Избранное
Шрифт:
Он уже сердито покосился левым глазом на шофера. Тот как ни в чем не бывало массивно горбатился над баранкой и пофьюкивал что-то оттопыренными губами.
«Трепло… — подумалось Тучину, и он, раздраженно поелозив на сиденье, еще плотнее вдавился в него спиной. — Так по больному и ковыряет, дубина…»
Тучин нахохлился, притираясь щекой к поднятому воротнику куртки, и прикрыл ладонью глаза…
Почти сразу же, легко и ощутимо реально, возникла перед ним теперь уже до мельчайших подробностей изученная, внешне очень смахивающая на трамплин или на лыжный ботинок схема вскрывающих и подготовительных выработок Нижнего рудника…
Тучин всматривался в схему, и она, оживая, как бы воочию раскрывала перед ним сейчас сложно и ясно устроенные внутренности горы… Рудник вгрызался в месторождение с северо-западной части апатито-нефелиновой дуги,
В свои тридцать девять лет он уже с достаточной остротой и ясностью ощущал и осознавал странно существующую, оказывается, в независимости от него, молодого и энергичного, невозможность осуществления на деле, которое он любил, всего того, что он ощущал, осознавал, хотел бы и мог осуществлять ради этого дела.
Раньше, когда он после института еще только-только начинал вживаться в новую для себя среду комбината, ему казалось, что достаточно лишь достигнуть определенных высот, и сама высота его положения тут же создаст благоприятные возможности для скорейшей и самостоятельной реализации в дело того, что уже увиделось, пережилось и продумалось им. Ведь по здравому-то смыслу все так и должно быть: больше власти — больше самостоятельности — короче путь; ведь то, что не по зубам, скажем, рядовому сменному мастеру, то вполне по силам начальнику участка и так далее… Лишь бы голова была на плечах, котелок бы варил получше, а там… только держись! горы свернем! В действительности же специалиста Тучина поджидало парадоксально неожиданное: наоборот, чем выше становились должности, занимаемые им, тем длиннее и усложненнее становился путь реализации уже продуманного и пережитого внизу.
Его шофер был, конечно же, прав… «Прав, прав… прав…» Сегодняшние люди действительно с откровенной и ничем не прикрытой неохотой учились и шли на эту до сих пор, пожалуй, самую высокооплачиваемую и ведущую профессию в подземке.
Состав проходческих бригад на Нижнем неуловимо-ртутно колебался, а без стабильной проходки, без ритмичного проколачивания в горе новых и новых подготовительно-нарезных выработок, бурения ортов, штреков, восстающих, разделки подсечек — просто немыслимо было удерживать рудник в жестко регламентированных напряженными планами показателях.
«Все правильно, правильно… пра… — с каким-то злорадством думалось Тучину. — Злись не злись, а все так и есть… Народ ведь зазря, ни с того ни с сего, никогда и ни про что трепаться не станет… А если в пылу и наговорит чего-нибудь, то это только для того, чтобы хоть как-нибудь да и выболеть из себя недовольство… И Студеникин… Пенки снимал с рудника. Прятал концы в мнимом новаторстве… Блоки, видите ли, нарезал под несуществующие вибропитатели. Разбазарил проходку. Да и все разбазарил… То-то Шаганский с таким наслаждением выложил Тучину на стол свое социологическое исследование… На, мол, дурачок, кушай на здоровье. Расхлебывай кашу. Будто бы Тучин и сам, без этого «собаковеда», не разбирается в истинных причинах отставания рудника… Хрен его знает, за что его только терпит около себя Михеев?.. Пустельга ведь обычная…»
Тучин даже не заметил, как
Вступив в новую должность, Тучин, по привычке дотошно вникать во все, начал свою деятельность на Нижнем с тщательного изучения рудничной экономики, финансов, кадров и почти сразу же обратил внимание на недоукомплектованные штаты проходчиков. Переговорил с нижестоящими начальниками, с народом в подземке и вскоре все понял. Тем не менее, для того чтобы еще и еще раз убедить себя в том, что он понял сам, ему вдруг пришла мысль пригласить на рудник Шаганского, чтобы тот со своими психологами из бюро по науке разобрался в этой проблеме. «Ничего… Пусть покопаются… — думалось Тучину, — авось да и предложат чего-нибудь…»
Шаганский, как штык, объявился на Нижнем, где когда-то, еще в бытность Кряквина, так мгновенно закончил свою блестящую карьеру снабженца…
Элегантно одетый, слегка зарозовевший от уличного холода, он, прихрамывая, секунда в секунду назначенного ему времени вошел к Тучину, небрежно захлопнул за собой дверь кабинета и, как старый приятель, прямо от порога заговорил громко и весело:
— Приветствую вас, сэр… Вот и вновь я, как говорится, с волнением посетил тот уголок земли… Так зачем разбудили невинную? — Он протянул Тучину левую руку ладонью вниз и с кряхтением бухнулся в кресло. — Слушаю вас… Впрочем, для разминки предлагаю анекдот. Самый свежий. Только что с грядки. Вам первому. Цените… — Шаганский сделал интригующую паузу, передернул нижней челюстью и с железным клацаньем закрыл рот. — Значит, так… Встречаются два собаковеда. Представляете? Со-ба-ко-веда. А?.. Ничего для начала, да?..
Тучин кивнул. В это мгновение ему думалось вот о чем: «Какой аккуратный… явился тютелька в тютельку… Вышколили. Аккуратными ведь становятся на службе или действительно аккуратные, по натуре собранные люди, или вот такие вот… бездельники… Ведь вот не позови я его в этот час — ему ведь и заняться-то было бы, поди, нечем. С радостью прискакал…»
— И один другому жалуется… — дошел до Тучина снова наигранно бравый голос Шаганского. — «Понимаешь, говорит, мне ужасно не повезло на моего эрделя… Не пес, говорит, оказался, а совершеннейшая дрянь. Тупица!..» — «А в чем дело, любезный?» — спрашивает с участием другой собаковед. «Как в чем?! — возмущается первый. — Я, понимаете ли, просыпаюсь каждое утро и говорю своему Чарли: «Чарли, а ну-ка принеси мне, пожалуйста, мои шлепанцы…» На чистом собачьем языке говорю ему, коллега. Так что бы вы думали?.. Думали, что он исполняет мою просьбу?.. Ха-ха. Нет!.. Он, негодяй, вместо этого отправляется на кухню и… начинает там варить себе кофе?» А? — Шаганский расхохотался. — Представляете? Кобель варит кофе!.. По-моему, это прелестно! Я бы сказал, подлинный, ярко выраженный сюрр!.. Нет, не перевелись еще на земле веселые люди!
Тучин сдержанно улыбнулся. Ему вдруг действительно представилось, как его Карабас хозяйничает на кухне…
— Ну-с, а теперь я слушаю вас, — без перехода, уже абсолютно серьезным, деловым тоном продолжал Шаганский. — Выкладывайте, Павел Степанович. Погодка сегодня отличная!..
Тучин коротко объяснил Шаганскому, для чего его вызвал на рудник. Юлий Петрович внимательно выслушал и вдруг восторженно заговорил, грассируя:
— Браво, маэстро!.. Вы мне буквально польстили. Я… честное благородное слово… не ожидал. Нет, нет и нет… Молодой руководитель стартует в свою деятельность с социологии? Конгениально! Далеко пойдете. Поверьте моему слову. Я позволю себе сослаться на кое-что из классики. Вы послушайте только… Э-э… Вот… даже туманные образования в мозгу людей и те являются необходимыми продуктами… э-э… своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который… э-э… может быть установлен эмпирически…
— И который связан с материальными предпосылками, — совсем неожиданно для Шаганского закончил Тучин. — Вот для этого я как раз и пригласил вас. Займитесь проходчиками. И серьезно.
Шаганский с интересом посмотрел на него:
— Поразительно… Что-то давно не встречал я людей, знающих… э-э… наизусть Маркса… Заказ принят. Заказчик, скажем прямо, попался серьезный. Только одно небольшое-небольшое уточнение, Павел Степанович… Нам надо, так сказать, э-э… договориться заранее, на берегу… Вы требуете от меня оценки сегодняшней привлекательности профессии проходчика?..