Избранное
Шрифт:
там уже не побежишь к комбатру. Там и с поезда не отлучишься!"
x x x
Трудно заниматься, когда мысли твои бегут прочь...
Меня все больше подмывало тем или иным способом выбраться на
передовую. А про ребят уже и не говорю - в тылу, в нашей одинокой
позиционной жизни они совсем истомились...
Кто бы ни шел с передовой - раненый ли, конвоир ли с пленными,
разведчик
из вагонов, окружат человека и расспрашивают с нетерпением и
жадностью: "Как там? Где теперь проходит наша позиция? А ихняя где? А
в окопах что говорят? А насчет наступления не слыхать еще?" И так
далее, и так далее...
А если кто-нибудь мимо нас шел на передовую - с какой завистью
глядели на "передовика" мои бойцы!
Но что было делать? Я ждал брони из Киева, и сам не знаю, чего
еще ждал. Ждал перемены к лучшему...
А пока принуждал себя ежедневно посещать комбатра и решать
треугольники. "В конце концов, - говорил я себе, - будем ли мы на
передовой или в тылу останемся, но артиллерийскую-то науку надо знать.
Ведь без нее я по рукам связан!"
Занимались мы с комбатром только ночами, и от этих бессонных
ночей я совсем осовел, меня ветром шатало. День-то я в бою, на
стрельбе, глаз за весь день не сомкнешь, а тут и ночь не твоя.
Трудно мне было, и в особенности тяготило то, что я почти не
встречался со своими ребятами. Как они жили, чем заполняли свое
свободное время, - об этом я знал только со слов матроса, который
оставался на бронепоезде моим заместителем и ежедневно делал мне
короткие доклады.
Но вот однажды я услышал в команде разговор о моих занятиях.
Как-то после боя, уже в сумерках, я забрался в пулеметный вагон, чтобы
поспать, а потом со свежей головой отправиться к комбатру. Лежу и
слышу: захрустел песок около вагона, подошли люди, потом что-то
звякнуло - я догадался, что заправляют буксы.
– Спит, - сказал один, видно отвечая на вопрос другого. Я сразу
узнал голос Малюги - говорил он медленно и нараспев. - У нашего
командира теперь и день в ночь - не разберешь ничего... Придумает
тоже: в книжках артиллерию вычитывать! Бубнит, бубнит, что пономарь
над псалтырью... Да ты, брат ты мой, если хочешь дело понять, тряпку
вон возьми да походи около нее, около орудии. Вот и увидишь, что к
чему да как другие становятся. Может, тогда из тебя и выйдет солдат.
Ох-хо-хо, - вздохнул Малюга, - завоюем мы с ним, с этим хлопцем, по
три аршина земли сырой!.. Ну-ка, плесни масла.
– А в книжках про всякое пишется, - услышал я другой голос.
– Вот
вчера хлопцы про тебя читали.
– Это как же так - про меня?.. - В голосе Малюги прозвучало
недоверие и в то же время угроза.
– Какая такая книжка? Где она?
– А тебе и не прочитать ее самому, без хлопцев. Про
крестьянина-середняка книжка. Кажут, середняк - це розуму богато.
Кажут, на сели - первый господарь. Кажут, в державных справах... в
государственных делах у середняка треба совета спрашивать.
Говоривший вдруг фыркнул и захохотал.
– Чего же ты, дура, регочешь?
– сказал Малюга солидным голосом.
–
Середняк - це фигура! Правильно про меня написано.
Задорный собеседник Малюги проговорил, давясь смехом:
– Державны справы... Государственные дела... тебе решать...
Ха-ха... Малограмотный дядько! Только драться умеешь!
– Ах ты шкодливый!.. Да я тебя, дурня... - Малюга угрожающе
засопел.
– Сам ты дурень! Да еще старый! - вдруг запальчиво выкрикнул
другой.
"Кто это?
– Я прислушался и никак не мог узнать второго. В голосе
что-то напоминало племянника. - Да нет, не может этого быть! Не
осмелится он разговаривать так с дядей..."
Я быстро выглянул в бойницу.
Около вагона Малюга, а в нескольких шагах от него с масленкой -
племянник. В самом деле, племянник! А как распетушился... Красный весь
от злости!
Я громко кашлянул. Оба вздрогнули и обернулись. И старик и
племянник сразу потеряли свой воинственный вид и поспешили прочь. До
чего это было смешное бегство!
А хлопец-то, хлопец - каково отбрил старика! И откуда только
смелости набрался, ведь как разговаривает!.. Не иначе как этого парня
обработали в команде! Ну и дела!
Я стал устраиваться спать. "Кто же это у нас в поезде книжки
читает?" С этой мыслью я заснул.
В этот раз я на редкость хорошо выспался и бодрый, свежий
выскочил из вагона.
Пока я умывался под краником у тендера, матрос мне все рассказал.
Оказывается, это наш Панкратов, громкочтец, в поезде орудует. Чуть ли
не каждый день он ходит за пять, а то и больше, верст в политотдел,
приносит оттуда литературу - книжки, газеты, листовки - и прочитывает
все вслух бойцам. А неграмотных после каждой читки заставляет
списывать с газеты буквы и тут же объясняет: "А - арбуз, О - орудие, П
– поезд, У - ученье. Ученье - свет, неученье - тьма".