Избранное
Шрифт:
то вниз, да еще с аппаратом под мышкой.
В вагоне не было ни души. Только двое пулеметчиков стояли
часовыми на пути по обе стороны вагона.
Я сел на железный пол и прислонился к борту. Потом, отдышавшись,
начал стягивать с себя мокрую рубаху. В эту минуту в вагон по лесенке
поднялся матрос. На нем был бушлат внакидку и бескозырка на затылке.
Он остановился передо мной, отшвырнул ногой какую-то тряпицу и быстро
заговорил:
– Этого самоварщика
почему поддувало не прикрыл? Что, так не доехали бы?
Матрос плюнул в сторону, помолчал.
– Это ты про машиниста, что ли?
– сказал я, стянув наконец с себя
прилипшую к телу рубаху.
– Какой он машинист? Швабра! Списать такого...
– Товарищ Федорчук, без крику!
– остановил я матроса.
– Машинист
да машинист... А ты где был, а все остальные? Или не ваше дело
последить, как поезд идет?
Матрос поморщился и отвернулся.
– Да послушай меня, командир, - сказал он с досадой. - Этот
самоварщик, еще когда на позиции стояли, открыл поддувало. А с
поддувалом и свой рот разявил... Ну а нам в бою разве до того было,
чтобы на паровозную трубу глядеть? Видел бы ты, как месил нас белый
гад снарядами...
– Кто же все-таки догадался прикрыть дым?
– Сам он, - матрос кивнул на паровоз.
– Опомнился спустя время...
– Понятно, - сказал я. - Объявляю митинг закрытым. Вперед наука
будет. Люди как? Все целы?
Матрос махнул рукой.
– Где там целы... Двоих подстрелили.
– Как подстрелили? Убиты? Кто?
– Да нет, не убиты. Телефонист ранен...
– Который телефонист? Их двое. Ну?
– А тот, что при нас был, Гавриков. Ваш-то, Никифор Левченко,
целый прибежал.
– Гавриков...
– Я припоминал его лицо.
– А еще кто?
Федорчук как будто не слышал вопроса. Он круто повернулся, чтобы
идти прочь из вагона, и у него распахнулся бушлат. Матрос быстро
собрал полы, но я успел заметить, что правая рука у него на перевязи.
– Что это у тебя? И ты ранен?
– Пустяковина.
– Матрос нетерпеливо дернул плечом.
– Осколок. Сам
вырвал, зубами.
Он облокотился здоровой рукой на борт и задумался, глядя в поле.
Да вдруг как трахнет кулаком по железной стенке:
– Ни за что пропал человек...
Я почувствовал неладное.
– Да где, черт возьми, все люди, где команда?
– В пулеметном вагоне, - медленно проговорил матрос. - Васюка
отхаживают, смазчика... Да только не выжить ему. В грудь его
шлепнуло...
Матрос спрыгнул на землю.
Я схватил свою рубашку и побежал вслед за ним. Не помню,
надел рубашку...
x x x
Раненые были в пулеметном вагоне. Они лежали накрытые шинелями.
Вокруг них собралась почти вся команда. Малюга мочил бинты в ведре и
прикладывал обоим раненым на голову.
– Холодом - первое лечение, - говорил он между делом. - Мокрая
тряпка жар и болезнь завсегда вытягивает. А вот ежели бы глины с
болота достать - еще бы лучше...
Увидев меня, все посторонились. А каменотес бросил бинт в ведро и
посмотрел на меня выжидающе, как будто хотел спросить: "Ну что ты,
командир, теперь делать прикажешь?"
Я присел на корточки возле раненых и сказал:
– Потерпите маленько, товарищи, мы сейчас в лазарет вас доставим.
Там и койки удобные будут, и белье чистое, и доктор...
– Спасибо, товарищ командир, - ответил, чуть улыбнувшись,
телефонист.
А смазчик молчал. Лицо у него было темное от жара, глаза
полузакрыты. Видно, плохо было ему. Мне показалось, что Васюк никого
вокруг не видит и не слышит. Но вдруг он приподнял голову и зашевелил
запекшимися губами.
– Матвей Иванович, ты здесь? - позвал он матроса. - Подойти
поближе... Матвей Иванович, скажи правду: выживу?
– А чего ж тебе не выжить? - сказал матрос громко.
– И выживешь,
и опять тебя к правилу поставят, ежели только захочешь. А не захочешь
– командир другое дело даст. Нам с тобой помирать еще никак не время.
Делов много...
Я поднялся и тихонько вышел из вагона.
У окна паровозной будки сидел машинист.
– Больше чтоб не сифонить. Как хотите управляйтесь, но в другой
раз чтоб не было дыму!
– сказал я ему.
Машинист растерянно закивал и сразу убрал голову в будку. Надо
было, не задерживаясь, доставить раненых в тыл и сдать в лазарет
бригады. Да и по времени пора было уходить: каждую минуту мог
прорваться сюда бронепоезд из Проскурова.
Я подумал, не разрушить ли за собой путь. Так и подмывало меня
подсунуть под рельсы пироксилин и отрубить дорогу вражескому поезду.
Но я воздержался: вытребуют нас на позицию, так самим и придется
починять путь. Намаешься.
Но что-то все-таки надо было сделать с рельсами... Развинтить
болты на рельсах - вот что! Этого вполне достаточно.
Я выслал вперед несколько человек из команды с инструментом
(инструмент на паровозе взял), и ребята под руководством нашего