Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
– Где мы? – пробормотал Малкольм.
– Не знаю, но эта леди… Она… Давай же, вставай! Проснись!
Он зевнул, потянулся и заставил себя сесть.
– Сколько же я спал?
– Очень долго.
– А как…
– Элли? – перебила она. – Отлично. Все замечательно!
– А кто… – шепотом начал он.
– Эта леди здесь хозяйка, – шепнула Элис в ответ. – Она очень добрая, но…
Малкольм протер глаза и с большой неохотой выбрался из каноэ. Он спал так крепко, что снов не запомнил, – если только все приключение с белым аббатством ему не приснилось. А что, вполне могло
Вялый, отяжелевший со сна, он побрел следом за Элис (нет! каким же именем ее надо называть? А-а-а, точно! Сандра!) вверх по зеленому склону. Там, на полянке, Лира-Элли лежала на траве, а Пан, смеясь, смотрел на бабочек, порхавших и мелькавших вокруг. Дюжина бабочек, а то и пара десятков. Может, одна из них – деймон этой женщины?
А сама женщина…
Она была молода – немного за двадцать, насколько мог судить Малкольм, – и очень миловидна. Солнце сверкало на ее золотых волосах и светло-зеленом платье. Стоя на коленях в траве, рядом с Лирой, женщина щекотала ее и сыпала ей на лицо цветочные лепестки, опадавшие с деревьев, а время от времени наклонялась пониже, чтобы дать малышке поиграть с длинным ожерельем – вот только Лире никак не удавалось его схватить. Всякий раз, как он сжимала кулачок, бусины каким-то образом ускользали от ее пальцев.
– Мисс, это Ричард, – сказала Элис.
Одним стремительным и грациозным движением женщина поднялась с колен.
– Здравствуй, Ричард, – сказала она. – Хорошо ли тебе спалось?
– Очень хорошо. Спасибо, мисс! А сейчас утро или уже день?
– Около полудня. Если Сандра уже освободила чашку, можешь выпить кофе. Хочешь кофе?
– Да, с удовольствием.
Элис наполнила чашку из медного чайника, подвешенного над огнем – маленьким костерком в круге камней.
– Спасибо. А вы прямо здесь и живете? – спросил Малкольм.
– Не всегда. Только когда пожелаю. А ты где живешь?
– В Оксфорде. Выше по реке…
Женщина вроде бы слушала внимательно, но так, словно интересовали ее не слова, а только звуки голоса. И все в ней было приятно – сплошная красота, доброта и нежность; но почему-то Малкольму стало не по себе.
– А что вы собираетесь делать с маленькой Элли? – спросила она.
– Хотим отвезти ее к отцу. В Лондон.
– Неблизкий путь, – заметила женщина, снова усаживаясь на траву и поглаживая Лиру по головке. Пан уже и сам превратился в бабочку и пытался кружиться с остальными, а те – голубые, крупные, – облаком вились вокруг него, ободряя, помогая, поднимая его над землей все выше и выше. Но он не мог улететь слишком далеко от Лиры и вскоре упал на траву рядом с ней – легко, как сухой листок. Коснувшись земли, он превратился в мышку и быстро взобрался к девочке на плечо.
– Ну да, это правда, – кивнул женщине Малкольм.
– Можете отдохнуть здесь. Оставайтесь, сколько захотите.
– Спасибо…
Элис возилась с чем-то у огня.
– Вот, держи, – сказала она, протягивая ему тарелку с яичницей из двух яиц и вилку.
– Ой, спасибо! – воскликнул Малкольм, внезапно почувствовав, как он голоден.
И расправился с яичницей
Лира смеялась. Женщина подхватила ее на руки, подняла над головой и засмеялась вместе с ней. Пан снова стал бабочкой, белоснежной и легкой, и заплясал в воздухе с остальными. На сей раз у него все получилось, но Малкольм, глядя на них, вдруг подумал: «А что если ее деймон – не одна бабочка, а все они?»
От этой мысли его бросило в дрожь.
Элис протянула ему ломоть хлеба. Тот оказался свежим и мягким – совсем не то, что черствый кирпич, об который Малкольм едва не обломал зубы в пещере. И на вкус просто был восхитительным, ничего вкуснее он за всю свою жизнь не ел.
– Простите, мисс, а как вас зовут? – спросил он, покончив с хлебом.
– Диания, – ответила женщина.
– Диана?
– Нет, Диания.
– А-а. А скажите… м-м-м… сколько еще отсюда до Лондона?
– О, много-много миль.
– Но ведь до Лондона ближе, чем до Оксфорда?
– Смотря каким путем. По земным дорогам – да, быть может, и ближе. Но все дороги Альбиона нынче ушли под воду, а пути, что ведут по воде, изменились. Что до воздушных путей, то разницы нет: мы как раз посредине.
Малкольм посмотрел на Элис, но ничего не смог прочесть на ее лице.
– Воздушные пути? – переспросил он Дианию. – Неужели у вас тут есть дирижабль? Или гирокоптер?
– Дирижабли! Гирокоптеры! – воскликнула та со смехом и, подбросив Лиру в воздух, заставила и ее рассмеяться. – Да кому они нужны, эти дирижабли? Такие шумные, такие неуклюжие!
– Но вы же не… то есть…
– Знаешь, Ричард, если считать с той минуты, как ты проснулся, мы с тобой знакомы всего полчаса, но я уже могу сказать, что для такого юного мальчика у тебя необычайно приземленный ум.
– Что это значит?
– То, что ты мыслишь очень буквально. Так понятнее?
Малкольму совершенно не хотелось с ней спорить. К тому же, быть может, она и права. Он еще не очень хорошо себя знал, а эта женщина – взрослая, ей виднее.
– А это плохо? – осторожно спросил он.
– Смотря для кого. Для механика, например, вовсе не плохо. Наоборот, очень хорошо, если ты, конечно, хочешь стать механиком.
– Ну, я бы не отказался.
– Тогда и беспокоиться не о чем.
Элис внимательно следила за их диалогом. На этом месте она прищурилась и слегка нахмурила лоб.
– Пойду посмотрю, как там каноэ, – сказал Малкольм.
«Прекрасная дикарка» уютно покачивалась на воде, уже утомившейся от своей ярости, и теперь бежавшей ровным потоком – быстрее, чем Темза близ Порт-Медоу, но не намного. Казалось, так она теперь и будет течь всегда.
Малкольм тщательно проверил каноэ, ощупал каждый дюйм от носа до кормы. Он делал это медленнее, чем обычно, и, приложив ладони к очередному участку, надолго замирал. На сердце у него было тяжело, а прикосновения к лодке успокаивали. В конце концов, он убедился, что все в полном порядке: лодка цела и совершенно сухая внутри, а рюкзак Боннвиля все так же надежно спрятан под сиденьем.
Рюкзак!..
Малкольм вытащил его из-под скамьи.
– Хочешь открыть? – спросила Аста.
– А ты как думаешь, стоит?