Избранное

Григорьев Николай Федорович

смазчика. Смазчик, низко перегнувшись через железный борт вагона, с

кистью в одной руке, с банкой в другой, промазывал снаружи ржавые

пятна. Так смазывают дегтем болячки у заезженных лошадей.

Я вошел на перрон и опустил мешок, переводя дух.

– Ну, кончайте свои дела, товарищи. Вы думаете, времени у нас

много? Надо же еще приготовиться. Пошли!

– А куда идти-то?
– сказал смазчик, не отрываясь от дела.

– Здравствуйте... Вы

что же, может, и ехать раздумали? - Я

вскинул мешок на плечо.
– Где стоит бронепоезд? Я и сам дойду.

Смазчик перестал водить кистью и поднял на меня глаза.

– Гляньте-ка, ребята, - сказал он весело. - Стоит человек в

воротах, а калитку спрашивает! - Смазчик протянул мне руки. - Давай

багаж. Умаялся ты, я вижу, товарищ, если и бронепоезд не разглядишь...

Я опешил:

– Как? Это... бронепоезд?..

Смазчик покатился со смеху.

"Ах, - думаю, - ты так? Насмешечки... Хорошо же!"

Я подал ему мешок.

Он взял.

– Динамит! - рявкнул я, отскакивая.
– Пошевелись только. Мокрого

места от тебя не останется!

– Что ты!.. Что ты!..
– забормотал смазчик.

– Струсил? То-то, брат. Ничего, подержи, подержи. Привыкай.

Я расстегнул на себе гимнастерку и не торопясь вытер платком

мокрую грудь, голову, шею. Смазчик кряхтел и вращал глазами, не зная,

как отделаться от мешка.

– Ну вот, - говорю, - спасибо, что подержал. А теперь бери мешок

в вагон. Да бери, не бойся! Без капсюлей этот багаж не взрывается, а

капсюли - вот они, у меня в кармане. - И я показал ему блестящие

медные, похожие на папиросы трубочки с гремучей ртутью.

Смазчик недоверчиво поглядел на меня, но все-таки перетянул мешок

через борт.

– Вот черт какой! Вот дьявол! - захохотал он, освободившись и

похлопывая ладонью об ладонь. - Тьфу тебя с твоими динамитами...

Залезай сам-то!

Он указал мне на железную лесенку, приклепанную к борту, и я,

взобравшись по ступенькам, спрыгнул внутрь вагона.

– А ты не обижайся на шутку, - сказал смазчик, поддержав меня под

локоть.
– Ишь, серьезный какой!

– Ладно, квиты, - сказал я.
– Давай показывай вашу жестянку.

– Ну вот, гляди...
– Смазчик обвел вагон рукой и посторонился.
–

А пушка-то у нас - видишь?
– Он показал в конец вагона.

Пушка была в чехлах - целая гора под брезентом; виднелись только

колеса да хвост лафета с подбитыми под него бревнами.

Я с любопытством осматривался. В железном вагоне было просторно,

как на палубе. Откидные, коробчатого железа борта

для разгрузки угля

были наглухо сбиты по углам крюками и вполне сходили за перила - как

раз под локоть высотой. По длине вагон был чуть разве поменьше

пассажирского.

В вагоне шла уборка. Человек пятнадцать железнодорожников чистили

и выскребали лопатами ржавый пол, перебирали по углам вагона мусор,

какие-то спутанные, порыжевшие пучки проводов, облезлые телефонные

аппараты и оттаскивали в стороны, с прохода, ящики со снарядами. Ящики

лежали в беспорядке, как разваленная поленница.

– Орудие, запас снарядов... Да откуда же это у вас?
– спросил я

наконец смазчика.

– Вот, будто и не знаешь! - Смазчик поглядел на меня искоса и

хитро подмигнул. - Ваши же бойцы отбили у петлюровцев. И платформу

эту, и пушку - все чисто, со всей заправкой... Говорю тебе -

бронепоезд! И часовые при нем от вас все лето стояли.

– Вот оно что... Так пушка, значит, с весны здесь? Верно, верно,

припоминаю, был весной такой случай... Петлюровцы хотели утащить свою

пушку на этой площадке, а наши отбили. Это кавэскадрон наш тогда

отличился... А где пулеметчики?

– Подожди, увидишь... Пойдем пушку смотреть.

Мы стали пробираться вперед. Железнодорожники сторонились с

дороги и отпускали полотенца и веревки, которые они приспособили,

чтобы перетаскивать ящики со снарядами.

Да тут, гляжу, чуть ли не со всех служб собрался народ! И

рабочие-путевики с выгоревшими добела зелеными кантами, и рабочие

службы тяги - у этих кант синий, а движенцы - малиновый кант, и

станционные грузчики в фартуках. А вон и телеграфист с кантами

канареечного цвета и молниями в петлицах. Тоже прибился к артели. Пот

с него градом, а не хочет отстать, ворочает ящики!

У моего провожатого, смазчика, канта нельзя было разобрать.

Тужурка на нем была замасленная, вся в заплатах, и кант на тужурке

обвисал хвостиками копченого цвета.

Но вот и пушка.

Смазчик забежал вперед и, составив вместе каблуки, вытянулся у

колеса пушки, как вытягиваются новобранцы под меркой.

– Вот она, пушка, гляди!

Колесо пушки своим ободом пришлось ему почти вровень с плечами.

Вот так пушка!.. Колесо в человеческий рост! Да и толстое какое,

с дверной косяк толщиной... Это, видно, не трехдюймовая, не то что у

нас на батареях, - покрупнее калибром!

Смазчик с важным видом повернулся ко мне. Отставил ногу и