Избранное. Том 1
Шрифт:
Этой же ночью Ма Цзыхуэй вывел через подземный ход второй отряд и двинулся в сторону Янгисара. Он стремился не пустить Шамансура в Янгисар, перехватить его в Хемитовой балке и разгромить. «Тебя, хотанец, — заочно обратился он к Шамансуру, — возьму в плен и выставлю голову твою на позор — только так удовлетворится моя месть».
Девятого августа 1933 года Ма Цзыхуэй, воспользовавшись уходом Томура-сычжана к Улугчату, захватил Кашгар. А шестнадцатого августа Томур и Шамансур, объединившись, прогнали Ма Цзыхуэя из Старого города. Потом Ма Цзыхуэй прибрал
Возвратившись в отведенную ему комнату, Заман собрался отдохнуть, но его вызвали к Шамансуру. Солнце еще не скрылось, однако в расположенных анфиладой комнатах с узкими оконцами уже зажгли свечи. Шамансур сидел в верхней одежде, опираясь на громадные пуховые подушки, и лакомился ядрышками знаменитых янгисарских миндальных орешков, которые ему колол здесь же слуга.
— Входите, Заманджан, садитесь! — пригласил он, когда Заман появился в дверях.
Поблагодарив, Заман сел на сложенное вдвое ватное одеяло.
— Принеси горячего чая! — приказал Шамансур слуге.
— Слушаюсь! — Тот приложил правую руку к груди, поклонился и вышел.
— Есть неприятные, зловещие новости, — сказал с отчаянием Шамансур. — Ваш прославленный Гази-ходжа у Чокан-яра получил по морде от такого вот, с локоток, — он протянул вперед длинную руку, — мальчишки-командующего и бежал без оглядки…
— Сражению присуще и отступление, это естественно, — ответил-Заман, раздраженный словами Шамансура. — Но это отступление, конечно, не предвестник разгрома!
— Не знаю, — понурил голову Шамансур. — Судите сами — в войсках брожение, в народе начинается паника. В таких условиях и нам воевать очень затруднительно…
Заман взглянул на Шамансура так, словно хотел сказать: «При первых признаках боя приготовился бежать до Хотана!»
— Пока вас не было, — продолжал Шамансур, — мы советовались с военачальниками… — Он не договорил. Очевидно, посчитал неуместным открывать Заману, о чем совещался с наиболее близкими людьми, и потому закончил фразу вопросом: — Вам известно это?
— Известно. Я обошел базар и постарался узнать, что делается в народе, — отчетливо произнес каждое слово Заман.
— Ну-ну, что же говорят в народе? — спросил Шамансур после того, как слуга поставил перед ними две чашки горячего чая и по знаку хозяина вышел вновь.
— Когда воины с винтовками в руках, с саблями на поясах, верхом на хороших конях вдруг поддались страху, то уместно ли удивляться, если простой люд беспокойно бежит в горе и печали куда глаза глядят?
— Хм… — Упрек Замана попал в цель, и эмиру-сахибу
— В этом случае не самое ли подходящее для вас — без промедления двигаться вперед? — произнес Заман.
Шамансур бросил на него быстрый взгляд, хотел сказать что-то, но промолчал.
— С вашего позволения, я хотел бы тоже пойти в бой с оружием в руках.
— Брат поручил вас мне. Поэтому я должен беречь вас.
— Я не могу стоять в стороне, быть только наблюдателем. Прошу разрешить мне возглавить сотню бойцов и отправиться вперед, — решительно проговорил Заман.
— Посоветуемся. Отдыхайте, Заманджан.
Глава тринадцатая
Милые, оплакивать не перестанем
Происшедшее в Пичане и Турфане…
Эта печальная газель широко распространилась в народе после резни в Пичане и Турфане. Если турфанцев истребляли шэншицаевские наемные головорезы — белобандиты-папенгутовцы, то население Пичана вырезали мачжуниновцы.
Задумчиво глядел Рози на мерцающее пламя свечи и, вспоминая об этом случившемся два года назад бедствии, без конца повторял скорбную газель.
— Грустишь в одиночестве, Рози-ака? — спросил Заман.
— Душа разрывается, и дышать мне нечем сегодня…
— Поразительно, — удивился Заман. — Не могу поверить, что вижу тебя в мрачном настроении, Рози-ака.
— Правду, видно, говорят: «Кто десять раз смеется — хоть раз да заплачет…» Все стоит перед глазами, не уходит старик, которого, помните, мы встретили в кяризе возле Турфана.
— А ты лучше встань и принеси чего-нибудь. Потолкуем… Завтра, может, в бой пойдем.
— В б-бой?
— В бой! Неужели испугался, Рози-ака?
— Нет… — замялся Рози и быстро вышел — смутился оттого, что действительно испугался слова «бой».
Заман, хоть и дивился странному настроению Рози, не стал выспрашивать. Его мысли были заняты предстоящим боем. «Тут одной смелости да дерзания недостаточно. А у меня ни мастерства, ни опыта… так что же, подставлять под пули джигитов, которых мне доверят? Нет, лучше следовать правилу: „Десять раз схитри — один раз сразись“…»
— Все спят, — вошел Рози.
— Я сыт. Был в гостях у Шамансура. Хотел лишь с тобой посидеть, Рози-ака.
— За внимание спасибо. — Настроение у Рози с приходом Замана улучшилось. — Вот этот бурдюк, он потряс в руке забулькавший кожаный мех, — я выпросил у приятеля-монгола. — Рози примостил бурдюк на столе и высыпал из кармана две горсти орешков. — Мусалляс с миндалем, скажу я вам, в обнимку пойдут!
— Твой спутник и в пустыне с голоду не пропадет, а, Рози-ака!
Две пиалы со звоном встретились.
— Ух, вино с миндалем, Рози-ака, достойно прославления!