Избранное
Шрифт:
— Вот вы оговорили и даже обозвали человека, а сами лезете вперед и хватаете…
Круглолицый точно ждал этой секунды. Он остервенело-радостно закричал:
— Да ведь это же скандалистка, ее по лицу видно! Она же склочница известная!
— А с вами я вообще не желаю разговаривать, — сказала Зоя.
— Она себя выше всех считает.
Это презрительно бросила темноглазая женщина. И то, что она была на стороне краснорожего, казалось нестерпимой несправедливостью. Зоя попыталась ей объяснить, что продавцов было двое, что она и не думала брать раньше, но женщина
— Убивать вас, таких, надо!
И почувствовала, как вдруг откачнулись от нее люди, кроме молодого паренька, который подмигнул ей: «А что? Неплохая мысль!»
— Мясо будете брать? — устало и безразлично спрашивал продавец, держа на весу кусок.
Но Зоя, помертвевшая от бессильной ненависти, выбиралась подальше, подальше от этого прилавка, от этого мяса, от этих людей.
На улице ей не стало легче. Куда теперь? Домой? Прислушиваться, как бесшумно закроется дверца лифта и тихо повернется ключ в замке?
«Вы только посмотрите на нее!» — гремел краснорожий. Что он имел в виду? Что он увидел в ней? И все люди вокруг, вся семья человеческая встала на его сторону и предала ее. За что?
Зоя плакала, еще не слезами, но дрожью сердца и дрожью дыхания. Она напрасно призывала на помощь то, что всегда помогало. Нет, не могла она сейчас взглянуть на себя со стороны и посмеяться. «Ах, дружок, какая же я базарная баба, мечтала бы, да кишка тонка!»
Бессмысленно, неправомерно, от каких-то случайных слов рушилась ее многодневная работа над своим покоем, над своей незыблемостью. Она бежала по улице вразрез течению, по многолетней привычке зная, на каком перекрестке надо повернуть. На мостовую она выбежала именно в ту секунду, когда по ней должны были прокатиться десятки дрожавших от нетерпения машин, которые сдерживал только огонек светофора.
Они все разом двинулись вперед, и Зоя заметалась между чудовищами, точно и четко осознав: «Вот так оно и бывает». Как в укрытие, кинулась она в темный промежуток между скользкими блестящими телами машин и поняла — спасения нет. На нее надвигалась огромная беспощадная харя грузовика. Больше она не сопротивлялась. Только в ожидании удара, в последнюю минуту, вдруг с облегчением подумала: «А, пусть»…
Очнулась Зоя от резких коротких свистков, которые ударяли ее по голове. Сперва она ничего не помнила и не понимала. В странной близости к своему лицу она видела большие черные сапоги и мокрый асфальт. Потом в общем гуле стала различать голоса.
— Насмерть? Насмерть? — жадно спрашивала женщина.
— Не видишь, что ли? На месте осталась, — нехотя ответил мужской голос.
— Разойдитесь, граждане, разойдитесь!
— Ой, молодая еще… Ой, дети, наверное, маленькие…
— Водители не разбирают, знай давят.
И все время, все время надорванный, уже хриплый голос:
— Товарищи, граждане, все вы тут свидетели, она же сама
Милиционер опять засвистел:
— Разойдитесь, разойдитесь!
Зоя попыталась поднять голову. Стало невыносимо больно. Она снова упала щекой на асфальт.
— Живая, — сказала женщина.
— Пьяная, наверно.
Подошли еще милиционеры. Любопытных оттеснили. Подъехала машина ГАИ. Жалобный голос водителя раздавался теперь в отдалении. Зоя лежала в широком круге, как в центре арены. Было очень неловко. Вероятно, задралась юбка. Руки дернулись, чтоб поправить одежду, и снова стало так больно, что она невольно застонала.
— Когда же «скорая»? Мучается человек! — истерично выкрикнули в толпе.
Потом колесо любопытных широко и молчаливо разомкнулось перед невысокой белой женщиной. Она спешила к Зое, как торопился бы самый близкий человек, а за ней бежали подручные с носилками. Женщина опустилась на колени, обхватила Зоино запястье, а затем быстрыми движениями стала ощупывать ее руки, ноги, плечи.
— Где больно? Здесь? Здесь? — спрашивала она.
Ее прикосновения четко отделили больное от неповрежденного. Болело плечо, не то, на котором лежала Зоя. И при малейшем движении — остро, невозможно вся левая нога.
— Шины, — потребовала женщина, — поверните ее.
Зоя закричала раньше, чем до нее дотронулись.
— Потерпите, милая, потерпите, — почти нежно сказала женщина. — Быстренько, быстренько, — торопила она своих помощников.
Нога, чем-то перемотанная, отяжелевшая, стала совсем чужой, но боль прошла. Зою понесли на носилках. Лежать было неудобно. Голова провисала. У колес грузовика человек сматывал рулетку. Зоя громко сказала:
— Я сама виновата. Водитель ни при чем. Я нарушила.
— Хорошо, хорошо, — перебила ее женщина-врач, — это потом. Пока они без вас разберутся.
Перед тем как вкатить носилки в машину «скорой помощи», санитары на секунду задержались, и прямо над собой Зоя увидела прекрасное лицо той, которая шла на счастливое свидание. На этом озаренном лице тоже было жадное, жалостливое любопытство.
— Нет, это невозможно! — крикнула Зоя. — Я квартиру не заперла как следует. Завтра мне работу сдавать… Я людей подвожу…
— Спокойно, спокойно, — женщина снова взяла Зоину руку, нажала на запястье, сосредоточилась и, вздохнув, положила руку на край носилок. Потом она негромко о чем-то распорядилась и, приподняв Зоину голову, дала ей остро пахнущее лекарство из толстостенной зеленой рюмки. Голова мотнулась, лекарство потекло по шее.
— Что со мной?
— Это рентген покажет.
От врача приятно пахло свежеглаженым полотном. Всю дорогу она сидела наклонившись над Зоей, время от времени проверяла пульс, беззвучно шевеля губами.
— Как же теперь будет?
— Все в порядке. Наполнение хорошее, — ответила женщина.
Машина остановилась. Открыли заднюю дверцу. Пахнуло холодным ночным воздухом. Зою подняли, переложили на высокую тележку, вкатили в коридор, где пахло хлоркой, лекарствами и уборной — стойким запахом всех больничных учреждений.