишь плата по заслугам. Маар никогда не убивал ради удовольствия и на показ, для запугивания окружающих. Он убивал только по необходимости. Он сам не страшился смерти и не избегал её, порой он даже искал её.
Ремарт
Маар разрушил построенный панцирь, и в него потоком хлынули чувства. Он чувствовал её, она жива, но ей… больно. Так, что внутренности Маара скрутило узлами. Его ослепило. И осознание, как удар плетью – тогда, в трактире, она пыталась достучаться до него.
Тишина заперла Маара будто в темницу. Ни звука.
– Кто-нибудь хочет сказать ещё что-то? – бесцветно спросил Маар, окинув безликим взглядом советников.
Тишина.
– Пошли прочь отсюда.
Дождавшись, когда советники и часть лойонов выйдут, Шед, оборачиваясь на дверь, прошёл к Маару, стук шпор отдавался звоном в высоких сводах. Страж остановился, опираясь рукой о спинку трона, наклонился:
– Зачем? Она же… – сжал зубы.
– Это не Истана.
– Что?
– Это чары.
– Погоди, но она же ассару?!
– Мне нужно вернуться обратно в Инотиарт, – поднял Маар взгляд на Шеда. – С ней… там что-то произошло… чувствую… чувствую её боль.
Единственная жизнь, которую он хочет сохранить и не отпускать больше никогда от себя. Маар вытащил из кожаных складок куртки драгоценность. Розовый сапфир, так напоминающий Истану своей красотой, глубиной, многогранностью. Будто он висел у неё на шее и хранил тепло её тела. Маару хотелось думать так. Он огладил грани и закрыл глаза, сдерживая дрожь нетерпения от желания увидеть ассару сей же миг.
Глава 19
Назойливый скрип раздавался где-то под потолком. Я вздрогнула и поёжилась от клокотавшего внутри меня холода. Озябшими пальцами ощупала голые доски, на которых я лежала – никакой постели, никаких шкур, а окутывающая сырость и запах плесени, что забирались, казалось, под самую кожу, вынудили очнуться окончательно. Где я, и что со мной случилось? Воспоминания хлынули на меня каменным оползнем.
Дёрнулась и тут же скривилась, тело свило судорогой и тошнотой, виски заломило. Я осторожно повернулась набок, подняла раскалывающуюся голову от досок, чтобы осмотреться, но тут же зажмурилась, жалобно застонав – каждое движение отзывалось по животу резью. Отдышавшись, зажимая бок, я всё же села, опуская стопы на пол, хоть рана заколола невыносимо, так что зубы сжались. Сквозь муть в глазах я различила только плавающий в темноте огонь в подвешенной на цепи чаще: она уныло покачивалась от струящегося из узкой выбоины под потолком сквозняка – противный скрип ржавой цепи разбавлял неподвижную тишину. Кажется, была уже глубокая ночь. А я снова в клетке. Только это была другая, более широкая, пустая, с каменными столбами, на которых тоже висели цепи с оковами. По телу прошёлся ледяной озноб. Великая Ильнар, да это же подземелье замка, куда обычно отправляют заключённых пытать и гнить заживо! Горло сдавил спазм ужаса, болезненной дрожью прокатился по спине. Нет, я не хочу, нужно выбраться, не даваться так легко. Попытаться спастись, сбежать.
Стирая слёзы,
Проглотив слёзы, я схватила цепи, дёрнула раз, другой. Но напрасно, они плотно пригвождены к стенам на железных кольцах. Отчаяние прокрадывалось к сердцу медленно, как стылый туман, навалившись непосильным грузом, придавив, лишая последних капель терпения. Мне не справиться. Я бросила цепи. Из глаз хлынули слёзы. Никогда не чувствовала себя настолько одинокой и покинутой. Отсюда нет выхода. Напрасно всё.
Теперь только ждать. Ждать, когда вернётся Вояна. Вояна… Как она могла поступить так со мной? Бросила малолетнюю сестру, воспользовалась случаем и скрылась. Горечь от того, что меня так гнусно предали, разлилась желчью внутри. Я поджала задрожавшие губы, сдерживая слёзы, но не от жалости к себе, если бы это было так! Вопреки всему моё сердце сжалось от мысли, что Вояна сможет уничтожить Ремарта. Что если это ей удастся?
Ну, и поделом!
Я откинулась спиной на стену, закрывая глаза, слушая скрежет. Поделом! Ненавижу, как же его ненавижу за всё!
Внутренности раздирало на части, и пустота такая холодная, ледяная вливалась в раны, заставляя сжаться сильнее, стиснуть зубы, вызывая беспричинные слезы. Если я ненавижу его, почему мне тогда так плохо? Почему?! Почему так ноет в груди? Так больно, почему?! Словно нет больше ничего, что давало смысла в жизни и сил, всё поблекло, заледенело безжизненно. Всё бесцветное, чужое, холодное. Словно что-то ценное вырвали из груди. Я не понимаю. Ничего не понимаю. Но страх стискивал клещами, до боли и злых слёз, всё сильнее, и боль от ножевой раны утихала, теряясь в другой боли, той, что тупым копьём билась в сердце, что сжималось в судорогах. Этому не было разумного объяснения. Нет. Его просто не было. И не нужно пытаться искать.
Тревога толкала в пропасть, холодную, как глубины Бездны. Проклятый исгар, чудовище, разрушившее меня до основания, сжёгшее мою душу, оставившее лишь кучку пепла! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Будь ты проклят!
Я сжала кулаки, со злостью ударив о доски, зашипев сквозь зубы, и вновь заплакала. Тогда почему я это сделала? Почему ударила ножом? Почему?! Я безысходно заскулила, отрываясь от стены. Невыносимо. Собственные чувства и мысли убивали. Оставаться наедине с ними невыносимо. Почему мне становится так больно, стоит хоть краем допустить мысль, что его не станет?
Я бросила затуманенный взгляд на свои цепи, горько поджала губы. Поднялась и прошла к середине темницы, остановилась. Так и стояла, тяжело дыша, в боку беспрерывно кололо, в глазах мельтешили искры, в висках бешено билась кровь.
Нужно взять себя в руки и попытаться выбраться отсюда. Ради ребёнка, ведь он то дорогое, что осталось у меня.
С одним источником света сложно было рассмотреть дальние стены. Отсюда, конечно, нет выхода, и оковы на руках не позволят ступить за дверь темницы. Но нужно позвать, притвориться, обмануть, чтобы открыли дверь.