Избранное. Том 1
Шрифт:
— Спешиться! — скомандовал Заман, и бойцы заняли оборону, укрываясь за камнями.
Дунгане занимали господствующие высоты, потери в сотнях Замана росли — нельзя было оторвать голову от камней, так метко вел огонь противник.
— Вперед, братья! — крикнул Заман и, встав во весь рост, бросился в атаку.
Бойцы ринулись за ним, но вновь вынуждены были прижаться к скалам, ибо дунгане спокойно расстреливали их. Еще какое-то время вражеская цепь вела огонь, потом человек пятьдесят с криком: «Ша! Ша! Ша!» — двинулись вперед. Но когда они, шурша камнями,
— Не выпускайте живыми этих убийц! — крикнул сверху Пазыл, и тут вражеская пуля свалила его с коня.
— А-фан-дим! — бросился к нему ехавший рядом Рози.
Когда, разгромив врага и взяв в плен около полусотни дунган, бойцы во главе с Заманом вернулись обратно, Пазыл был без сознания. Моллахун сидел у изголовья и пытался напоить его. У Рози по щекам ползли слезы.
Увидев все это, Заман замер, застыл, как изваяние. Пазыл открыл глаза. Узнал Замана, взглядом попросил подойти. Только теперь Заман, упав к ногам Пазыла, зарыдал.
— Н-не плачь, 3-за-ман, — ясным голосом проговорил Пазыл. — Сле-зы н-не к лицу борцу… — Он снова закрыл глаза. По его лицу было заметно, что хочет сказать еще что-то. — Пить!
Отхлебнув глоток из фляги, он сжал руку Замана.
— Я ошибся… Нужно было… создать трудовую партию… для руководства… восстанием… — Он ослабел, умолк и опять отпил воды. — Заман, помни, что я сказал… Не п-пов-то-рряйте эту ошибку…
Пазыл еще раз пожал руку Замана, закрыл глаза. Его лицо было спокойно: он, казалось, был уверен, что освобождение, за которое он отдал жизнь, обязательно придет…
Предприимчивостью, энергией, решительностью Шэн-дубань превосходил всех (не считая, конечно, Ма Чжунина), кто оказался на арене борьбы в Синьцзяне. Он понимал, что имеющихся у него сил для победы мало. Поэтому переворот 12 апреля был не просто сменой правителей — он привел к резким переменам во внутренней и внешней политике. Основная цель Шэн Шицая заключалась в том, чтобы любой ценой сохранить Синьцзян как часть Китая, упрочить свое положение всесильного владыки в провинции. Ради этого он готов был использовать любые средства.
Он провозгласил принцип «равноправия и сплочения национальностей» и даже предпринял ряд маневров в этом направлении. Но положение в провинции еще не стабилизировалось, оно находилось в том крайне опасном и неустойчивом состоянии, когда необходимо действовать очень осторожно, учитывая каждую мелочь, в одних случаях принимая решительные меры, а в других — терпеливо выжидая.
Шэн Шицаю, помимо мелких противников, противостояли три силы: Ма Чжунин, захвативший Турфан, Токсун, Карашар, повстанцы Ходжанияза и, наконец, Исламская республика в Кашгаре. Шэн Шицай стремился не допустить их сплочения, искал среди них союзников для себя и лихорадочно проводил военные приготовления, Были значительно укреплены важнейшие стратегические пункты провинции — Урумчи, Гучен, Шихо, Чугучак, усилена деятельность разведывательных
— Разрешите, господин дубань? — Вошедший Лю Бин прервал размышления Шэн Шицая над картой провинции.
Дубань резко обернулся, спросил:
— Что известно о Ма Чжунине?
— Пополнил свои войска за счет местных дунган Турфана, Токсуна, Карашара, готовится к боям.
— Что еще?
— Произошли стычки дунган с отрядом Ходжанияза, который отошел к югу.
— Да. В стычке на горном перевале убит Пазыл. Это хорошая весть. Мы избавлены от одного из самых опасных врагов. Но положение все еще ненадежно… Что делает Чжан Пейюань в Кульдже?
— Я не получил сообщений…
— Начальник штаба должен знать обо всем. По моим данным, Ма Чжунин сговорился с Чжан Пейюанем, и они хотят наступать на Урумчи с двух сторон — от Турфана и Кульджи.
— Не может быть! Неужели Чжан Пейюань предаст нас дунганам?
— Очевидно, личная неприязнь для него превыше нашего единства. Это очень опасно.
— Конечно… Внутренние разногласия всегда опасны…
— С сегодняшнего дня, Лю Бин, вы возглавляете оборону Урумчи.
— Слушаюсь, господин дубань!
— Нужно укрепить оборону Шихо, Манаса, всех важных пунктов по Кульджинской дороге.
— Слушаюсь!
— Чжао прибыл?
— Ждет.
— Пусть войдет.
Лю Бин вышел. Появился Чжао, молча склонил голову с отметиной.
— Думаю назначить тебя на очень ответственный, пост…
Глаза Чжао ликующе блеснули. Вместо ответа он склонил голову еще ниже.
— Будешь руководить управлением государственной безопасности.
— Слушаюсь!
— Подожди. Я назначаю тебя на эту должность потому, что ты выдержал испытание…
— Я оправдаю ваше доверие, господин…
— Ты знаешь о разногласиях между руководителями восстаний в Аксу, Кашгаре, Хотане.?
— Да. Они спорят о том, кто будет главным.
— Правильно. Но теперь их объединил Сабит-дамолла и объявил Исламскую республику. — Шэн Шицай достал из шкафа листок, исписанный по-уйгурски и по-китайски. — Читай!
Чжао начал внимательно читать. Это была программа правительства Исламской республики. В ней говорилось, что Исламская республика является государством религиозно-политического характера с центром в Кашгаре. Премьером правительства из восьми министров объявлялся Сабит-дамолла, Ходжанияз заочно провозглашался президентом.
Было легко догадаться, что программа эта составлена отнюдь не профаном в политике, что автор ее человек грамотный и умный.
— Удивительно… Неужели за ними кто-то стоит? — проговорил в задумчивости Чжао.
— Утверждают, что Сабит-дамолла образованный человек, обучавшийся в Египте. Как бы там ни было, надо вбить клин между ними. Понял?
— Понял!
— Я вызвал в Урумчи Юнуса. Поручим ему выполнить это дело. Объясни ему все, что нужно. Через чао я приму его.
— Слушаюсь, господин дубань!