Избранное. Том 2
Шрифт:
— Вот так, дети мои, — проговорил мулла Аскар со вздохом, рассказав о своей неудаче. — В наши времена все двери раскрыты настежь только перед глупостью и невежеством. Что же до ума и знаний, то их не пускают дальше порога.
В этот момент с улицы донеслась песня, — ее пел сильный юношеский голос:
Думаешь, с горем не знаюсь я? Горем душа налита до краев. Думаешь, сердце беспечное спит? Гнев закипает в сердце моем!..— Слышите?.. —
— Это сложила Маимхан.
— Да, да, я знаю… Прекрасная песня — о нашей доле, о нашем горе… Оттого и поют ее люди… Сочиняй и впредь такие же, доченька, — Аскар погладил Маимхан по голове. — Каждая твоя строка да будет подобна отточенной стреле.
Время уже было позднее, Аскар поднялся, собираясь уходить, и простился с хозяевами.
— Наш Ахтам бежал… Ты слышала об этом, дочка? — спросил мулла Аскар, когда Маимхан вышла проводить его.
— Бе-жал?… — выдохнула она, не в силах больше выговорить ни слова.
— Бежал, да еще как — заколол трех солдат при этом!
— Что же… Что же теперь?..
— Не так легко нашего сокола снова залучить в клетку… Но все мы должны быть вдвойне осмотрительны.
Маимхан молчала, что-то напряженно обдумывая.
— Прощай, дочка. Я тоже не стану сидеть сложа руки. А ты… Прошу, веди себя осторожно…
— О всемогущий аллах… Спаси и помилуй бедных рабов твоих… — шептал испуганно дядюшка Сетак, проснувшись от страшного шума и крика. Не понимая, что происходит, он растерянно уставился на тетушку Азнихан.
— Та-мади! [61] Выходи! Все выходи из дома! Скорей, скорей! — орали во дворе.
— Это солдаты… Куда же мы упрячем наших девочек?.. О аллах, чем прогневили мы тебя, за что новая беда свалилась на наши головы? — запричитала тетушка Азнихан и бросилась в комнату, где спали дочери.
Вконец растерявшийся Сетак поплелся во двор. К нему подскочили солдаты. Серая дорожная пыль покрывала их с головы до ног; смешавшись с потом, она коростой запеклась на их лицах, залепила ноздри, потеками грязи разрисовала рты; от солдат разило потом, как от коней после доброй скачки.
61
Та-мади! — китайское ругательство.
— Ты Се-та-ки? — по-уйгурски выговорил один из них, вероятно, старший.
— Да, я, — ответил дядюшка Сетак, не в силах унять дрожь в голосе.
— Кто скрывается у тебя в доме? — спросил тот же солдат, подняв к глазам дядюшки Сетака свитый из ремней кнут.
— У меня никого нет…
— Хе… — Солдат вытянул тонкую змеиную шею. — Ты прятал человека? Отвечай! Или на тебя наденут вот эти игрушки! — Он указал рукой на койзу — деревянные кандалы и наручники, которые держали наготове двое других солдат.
Все потемнело, закружилось в глазах у дядюшки Сетака. Но не за себя испугался он в эту минуту. Что будет с девочками, как они останутся без него?..
Между тем тетушка Азнихан силой старалась удержать в доме своих дочерей:
Во дворе, задыхаясь от быстрой ходьбы, показался староста Норуз.
— Пайджан, хома?.. [62] — Он хотел еще что-то сказать, но закашлялся.
— Бей ху жан ни хо? [63] — осклабился пайджан.
62
Пайджан, хома? — Как ваше здоровье, начальник? (китайск.).
63
Бей ху жан ни хо? — Как твое здоровье, староста? (китайск.).
— Ай, Сетак, Сетак!.. Давно ли ты стал таким скупым? — заюлил хитрый, как лисица, Норуз. — Неужели у тебя не нашлось пиалы с чаем для господина пайджана?..
Сетак стоял молча. Он, казалось, не понимал, что говорит ему Норуз.
— Как могли вы миновать мой дом и не заглянуть ко мне, пайджан дарин? — продолжал вилять Норуз перед китайцем.
— Вор Ахтам бежал из тюрьмы, его всюду ищут.
У старосты Норуза всегда слабели ноги, когда ему приходилось слышать имя Ахтама. Но тут, стараясь не уронить себя перед пайджаном, он грозно засучил рукава и надвинулся на Сетака.
— Так вот оно что, старый плут!.. Ты тайком от меня скрывал у себя Ахтама?..
— Двери моего дома всегда были открыты перед вами, бек Норуз… Видит аллах, если бы я… — Сетак только и смог пробормотать эти слова, в душе еще надеясь, что Норуз поможет ему, как мусульманину мусульманин.
— Не болтай попусту! — топнул ногой пайджан. — Где этот разбойник? Говори все, что знаешь!
Столько ярости было в его голосе, что даже у старосты Норуза тревожно екнуло сердце.
— Ну, ты, паршивая собака! — закричал он, багровея от усердия. — Если тебе что-нибудь известно — отвечай!
— Пусть ослепнут мои глаза, если я его видел…
Дядюшка Сетак был уже не в состоянии говорить, ноги его подкосились, и, медленно оседая, он рухнул на землю.
— Обыщите дом!
Словно голодные псы, которым швырнули кость, солдаты бросились выполнять приказание. Они перевернули вверх дном все в доме, перерыли сундуки, обшарили каждый угол в курятнике и на конюшне.
— Уже поздний час, пайджан дарин, — говорил между тем Норуз медовым голосом, налегая на слово «дарин». — Погостите сегодня у нас, а завтра засветло мы разыщем и схватим Ахтама, никуда он от нас не уйдет!
Пайджан круто повернулся к солдатам, которые стояли за его спиной, ожидая новых приказаний, и кивнул им на Сетака. Те с привычной ловкостью накинули бедняге на руки койзу и потащили через двор к воротам. Но тут выскочила вперед Маимхан.
— Сначала убейте меня, а потом уводите отца! — крикнула она, преградив им дорогу. Ее и без того огромные глаза стали еще огромней, они так и пламенели от ненависти, кулаки были стиснуты. Маимхан в упор смотрела на солдат, еще миг — и она кинулась бы на них очертя голову.