Избранное

Григорьев Николай Федорович

"Мысль коммуниста". Я упаковал ее в тюки и свез на извозчике в

политотдел. Иван Лаврентьич, покручивая ус, прочитал газету от строчки

до строчки. Потом поднял на меня глаза и широко улыбнулся: "Ну что же,

значит, с почином? Неплохо сработали!"

Он велел раскрыть тюки, и тут же, на моих глазах, газету стали

разбирать красноармейцы и рабочие. Пошли розовые листки в прослойку с

московскими газетами! И это было мне лучшей наградой.

Скоро издание

газеты перешло к ревкому и Проскуровскому комитету

партии. Но в политотделе от этого работы ничуть не убавилось. Мне,

вместе со старшими товарищами инструкторами, приходилось то разбирать

брошюры, листовки и плакаты, которые прибывали из центра, то

подготовлять митинги, то устраивать лекции в казармах.

x x x

Вскоре после освобождения Проскурова, в марте, Иван Лаврентьич

уехал в Москву. Поездка была не простая: проскуровские большевики

избрали его делегатом на VIII съезд партии. Мы, бойцы, ходили гордые:

это почет бригаде, а значит, и каждому из нас почет!

В день отъезда Ивана Лаврентьича все особенно волновались.

Прощаясь, он стал обходить казармы, роту за ротой, и всюду спрашивал,

какие есть у бойцов пожелания или просьбы к нашему Советскому

правительству!

– Привет Владимиру Ильичу от пятой роты!.. Привет от седьмой!..
–

гремели голоса.
– Да здравствует товарищ Ленин!

Началось ожидание. Позадержался наш делегат в Москве. Сады в

Проскурове оделись зеленью, и зацвела белая акация, когда наконец

воротился из далекого путешествия Иван Лаврентьич. Приехал он из

Москвы отдельным вагоном-теплушкой среди тюков и ящиков.

Встречали его целой делегацией. Бойцы, рабочие с заводов,

работницы - кого тут только не было! Мигом заполнили перрон.

Я первый увидел Ивана Лаврентьича и вскарабкался к нему в

теплушку.

– Ну как? - дружелюбно пробасил он, поздоровавшись. - Не

разбаловался политотдел в отсутствие начальника?

А я глядел на него и удивлялся: он и будто не он. Иван Лаврентьич

побывал в Кремле и держаться стал прямее, не сутулится, величавость

появилась, военная выправка... Усы уже не висят, как случалось, без

призора, а подстрижены и закручены кверху. Твердый воротничок

подпирает подбородок. Вон он каков приехал, Иван Лаврентьич!

На вокзале состоялся митинг. После речи начальника политотдела

выступали красноармейцы, выступали рабочие. Едва кончился митинг, как

бойцы наперегонки устремились к Ивану Лаврентьичу. Дело в том, что

разнеслась весть, будто тюки и ящики

в вагоне - это подарки нашей

бригаде от Ленина. И бойцы, тесня со всех сторон Ивана Лаврентьича,

стали допытываться:

– Это правда, товарищ начальник? От Ленина? Неужели от самого?

Иван Лаврентьич подтвердил:

– Да, в вагоне подарки для вас лично от Ленина.

Но кто же поверит! Ленин управляет всем нашим государством, да

еще в такую трудную пору, когда всюду враг. Где же ему самому набирать

для бойцов записные книжки, тетрадки, носовые платочки, иголки с

нитками... Смешно говорить! Насчет двухрядной гармони, что в отдельном

ящике приехала, - это, конечно, возможно. Подарок ценный, призовой;

так что, может, и прошелся Владимир Ильич пальцем по ладам, проверяя

голоса. А насчет прочего - наверное, выдумка!..

И все-таки оказалось правда. Иван Лаврентьич подробно рассказал,

как Владимир Ильич из своего кабинета звонил по телефону в разные

учреждения, как он сам хлопотал и беспокоился, чтобы собрать для

бойцов получше подарки.

Долго никто не мог выговорить ни слова от волнения. Потом кто-то

сказал:

– Письмо Владимиру Ильичу! Письмо напишем!

Сразу стало легко и радостно на душе, потому что правильное

решение.

А потом в казарме у нас произошла встреча с Владимиром Ильичем.

Стрелковую бригаду невозможно поместить в зале полностью. Поэтому

впускали бойцов побатальонно. Целый день, от подъема до отбоя, слушали

у нас Ленина, а перед казармой все нарастала и нарастала толпа.

В политотделе у нас был граммофон - ящик с горластой трубой.

Раздобыли один на бригаду - да и тот был чиненый-перечиненый. Ему ведь

тоже доставалось в боях. На трубе пестрели заплаты, поставленные

бригадными кузнецами. Эти ребята ловко ковали лошадей, но нельзя

сказать, чтобы столь же удачно подковали граммофонную трубу. Она

дребезжала и искажала звуки.

Из уст Ленина мы услышали "Обращение к Красной Армии" и "О

крестьянах-середняках".

Долго-долго слушали бойцы пластинку. Потом заговорили.

– А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете:

то высоко, то низко, то середина наполовину? Какой же настоящий-то

голос у Ленина?

Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить.

Опять заговорили бойцы всей бригадой, горячились, спорили,

большинством решили:

– Какой голос у Ленина? Ясно - громовой! На весь мир звучит. С

этого дня политотдел засыпали требованиями: всюду желали послушать