Избранное
Шрифт:
Я долго перебирала в памяти друзей: мать Дыка, супруги Шау — четыре года прошло, живы ли они? — в конце концов решила отправиться к матери Хонг Лан. С тех пор как меня арестовали, она больше всех заботилась обо мне. Это была очень энергичная женщина. В какую бы тюрьму меня ни переводили, она довольно скоро находила меня и присылала передачу либо добивалась свидания. Когда мы встречались, она после вопросов о моем здоровье всегда говорила: «Дома все в порядке, все живы в здоровы!»
Я понимала, что она имеет в виду не только моих родных, но и дает таким образом знать, как обстоят дела
Когда арестовали Хоанга, она долго не появлялась, а когда пришла ко мне, то прежде всего сообщила:
— Хоанг тяжело заболел, но все остальные здоровы!
Итак, я решила поехать к ним, хотя мать Хонг Лан предупредила меня, что ее старший сын вернулся в Сайгон и теперь служит в Генеральном штабе — он получил чин лейтенанта.
Добравшись до места, я рассчиталась с шофером и направилась к дому. Мать Хонг Лан засияла от радости, увидев меня.
— Ты? — изумленно воскликнула она. — Ну что же стоишь, заходи!
Я вошла в дом, хозяйка шла за мной следом, спрашивала меня о здоровье, о том, когда меня освободили. Она провела меня на второй этаж, предложила вымыться и дала одежду Хонг Лан, чтобы я могла переодеться.
Когда я привела себя в порядок, мать Хонг Лан поднялась ко мне. Она стала расспрашивать меня, что я намерена теперь делать, куда отправиться, не думаю ли вернуться домой. Я ответила, что хотела бы уехать туда, где Лан, и она одобрила мое решение, сказала, что поможет мне добраться.
Велев мне отдыхать, она дала газеты и журналы и отправилась на кухню. Вскоре вернулись из школы младшие братья и сестры Лан и радостно бросились ко мне. А потом явился и старший брат Хай. Я сидела с детьми в их комнате, когда раздались внизу шаги. Мать вышла к нему из кухни, и я с удивлением услышала ее спокойный голос:
— У нас Фыонг. Ты помнишь ее?
Брат Хонг Лан молча кивнул мне и прошел к себе. Все так, как было раньше. Когда мы приходили в гости к Хонг Лан, старший брат встречал нас, молча кивал в знак приветствия и удалялся в свою комнату. Сначала мы очень удивлялись, а потом поняли, что это просто такая манера держаться.
Он давно знал о работе Лан, но дома об этом не говорили. А когда за Лан была установлена слежка и ее фотография оказалась в управлении полиции, он тут же предупредил об этом Лан. Сам же делал вид, что работа сестры его не касается — это ее личное дело. Я почему-то верила, что он нас не выдаст.
Сейчас я с интересом посмотрела на его лейтенантские погоны. Теперь он офицер. На такого красивого парня, верно, заглядываются девушки.
Мать пошла следом за сыном в его комнату, и некоторое время оттуда доносились их приглушенные голоса. Выйдя от него, она сказала:
— Сын не возражает, чтобы ты осталась сегодня ночевать у нас, а завтра он сам нас проводит.
Вечером мы поужинали все вместе, а потом хозяйка с младшей дочерью отправились делать покупки. Они накупили печенья, конфет, чая, лекарств и фруктов — в подарок Лан и ее друзьям.
Я погуляла с детьми и пошла спать. Во избежание всяких случайностей мы почти не говорили о делах.
Утром после завтрака мать Хонг Лан приготовила для меня красивое цветное платье и белые брюки — это были вещи Хонг Лан. Потом она вручила
Мы сели в белую «тойоту» [33] . Хай уселся за руль, мы с его матерью — сзади, среди множества свертков и коробок, завернутых в разноцветную бумагу. Со стороны могло показаться, что мы собрались на свадьбу или на какое-то другое торжество…
Машина ехала по знакомым улицам. Я смотрела вокруг — как будто не было нескольких лет тюрьмы, как будто только вчера я проезжала здесь. Выехав за город, машина помчалась по дороге, по которой я в прошлый раз ехала в освобожденную зону. Как и тогда, на шоссе было полно машин, велосипедов, мотоциклов. И точно так же по обе стороны дороги тянулись ряды деревьев, мелькали сады и рисовые поля.
33
«Тойота» — марка японской машины.
Вдоль дороги, тут и там, мы видели группы солдат и полицейских. Хай не обращал на них никакого внимания, так же как и на контрольные пункты — он даже не сбавлял скорости, проезжая мимо них. Остановился он только у главного пропускного пункта. После проверки документов перед нами подняли шлагбаум, и мы въехали в город.
На первом же перекрестке, когда мы остановились перед светофором, полицейский подошел к машине и бесцеремонно заглянул внутрь. Мать Хонг Лан опустила стекло и, выглянув из машины, с улыбкой обратилась к полицейскому:
— Здравствуйте. Вы что ж, теперь здесь служите?
— Здравствуйте. Да, я уже давно здесь, — ответил он и поднес руку к козырьку.
Хай даже не обернулся, нажал на газ, и машина рванулась вперед. Полицейский остался стоять посреди дороги, недоуменно глядя нам вслед и пытаясь вспомнить, где и когда он встречал эту женщину, которая обратилась к нему, как к старому знакомому.
Прошлый раз, когда я ехала в автобусе, мне пришлось выйти у рынка, а потом пешком добираться в условленное место. Хай остановил машину, как только въехали в Д. Мы начали вытаскивать из машины свертки, а Хай по-прежнему молча сидел за рулем и курил. Убедившись, что мы забрали все, он развернул машину и укатил так стремительно, что я даже не успела попрощаться с ним. Мать после свидания с Хонг Лан должна была вернуться домой на автобусе.
Мы добрались до хутора. Там нас уже ждали, и мы сразу же двинулись дальше — на велосипедах, а не пешком, как в первый раз. Мы ехали вчетвером: впереди — девушка, которая была нашей провожатой, на заднем сиденье ее велосипеда устроилась мать Хонг Лан. Потом ехала я, а замыкающей была еще одна связная.
По пути нам попадались повозки, запряженные буйволами, встречались редкие пешеходы. Дорога шла через деревни, пересекала рисовые поля, небольшие рощицы. У обочины порой встречались лавчонки. В них продавалось все что угодно — от мыла, чая и кофе до швейных машин и транзисторов. Граница освобожденной зоны теперь приблизилась, и нам не нужно было пробираться всю ночь сквозь джунгли, как в прошлый раз.