Избранное
Шрифт:
— Дальше мне хода нет. Рентген.
Чем можно было отблагодарить его за сочувственную улыбку, за силу молодых рук, за бережность, с которой он избегал толчков и сотрясений? Может быть, той же рублевкой? Но Зоя испугалась его интеллигентного вида и, пока колебалась, очутилась в зале, где над широкими столами нависали трубки гигантских микроскопов, низенькая толстая санитарка раздраженно кричала:
— Да разве я одна эдакие туши могу поднять!
— Ну уж, и туша, — обидчиво сказала Зоя.
—
— Немедленно прекратите! — оборвал ее твердый голос. Врач — немолодая, строгая — подошла к каталке. — Берите больную за ноги, — скомандовала она.
Зое стало неловко.
— Не беспокойтесь, я как-нибудь сама…
— Мне ваша самодеятельность не нужна.
Почему они не могут быть помягче, поласковей с больным, истерзанным человеком? Зоя закрыла глаза. Ее перевалили на стол. Женщина отошла. Трубка над Зоей слегка качнулась, снизилась, нацелилась. Что-то произошло — без звука, без движения.
Врач скрылась за небольшой дверью, санитарка куда-то ушла, и бесконечно долго Зоя лежала в тишине и одиночестве на плоском, холодном столе.
— Можете снимать, — распорядилась женщина, выглянув из-за двери.
— Что у меня? — спросила Зоя.
— Все скажет лечащий врач.
Раздраженная санитарка повезла Зою в перевязочную, где, не глядя ей в лицо, ничего не спрашивая и не объясняя, мужчина и две девушки приладили к пятке ее больной ноги доску, обмотали ногу ниже колена бинтами, смазывая полоски бинтов серой гипсовой кашей. Они точно обули ее в сапог, оставив овальное окошечко для пальцев.
Зоя понимала, что они ошиблись. Боль была где-то гораздо выше колена. Нога сразу стала чугунной и тяжело, толчками запульсировала.
— Не там, — громко сказала Зоя, — не там вы все сделали.
— Чего, чего? — спросила одна из девушек.
Зоя махнула рукой и отвернула лицо от слепящего белого света. Только не хватало еще заплакать.
— Вы еще будете нам указывать, — насмешливо сказала вторая, — нет, надо же!
Мужчина мыл руки. Он подошел к Зое, отряхивая с пальцев капли воды:
— Мы вам сделали фиксирующую повязку.
Ему казалось, что он все объяснил.
Зоя кивнула.
В палате, куда ее ввезли, было тихо и темновато. Под потолком горела маленькая лампочка — желтая и тусклая, особенно после слепящего белого света перевязочной.
Зою уложили на неподатливую жесткую кровать.
Санитарка откинула одеяло с загипсованной ноги:
— Не укрывайте. Пущай гипс просохнет.
Наступила затаенная, тяжелая тишина. Сводчатый потолок темнел по углам пятнами плесени. За окном, в уже недоступном отрезанном мире, с шелестом пробегали машины.
По обе стороны от Зои стояли кровати.
Но Зоя не могла пролежать здесь до утра. Она даже часа не могла пробыть в этом положении на спине. У нее ныло плечо, болела поясница, гипс холодной глыбой давил ногу. Необходимо было сию же минуту что-то сделать.
Женщина на соседней койке тяжело и долго приподнималась и наконец села. Одна нога у нее была поднята вверх и уложена на замысловатое сооружение. Покряхтывая, женщина растирала колено.
— Болит, Анна Николаевна? — тихо спросил молодой голос.
— Болит. Груз, что ли, сдвинулся. Спица прямо режет.
— Надо бы сказать…
— Кому же? Суббота, воскресенье, врачей не было.
— Сестре бы сейчас сказали.
— А что она сделает? Шурочка давеча марганцем мазала, еще хуже стало. Потерплю уж до завтра. Час-то который, Галочка?
— Одиннадцатого десять минут.
Как рано! Леонид еще не вернулся и ничего не знает. Что он подумает, когда не застанет ее дома? Что будет думать до утра? Пусть думает что хочет. Пусть волнуется, мучается…
Но Зоя тут же опомнилась. Это было неразумно. Все, что она создавала, должно оставаться незыблемым. Даже это происшествие должно пойти на пользу ее жизни, ее семье.
— Надо же сообщить домой! — простонала она.
— Вы дали свой номер телефона в регистратуре? — спросила невидимая Галочка. — Если дали, они позвонят.
Зоя не могла вспомнить, называла она номер или нет. Ей стало тяжко.
— Я больше не могу, не могу я.
— Вам плохо? — Галочка, видимо, приподнялась на локтях. Густо-черная головка — вот все, что могла увидеть Зоя.
— Не знаю. Тяжко мне. Все жесткое…
— Это оттого, что вас на щит положили. Может быть, вам судно надо?
— Больно мне…
— Няню придется позвать. Позвоните, Анна Николаевна.
— Да что без толку звонить, — неохотно отозвалась Анна Николаевна, — нет сегодня никого.
— Может быть, сестра придет?
— Нет, не дозвонишься, — безнадежно сказала Анна Николаевна.
Жесткая подушка давила Зое на затылок. Губы пересохли. Почему никто не встанет, чтобы ей помочь?
— И неужели по ночам никого не бывает?
— Бывают, да не дозовешься, — сказала Анна Николаевна. — Которая нянечка заляжет на свободную койку да и спит всю ночь. А мы все тут неходячие, кроме Варвары Петровны. Да она сегодня домой бегала, нагулялась и спит.
— Заснешь с вами! — донесся от окна глухой голос. — Трещат не знай чего среди ночи.
— Сходили бы вы, Варвара Петровна, за сестрой, — сказала Галина.
— Зачем это я пойду? Что ей сестра сделает? Положили, — значит, лежи.