Избранное
Шрифт:
железнодорожного слесаря, замкового, в пять минут сделали дорогу для
белогвардейцев непроезжей. А отвинченные болты, гайки и другие
крепления рельсов взяли с собой, чтобы, когда потребуется, все
поставить на место.
Все сели в вагон.
– На полный ход, назад!
– махнул я машинисту.
Поезд тронулся почти без дыма.
Глава шестая
Погиб наш смазчик, наш кок и правильный,
Тяжело раненный в грудь, он не протянул и до лазарета. В лазарет,
на койку, доктор принял только телефониста.
Похоронили мы смазчика в поле, у полотна железной дороги. К
могиле его привалили камень и помазали камень черной краской из его же
баночки - больше нам нечем было отметить могилу товарища. Дали залп из
винтовок и снова двинулись вперед, ожидая приказаний. Гул орудий,
доносившийся от Проскурова, показывал, что там уже завязалось дело не
на шутку.
И верно: едва только мы вернулись с бронепоездом на наше прежнее
место и только-только успели разгородить путь от загромоздивших его
телеграфных столбов, как нас уже опять ввели в бой. На этот раз
приказание нам привез конный ординарец комбрига. "Изготовиться к
стрельбе, - писал комбриг на клочке бумаги.
– Отражать орудийным огнем
пехоту противника в случае ее появления со стороны Проскурова".
– Ох и сумрачен комбриг, - шепнул мне ординарец, покачав головой.
– А что такое?
– Телеграмма получена вот только что. От армии командующего, из
Киева... Любой ценой, говорит, а чтобы дальше Петлюре да гайдамакам
ходу не было. Чтобы как отрублено!.. А где у нас, если разобраться,
сила?
Ординарец тянулся поговорить со мной, и я видел, что не от
праздности. В такие минуты люди пустых слов не говорят... Но мне было
не до этого.
– Езжайте, езжайте, - заторопил я его, обрывая разговор.
– Вот
вам расписка, езжайте!
Ординарец уехал.
Я вскарабкался по откосу на холм и окинул взглядом знакомую уже
долину перед городом. За какой-нибудь час тут все переменилось. Дым
стлался над полем, всюду рвались снаряды, стучали невидимые пулеметы,
и от непрерывного потока пуль казалось, что в воздухе звенят, лопаются
и снова звенят перетянутые струны...
Вправо и влево от меня, по обе стороны железной дороги, лежали с
винтовками наши бойцы. Цепь их растянулась по гребням холмов.
Все посматривали в сторону Проскурова. Некоторые красноармейцы
переползали с места на место, забираясь за камни и бугорки. Другие
сами устраивали себе укрытие от вражеских пуль: не поднимая головы,
они вырубали под
кучки - брустверы.
Я увидел на многих бойцах свежие, наскоро сделанные и сочащиеся
кровью белые повязки.
"Уже побывали в атаке... - догадался я. - Не вышло, значит,
Проскуров остался у врага... А теперь будет еще атака, да не одна".
Я крикнул с холма вниз Малюге, чтобы он приготовился к бою.
Артиллерист принял команду и в знак этого помахал мне своей
шляпой.
Сверху я видел весь наш поезд, до мелочей, увидел даже нагар в
широкой паровозной трубе. Держит теперь машинист порядок, не дымит.
Услышав мою команду, из полувагона выскочил Никифор с телефонным
аппаратом.
– Туда же линию, к наблюдательному? - спросил он, разбирая
провода.
Глянул я... А где же деревья, где клен?
В полуверсте от меня, на месте рослых ветвистых деревьев, торчали
только расщепленные колоды, и вся земля вокруг была изрыта снарядами.
Это все, что осталось от моего наблюдательного пункта...
"Куда же мне взобраться?"
Но мне не дали размышлять.
Вдруг по цепи бойцов пронесся сдержанный говор:
– Уже в контратаку поднялись...
И тут же приказание командира:
– Вразброд не стрелять! Ударим залпом!
Я глядел на быстро приближавшихся вражеских солдат и, сам не зная
почему, не в силах был оторвать взгляда от этого страшного зрелища.
– А ты чего маячишь тут? - закричали на меня с разных сторон. -
Ложись!
Уже лежа, нацелив бинокль, я уткнулся взглядом в знамя, которое
поднял и развернул над головами атакующих дюжий парень с голой грудью.
Половина знамени голубая ("блакитная" - по-украински), половина
желтая... На солнце засверкали широкие, заграничной выделки,
примкнутые к винтовкам, штыки-кинжалы...
На миг все затихло.
Я услышал свое хриплое от волнения дыхание. И вдруг справа,
слева, из-под кустов, из-за камней рванули по петлюровцам молчавшие до
того пулеметы.
"Та-та-та-та-та!.." О, эти звуки показались мне прекрасной
музыкой! А соседи пехотинцы даже повскакали из травы, в которой
укрывались. Но резкое слово командира - и бойцы опять залегли.
А пулеметы делали свое дело. Вот получивший пулю петлюровец
завертелся волчком и хлопнулся задом наперед. Вот другой, третий,
четвертый повалились ничком...
– Огонь! - рявкнул мне в ухо подбежавший с бронепоезда матрос и
сунул в руки жестяной рупор. - Связной от Теслера передал: "Огонь,