Избранное
Шрифт:
Тучин так и прыснул в тарелку.
— А что? Такие волосы, такие глаза… Конечно, ты по сравнению с ней — тьфу!.. Бегун. Не пойдет она за тебя. Вот если бы я за это дело взялся — капут. Передо мной все женщины падают… в обморок.
С этого дурашливого разговора и началось все, а через полгода и кончилось свадьбой. Перешла Анна из горняцкого общежития в благоустроенный барак на 25-м километре, где тогда проживал Тучин. И привнесла в затянувшийся холостяцкий быт главного инженера Верхнего рудника уют и семейное
Со смехом вспомнилось им вчера само сватовство Тучина. В столовой тогда шел ремонт электроплиты, и Тучин, подбадриваемый Беспятым, все-таки набрался духу зайти в крохотный директорский закуток Анны.
— Ты, главно, не тяни только, — нашептывал Тучину Беспятый. — А с ходу, мол, так и так. Понял? Я ихнюю сущность знаю. Баб надо влет бить. Валяй, валяй…
В общем, зашел Тучин к директору и… отмочил:
— Анна Ивановна…
— Я слушаю вас, — сказала она.
— Как вы на это дело смотрите… Ну… если бы мы… То есть я… То есть вы бы и я… ну… поженились, а?..
— Что-о?! — ошарашенно переспросила Анна.
— Да вы не бойтесь. Я серьезно… Вы, конечно, можете не спешить. Не надо… Вы подумайте. А в обед мне и скажете, ладно? Я холостой… — Он стремительно вышел.
— Ты удрал, а я сижу и на часы смотрю… — смеясь, припоминала Анна. — До обеда-то час всего оставался…
— Иди ты! — хохотал Тучин.
— Ну да… Сижу, как эта… в ум ничего не идет. Обалдела прямо!.. После встала и — к Трофимычу на кухню. Думаю, у него спрошу… А там дымище коромыслом. Горит чего-то. И Трофимыч стоит — ругается… Я переждала и в сторону его, за рукав… Как, мол, считаете, мне быть, Николай Трофимыч?
— А он? — в который уже раз спросил Тучин, наизусть зная заранее ответ шеф-повара.
— А он злой как черт. Подумал и говорит: «Если к завтраму плиту не наладют — уйду отсюда! Меня, говорит, в ресторан зовут, а я тут с вашими биточками вошкаюсь. Вот так!..» Не расслышал он про мое-то, оказывается…
Перед железнодорожным переездом, на отметке 10-й километр, Тучина догнал новенький рудничный «газик». Бибикнул призывно, ярко ослепляя фарами. Тучин зажмурился и перешел постепенно на шаг. Отвернул на запястье манжет свитера, посмотрел на часы. Все точно — он бежал, как обычно, сорок пять минут.
Откинулась дверка, и Семен, молодой, здоровый парень-шофер, протянул Тучину меховую куртку.
— Привет, Пал Степаныч. Как пульс?
— Здорово. Стучит. А как у тебя?
— Тоже о’кэй.
Тучин накинул куртку, но сразу в машину не сел, еще несколько минут выхаживал себя, уравнивая дыхание. Когда оно улеглось окончательно, снова подошел к машине и попросил у Семена полотенце. Семен, прежде чем догонять своего начальника, заезжал из парка к нему на квартиру, где и забирал у Анны полотенце, костюм Тучина, ботинки.
Тучин досуха вытер мокрое лицо
— Поехали, Сема, — сказал он, отдуваясь, и в этот момент беззвучно опал, закрывая переезд, автоматический шлагбаум.
— Привет, — фьюкнул Семен. — Я ваша тетя…
Через какое-то время из темноты справа медленно поползли, стыло погромыхивая, высвеченные фарами тучинского «газика» тяжелые, белые от апатитовой пыли хопперы. Один вагон, другой…
— Пал Степаныч, — обернулся к Тучину Семен. — Я вот вас все спросить хочу…
— Ну?
— И чего это вы себя так гоняете? Ну, я там понимаю… гроши бы за это давали. А то так, задарма, мучиться… А?
Тучин гмыкнул, провожая глазами вагоны. Отозвался не сразу:
— Это чтобы помереть, Сема, здоровым-здоровым.
— Ха-а… — гоготнул Семен. — Надо запомнить…
Потом уже, когда они мчались по искристой, гладко проструганной частым движением дороге, Тучин спросил:
— Что у тебя-то новенького?
— С Люськой, что ли? — охотно уточнил Семен.
— С Люськой, с Люськой, — улыбнулся Тучин.
— Да каво там! — отмахнулся Семен, кривясь щекой, и шлепком приплюснул на патлатой голове — светлые волосы его сзади далеко перевесились через ворот капроновой стеганки — махонькую шапочку. — Какие дела? Да никаких там делов. Все глухо!.. Она мне, Пал Степаныч, знаете, что вчера говорит? Мы с ней на танцы ходили. В Дэка. Что я, говорит, за извозчика, кучера, мол, не пойду. Ага… И не жди, говорит. Не дождешься. Мне, мол, холуя не надо. Так и лепит — хо-лу-я…
— Как это за холуя? Не понял…
— А так. Раз, мол, я на этом «газоне» персональным шофером вкалываю, то, мол, значит, и холуй.
— Интересно. Кого же она из тебя хочет?
— Ка-а-во… — презрительно растянул слово Семен. — Это вы у ее спросите. Иди, говорит, на рудник. В проходчики. Ну, как ее пахан, отец… Он же у вас, на Нижнем, батрачит проходчиком. Обрезанов-то…
— Знаю. А ты ей что?
— А я что? Я молчу. Чо это я в проходчиках не видел? Вот уж была нужда… А из проходчиков-то — я знаю — нынче умные с ходу когти рвут. По натуре. Вы-то, поди, уж лучше меня в курсе, Пал Степаныч, а?
— Как же с Люсей тогда?
— Кто его… — съежил плечи Семен. Длинные лохмы его от этого движения густо встопорщились на затылке. — Может, вы с ней это дело обтолкуете? Вас-то она железно послушает…
— Надо подумать… — сказал Тучин, прихватывая зубами ус. — Кто же тебе про проходчиков такое наплел?
— Кореша. А что? Не так, что ли?..
— Хм… Кореша… — как-то вдруг отстраненно повторил Тучин и с этого момента замолчал. С него разом слетело и бесследно улетучилось навеянное вчерашним интимом с женой и сегодняшним бегом благодушие.