Избранное
Шрифт:
Ночью опасно выезжать из встревоженного города. Александр Михайлович решил переночевать в доме Мякеля, а утром поехать в мягком. Заснул он сразу, проснулся от частых толчков в бок. С трудом открыл глаза. У дивана — хозяйка.
— Полиция, — шептала она, — коль есть что запретное…
Револьвер Александр Михайлович предусмотрительно спрятал под мостиком в квартале от дома Мякеля. У него нет ничего крамольного. И тут вспомнил: когда из пролома казармы наблюдал за обстрелом Михайловского острова, солдат сунул ему прокламацию.
Стук в двери становился громче, настойчивее, ругалась хозяйка. У Александра Михайловича есть еще две-три минуты. Что за прокламация? Он не удержался, взглянул.
«…И подняли солдаты и матросы Свеаборга знамя восстания…»
В прихожей послышались шаги. Сейчас ворвутся в комнату. Александр Михайлович разорвал листок и проглотил.
Допрашивал агент полиции в штатском.
— Игнатьев моя фамилия, дворянин. Объясните, чем все это вызвано? В чем меня обвиняют? — потребовал Александр Михайлович.
— Предписано, — объяснял вежливо агент, — произвести обыск у Мякеля, всех обнаруженных в доме лиц задержать как участников и пособников восстанию в Свеаборгской крепости.
Свой арест Александр Михайлович встретил спокойно. Во время обыска у него ничего не нашли. Кроме Мякеля, никто не знает, что он помогал восставшим. А Мякеля, если и арестован, то это железный человек. Совсем просто объяснить, почему он заночевал в его доме. Тот — известный лодочный мастер. Приехал заказать лодку.
22
Сухо щелкнул замок, Александр Михайлович не оглянулся — опять на допрос. Пытаются обвинить его в подстрекательстве солдат и матросов гарнизона к восстанию. Но надзиратель не крикнул с порога, а подошел и вежливо сказал:
— Забирайте с собой вещи.
Распихав по карманам порошок, зубную щетку и мыло, Александр Михайлович вышел следом за надзирателем из камеры.
В канцелярии тюрьмы Александру Михайловичу объявили, что он задержан по недоразумению, вернули паспорт, бумажник, подтяжки и ремень.
— Вызвать извозчика? — предложил дежурный надзиратель.
— Пройдусь пешком, гостиница не на краю земли, — отказался Александр Михайлович.
Дежурный склонился к бумагам, пряча недобрую усмешку. Никто лишнюю минуту не желает задержаться в тюрьме.
На улице к Александру Михайловичу кинулся кучер Оскара.
— Скорее, — опаздываем к обеду, — сказал он.
Не собирался Александр Михайлович в этот приезд навестить родственников. Но как-то они узнали, что он в Гельсингфорсе, арестован. Видимо, Оскар, очень влиятельный человек в Финляндии, избавил его от тюрьмы, может быть, и от каторжных работ. Не поблагодарить нельзя.
Оскар встретил Александра Михайловича в вестибюле, увел в свою половину.
— Бога ради, в доме ни слова о Свеаборге, — предупредил он и тихо-тихо обронил: — Подпоручики Емельянов, Коханский
Помолчав, Оскар продолжал:
— Мятеж подавлен. Еще не раз на берегу крепости под бой барабанов прогремят выстрелы. Напрасные жертвы, в числе их мог и ты оказаться. Я совершенно случайно узнал, что задержан русский дворянин Игнатьев как участник мятежа в Свеаборге. Взвесь все.
— Спасибо, Оскар, я давно все взвесил. Жертвы не напрасны.
И дня не прогостил Александр Михайлович в семье Оскара. Чужие они ему люди. Верно, помогли, вызволили его из тюрьмы, но только ради его покойной матери.
Билет Александр Михайлович взял до Петербурга, а сошел в Райволе. Недельку нужно, чтобы прийти в себя, побродить с ружьем в лесу. Но в Ахи-Ярви уже ждала Ольга. Она приехала со срочным поручением.
На юге страны произошел еще взрыв в подпольной мастерской, новые жертвы. В боевой технической группе обеспокоены тем, что в лаборатории Игнатьева при смешении материалов дозы берутся на глазок. Это может окончиться катастрофой.
Александра Михайловича вызывали на консультацию к специалисту по взрывчатке. Интересный человек этот химик. Встреча была на явочной квартире. Он не назвал своей фамилии.
— Знаю заранее, мои инструкции неприемлемы, — говорил он, хотя Александр Михайлович слушал, не перебивая. — Но обязан предупредить, к чему может привести малейшая оплошность в температурном режиме кислоты…
Прочитав заметки Игнатьева о нововведениях в лаборатории, Березин фыркнул.
— В строгостях можно дойти до тюремного расписания: прогулка двадцать минут, чахоточным шагом вокруг каменного колодца…
— На юге при взрыве погибли семь человек, — перебил Александр Михайлович. — Партия потеряла людей, лишилась лаборатории.
Березин начал возражать: коли принять советы ученого, то в имении ни в коем случае вообще нельзя изготавливать кислоту. Александр Михайлович больше его не перебивал, но и не слушал. Открыв окно, он позвал Микко с огорода, велел запрягать лошадь.
— Далече? — спросил Микко.
— В Райволу, поедет Березин, — сказал Александр Михайлович.
— У меня нет дел в Райволе, — смутился Березин, — готовлю «закваску» для начинки.
— Вызову Четверикова, доделает, я помогу, — сказал строго Александр Михайлович, — а вы поедете в Петербург, встретитесь с тем ученым химиком.
Возражать бесполезно. Березин поднялся в свою комнату, собрал саквояж.
Не с пустыми руками возвратился он из столицы. Александр Михайлович велел ему побыстрее привести себя в порядок и спуститься в столовую, Березин же, поставив саквояж на колодец, извлек пухлый том, сказал:
— На правах рукописи. Пособие по садоводству.
Александр Михайлович с интересом открыл книгу, на обложке была изображена ветвь со спелыми антоновскими яблоками, а на титульном листе — «О минной войне».