Избранное
Шрифт:
Он опять засмеялся:
— Да вы не должны считать себя арестованной. Мы просто пригласили вас сюда, чтобы поговорить с вами. Ну посмотрите, разве этот дом, эта комната похожи на тюрьму?
Я ответила, глядя ему прямо в лицо:
— Я ехала из школы, меня схватили, впихнули в машину и привезли сюда. Разве это не похоже на арест и разве я не в тюрьме?
Полицейский перестал улыбаться.
— С этим домом вы еще познакомитесь. Это не тюрьма. Тюрьма находится в другом месте. Здесь вы будете слушать музыку, песни, сможете читать книги, газеты. Под крышей этого заведения,
Меня бесили его жеманство, дешевая учтивость и неестественный смех. Теперь я окончательно поняла, куда меня привезли — в «лагерь перевоспитания», находившийся в распоряжении «группы особого назначения». В народе его обычно называли «полицейским участком Ле Ван Зует». Он был хорошо известен в городе, как и другие подобные учреждения, расположенные в разных районах Сайгона. Сидевший передо мной был действительно начальник лагеря — Зыонг Динь Хиеу. Его заместителями были Черный Тхань и майор Кхам. Эти имена были знакомы всему Сайгону!
Зыонг Динь Хиеу, с мерзкой улыбочкой рассказывавший о своем заведении, не успел закончить фразу, как со двора послышался вой сирены. Он вскочил, полицейские, стоявшие у двери, повернулись к окну, выходившему во двор. Я поняла, что этот сигнал означает спуск флага, и подумала: «А мне нужно ли вставать?» Прежде, когда я ходила в школу вместе со всеми, я, конечно, приветствовала подъем и спуск флага. Но теперь я была арестованная, а раз так — мне незачем вставать при спуске их флага. Я осталась сидеть.
Когда церемония спуска флага закончилась, Зыонг Динь Хиеу повернулся снова ко мне, сел и, помолчав некоторое время, принужденно засмеялся. Он словно забыл, что две минуты назад называл меня своей сестрой, обращался ко мне на «вы», от его «вежливости» не осталось следа.
— Если сказать правду, я пригласил тебя сюда ради интересов нашего государства, нашего народа. Ведь будущее народа — это молодежь: учащиеся, студенты. Но сейчас их используют в своих целях враги нашего государства. Мы не можем смотреть на это равнодушно, не можем сидеть сложа руки. И ты должна нам помочь. Это твой долг.
Я прервала его:
— Мой долг — учиться, и я прошу вас отпустить меня домой, чтобы я могла продолжать занятия.
— Именно поэтому тебя и пригласили сюда. Ведь мы тоже хотим, чтобы все вы учились как следует. Многие юноши и девушки помогали нам, и теперь мы отправляем их в Штаты, чтобы они совершенствовали свое образование, а потом отдали свои знания и талант родине и народу.
— Вы, очевидно, преувеличиваете мои возможности, не знаю, чем бы я могла вам помочь. Мое дело — учиться, ничего другого я не умею. Отпустите меня.
В комнате зажгли свет. При электрическом освещении стало хорошо видно, что волосы полицейского густо смазаны бриолином и противно блестят. Он продолжал:
— Я думаю, что вы уже все поняли. Далеко не каждый, кто попадает сюда, сразу встречается со мной. Имейте в виду, я тоже участвовал раньше в войне Сопротивления. Думаю, что вы еще недостаточно хорошо представляете себе, что такое коммунизм. Вот недавно вы были в «зоне» на краткосрочных курсах. Но что
28
Так называли представители сайгонских властей вьетнамских коммунистов.
— Справедливо будет, если вы отпустите меня домой.
Голос Хиеу стал печальным:
— Эти кадровые работники-коммунисты исключительно опасны. Они толкают вас на неправильный путь, вводят в заблуждение, а вы не способны разобраться во всем и дать себе ясный отчет в происходящем. Впрочем, сейчас нет смысла спорить, не будем тратить время. Я только хочу напомнить вам, что вы должны подумать о вашей семье, о матери, о младших братьях и сестрах. Что же касается вас лично, то о себе вы тоже пока по-настоящему не думали. Вы еще не знаете, насколько труден и мучителен путь коммуниста! Вы уже давно живете в Сайгоне, а связались с коммунистами лишь недавно. Вы еще не представляете, в какую пропасть они вас толкают. Мы не можем закрывать глаза на это и хотим помочь вам вернуться на истинный путь.
— Истинный путь — это вернуться домой и продолжать ходить в школу!
Я упорно стояла на своем, но Хиеу еще продолжал уговаривать меня часа три — почти до самого позднего вечера. То он увещевал меня, пытаясь соблазнить всякими прелестями жизни, то начинал угрожать, несколько раз срывался и кричал, но потом опять появлялась деланная улыбка и мягкие, задушевные интонации. Наконец он поднялся.
— На сегодня достаточно. Я хотел убедить вас в необходимости еще раз все обдумать. Вы останетесь здесь и получите возможность встретиться с другими учащимися и студентами.
Он повернулся к стоящим у двери полицейским.
— Пригласите сюда госпожу Бай.
Один из них убежал и вскоре вернулся вместе с маленькой невзрачной женщиной лет сорока пяти, с редкими зубами и какими-то бесцветными глазами. Она была одета в сатиновые брюки и длинное белое платье, редкие волосы были гладко причесаны.
Увидев Зыонг Динь Хиеу, она проворно сбросила туфли, босиком вошла в комнату и, скрестив руки, поклонилась ему.
— Госпожа Бай, отведите эту девушку в ту комнату.
Женщина что-то невнятно пробормотала, а Хиеу повернулся ко мне.
— Это госпожа Бай. Раньше она работала в партийном комитете провинции Бенче. Надеюсь, вы поближе познакомитесь с ней.
Я сразу же возненавидела эту женщину и хотела тут же ответить Хиеу: «Я не знаю никакого провинциального партийного комитета», — но вовремя остановилась.
Хиеу отвернулся, а женщина велела мне следовать за ней. Мы вышли во двор, и она повела меня между домами. Войдя в один из них, мы прошли в комнату, и госпожа Бай показала мне стоявшую у самого входа покрытую циновкой кровать с москитником.