Шрифт:
Обыкновенное чудо
– – Н-да,- протянул Андрей.
– Это не Рио-Де-Жанейро. И усмехнулся. Несмотря на глубокие познания в классике литературы, никакого положительного литературного героя из него не вышло. Потому, с самого детства, насколько он помнил, ему приходилось тщательно скрывать свои мечты, отчаянно при этом надеясь, что в один прекрасный день он сыграет сразу все роли, станет всеми теми, о которых грезил, читая по ночам, порой даже с фонариком под одеялом. Но шли годы, а роли становились все призрачнее, и ему оставалось только одно – читать, читать и читать, а тем временем его одноклассники дрались, тут же мирились, пробовали тайком курить, а кое-кто даже хвастался тем, что одна одноклассница, имя которой он, как истинный рыцарь назвать не может. Окружающие охали, завистливо цокали языками, и в свою очередь раскрывали свои шокирующие и волнующие секреты. И чем взрослее становился Андрей, тем мрачнее рисовались для него перспективы дальнейшей жизни. Внешне он оставался все тем же добродушным, веселым, и всегда готовым прийти на помощь. А внутри росла трещина, и в один прекрасный момент она выросла в громадную пропасть, окончательно отделившую его мир от внешнего. Но, как говорится, отряд не заметил потери бойца. Последующие годы не изменили ничего. Разве что убавилось волос на голове, да развеялись мечты. Встречаясь с одноклассниками он уже не чувствовал ни радости от встреч, ни зависти, совсем ничего. Зато появилась определенная тоска. Откуда она взялась или когда, он уже не мог сказать определенно. Но именно она заставила его сорваться с насиженного места в большом городе и уехать в далекий городок на севере области. И сейчас, стоя на платформе провинциального вокзала, он с усмешкой смотрел на ветхое здание вокзала, на такие же двух и трех этажные здания, и снова сказал: -Это явно не Рио. После чего он решительно вскинул довольно вместительную дорожную сумку на плечо и двинулся на городскую площадь. Сориентировавшись в пространстве, Андрей немного задумался, решая, что же сделать сначала: или отправиться на поиск подходящего жилья, или же поехать в ту фирму, которая предложила ему довольно неплохое место, причем даже по меркам мегаполиса. Победил же третий, более прозаичный вариант: перекусить. Местное кафе, на удивление оказалось весьма уютным заведением, чистеньким, и, несмотря на начало дня, полным народа. Высмотрев единственное свободное место за двухместным столиком, он быстрым шагом направился туда, чтобы успеть. И подойдя к самому столику, он остановился как вкопанный: за столиком, до того наполовину скрытым массивной колонной, сидела миниатюрного роста девушка, с пышной копной черно-смоляных волос и пронзительными голубыми глазами. Словно почувствовав его взгляд, девушка грациозно приподняла голову и мягким голосом произнесла, почти пропела: -И что вы застыли, кабальеро? Присаживайтесь, я не тигра, не кусаюсь. -Да я вообще-то, - начал мямлить Андрей, сам не понимая, что именно он хочет сказать. -Ну-ну, - стала подбадривать его девушка с легкой улыбкой, и Андрей вдруг почувствовал себя так легко, и он заговорил, заговорил самозабвенно, почти забыв, что перед ним сидит девушка совсем незнакомая, у которой он даже не знал имени. Он рассказал ей о своих мечтах, о пропасти, которая выросла между ним и остальным миром, о своей непонятной тоске, а она слушала его не перебивая, подперев подбородок рукой и ее полные губы волновали и наполняли Андрея каким-то неземным, никогда прежде не испытанным чувством. Закончив, он устало вздохнул и виноватым тоном сказал: -Сам не знаю, зачем я это рассказал. Девушка ничего не ответила, но ее взгляд был настолько полон понимания, что Андрей даже украдкой ущипнул себя за руку. Его мир, привычный и удаленный, вдруг стал рушиться и таять. Незримая преграда, отделявшая его от другого, большого мира, уже не была столь прочной и через миг рухнула, освободив его от груза, преследовавшего его всю жизнь. И тогда Андрей понял, насколько прекрасен этот большой мир, и насколько красива девушка, сидевшая перед ним. Обуреваемый напором чувств, он приоткрыл рот, чтобы сказать ей об этом. Словно угадав его мысли, девушка мягким, изящным движением прижала пальчик к его губам, и покачала головой. Потом таким же движением она отвела свою руку и встала. На секунду задумавшись, она тряхнула головой, и нагнувшись к нему прошептала: -Меня зовут Юля. Я надеюсь, что ты меня найдешь. После чего отправилась к выходу. Но уже через несколько шагов она повернулась к нему и добавила: -Я очень надеюсь, что найдешь. Ведь я тебя уже нашла. Засмеявшись, она легко побежала, и через несколько мгновений исчезла в потоке солнечного света.
2
Поездка в Ебург
Хотя Жанна и не верила в примету относительно того, что не надо вставать не с той ноги, похоже было на то, что жизнь решила над ней жестоко подшутить и наказать за неверие в житейскую мудрость. Всякие мелкие пакости начались с самого утра, начиная с того, что она долго не могла найти свои любимые тапочки, а когда нашла, то обгнаружила, что в одном из них спит Каська, ее котенок, которого ей подарили на день рождения. Будить Каську было жалко и потому стоя в ванной на холодном полу голыми ступнями она поневоле торопилась, даже суетилась, и потому в такой спешке, решив помыть голову, умудрилась включить под краном только холодную воду...Хотя забывчивость и была компенсирована пронзительным визгом, спокойствия и душевного равновесия это ей не добавило. А затем повалилось как из рога изобилия, или же, если быть более точным, как из ящика Пандоры...Кофе в турке излилось на плиту, котлеты умудрились подгореть на сковородке с антипригарным покрытием, и даже любимая Каська выйдя с умильным видом хозяйке навтречу, подставила ей под ногу кончик хвоста, отчего Жанна почувствоала себя виноватой до крайней степени...Ей очень хотелось разрыдаться, но слезы почему-то не шли, если не считать нескольких капелек, которые даже с самой большой натяжкой нельзя было назвать слезами. На работу после этого идти совершенно не хотелось, но на сегодня была назначена командировка в Екатеринбург, куда она должна была везти очень важные договора. Еще вчера Жанна предвкушала удовольствие от поездки, поскольку она включала не только возможность побродить по любимым магазинам, и, возможно, что-нибудь прикупить для своего гардероба, но и повидаться с Андреем, с которым ее связывала давняя дружба. Но теперь Жанна со страхом смотрела на сей вояж и и всеми фибрами души желала, чтобы поездка не состоялась. В особенности от того, что Андрей так и не звонил, хотя накануне вечером он клятвенно уверял ее, что будет с утра «надоедать» ей не только эсэмэсками, что он делал довольно регулярно, но и звонить, что говорило о его нетерпении повидаться с ней. Но прошло уже добрых полтора часа, а телефон молчал как убитый, словно издеваясь над ней. Жанна машинально собрала сумочку, без особого удовольствия посмотрелась в зеркало и вышла из дома. Ее уже не удивило, что ключи она нашла только через добрых пяти минут интенсивных поисков, причем в том самом кармашке, где она пыталась найти их с самого начала. Описывать дальнейшие злоключения, как я полагаю, нет никакой необходимости, ибо одно их перечисление заняло бы значительный промежуток времени. А если к этому добавить то, что была
Вечер
Она сидела за столиком в кафе и задумчиво смотрела в окно. Домой идти совершенно не хотелось. Впрочем, такое состояние длилось уже не первый год. Нельзя сказать, чтобы такое положение вещей сильно ее удручало, и все же...все же хотелось чего-то. За окном тихо угасал осенний вечер, мелкий дождик осторожно царапал своими каплями стекло, отчего душа еще больше грустила. Однако сил или желания встать и уйти не было. Да и куда идти? Домой, где в таком же одиночестве сидел муж, которого смело можно было назвать бывшим, поскольку через неделю в паспорте появится штампик, означающий полный разрыв каких-либо брачных и семейных отношений? И если оглянуться намного лет назад, то в сущности между ними всегда существовало одиночество, в котором не было простых человеческих слов, лишь одни обязанности и требование понимания. И потому она не видела смысла торопиться уходить из одного одиночества в другое. Оставалось только сидеть и глядеть в сгущающийся сумрак, коротая время сигаретой и крепким кофе. И по крайней мере, здесь видны человеческие лица, озаренные ореолами эмоций. -Вы позволите?
– прервал ее размышления чей-то голос. Она подняла голову и увидела перед собой мужчину, примерно ее лет, может даже и постарше. Он смущенно переминался с ноги на ногу и казался таким забавным, что она внутренне засмеялась. -Ради Бога, садитесь...если вам этого так хочется. Он облегченно вздохнул и сел напротив. -А вы знаете, - начал было он, как она неожиданно для себя прервала его, сказав довольно мягко, но одновременно и категорично: -Вы представляете, но я не знаю.
– и даже развела руками, показывая свое сожаление. К ее удивлению мужчина нисколько не смутился и продолжил. -Вы знаете, а я ведь давно хотел к вам подойти, но отчего-то не решался. -Да?
– удивилась она, и не скрывая некоторого сарказма, добавила: -И что же мешало? Или вернее, что подвигло вас на сей подвиг? -А это имеет большое значение?
– ответил мужчина и пристально посмотрел на нее. Теперь она почувствовала себя совершенно сбитой с толку. Особенно от того, что тембр и тон его голоса были весьма необычными и даже завораживающими. Ей хотелось что-нибудь сказать в ответ, но нужные слова почему-то совсем не приходили в голову. И от этого она смутилась еще больше и почувствовала, что краснеет. -Замечательно!
– обрадовался мужчина и на его лице засветилась улыбка. Именно засветилась, поскольку она почувствовала искренность и тепло его улыбки. И от этого ей вдруг стало очень легко и просто. -Вы прямо как Чеширский кот!
– засмеялась она. -Вы даже не представляете, до чего это здорово!
– продолжил мужчина, -И мне просто повезло, что вы так меня назвали. Значит, у меня есть шанс. -Правда? Но я ведь не Алиса и здесь не страна чудес, - довольно иронично ответила она. Но мужчина продолжал говорить, словно не замечая иронии в ее голосе, да и вообще, создавалось впечатление, словно он ее совершенно не слышал, поглощенный какой-то идеей, глубоко засевшей в его мозгу. -Вы очень очаровательная женщина и мне нравитесь. И вы мне нужны. Также как и я вам.
– сказал он совершенно естественно. Все это он сказал таким тоном, словно говорил о предстоящем урожае или делал замечание относительно погоды. Она с удивлением посмотрела на него и ничего не могла сказать. Да, она нравилась мужчинам, она знала это. Но еще никто никогда не говорил ей об этом простым, будничным и одновременно душевным тоном, так просто и сразу, не тратя время на предварительные комплименты и ухаживания. Она даже подумала, не сумасшедший ли ее собеседник, но в его глазах не былодаже признака помрачения рассудка. Наоборот, где-то глубоко светились энергия и ум. -Потому-то я и решился подойти к вам. Не надо отвечать сразу, я оставлю вам номер своего телефона, а вы позвоните мне, когда почувствуете в этом необходимость. При этих словах он быстро черкнул несколько слов на салфетке, встал, и не прощаясь и не оглядываясь пошел к выходу. Она же от изумления не могла вымолвить и слова. Удивленно смотрела на лежавшую перед ней салфетку и не могла понять, был ли это просто сон или все-таки явь. Никогда в жизни она не оказывалась в столь странном положении как сейчас. Внутренний голос подсказывал ей, что следует забыть о чудаковатом незнакомце, который, надо признать, пытался снискать ее расположение весьма оригинальным и, в общем-то, приятным способом. Тем не менее, сама не зная почему, она медлила. Ей казалось абсолютно нереальным, что в жизни может происходить именно так, многие годы ей хотелось именно этого, а теперь она просто не могла в это поверить. Самое удивительное состояло в том, что данное обстоятельство не раздражало, а наоборот, нравилось ей. Она рассмеялась. Вечер уже не казался пустым и серым, оказалось, что помимо всего существует иная жизнь, про которую она совсем забыла. Смех рассыпался серебряными колокольчиками и растаял. Почти машинальным жестом она придвинула к себе листочек с номером, положила его в пепельницу и поднесла к нему горящую спичку. Салфетка быстро вспыхнула и через несколько секунд превратилась в горсточку пепла. Вечер обещал быть не скучным
Вечер
Закат Давным-давно, в одном маленьком городке, жила маленькая девочка. Сколько лет ей было точно тогда, никто не знаеет, да и не важно это. Намного важнее то, что девочка была маленькая, в школу еще не ходила, но умела читать, писать и считать. У нее были длинные волосы, цветом напоминавшие солнце, отчего многим людям хотелось называть ее Златовлаской. Иногда они ее действительно так называли, и тогда она смеялась в ответ звонким радостным смехом, радуясь тому, что имя ее так совпадало с солнцем. И солнце бросало свои нежные теплые лучи, заставляя волосы сверкать золотым блеском. Девочка очень любила играть с солнечными лучами, искренне веря, что волосы ее сотканы из этих солнечного блеска. Каждое утро, едва открыв глаза, она подбегала к окну и смотрела, не показалось ли солнышко, и увидев его на небосводе, здоровалась с ним. И солнце вежливо кивало в ответ, немного снисходительно, как это обычно делают взрослые, разговаривая с маленькими детьми. Но девочка не обижалась на это, она понимала, что взрослые всегда заняты своими вечными делами, что они куда-то спе6шат, и что на все вопросы они предпочитают отвечать — я очень занят, спешу, попробуй попозже... Когда же солнце скрывалось за тучи, окружающие просили ее распустить волосы, чтобы вокруг стало светлее. И она раскидывала волосы вокруг себя, кружась в неведомом танце, напевая такую зажигательную песню, что серый тусклый и безжизненный сумрак начинал стыдливо съеживаться и уступал место веселому беззаботному свету. На лицах людей зажигались улыбки, словно маленькие огоньки, и свет бежал все дальше и дальше, не осталяя скучному мраку ни малейшего уголка. И девочка снова и снова убеждалась в том, что свет всегда сильнее тьмы, что добрая улыбка важнее десятков умных, но скучных слов. А в соседнем дворе жил маленький мальчик. Он был на целый год ее старше и потому очень этим гордился. Он приходил во двор, садился за стол, надевал на нос смешные круглые очки и важно начинал расставлять шахматные фигуры на доске. А потом он погружался в игру и все окружающее переставало его интересовать. Иногда он все же отвлекался и бросал рассеянный взгляд, слегка растерянно улыбаясь. Девочке нравилось наблюдать за ним, присматриваясь как он хмурит брови, разгадывая очередную уловку соперника или как он начинал весело смеяться и хлопать в ладоши, выиграв очередную партию. В такие минуты ей хотелось смеяться и хлопать в ладоши вместе с ним, сама не зная почему. Ей очень хотелось с ним поговрить, но она стеснялась, потому что он был такой умный и при этом взрослый — ведь один год это очень много, а она такая маленькая и, наверное, очень глупенькая для него, потому что не умеет играть в шахматы. Так длилось очень долго, но однажды она собралась с духом и спросила у него, краснея и запинаясь от волнения — не хочет ли он сходить с ней в лес, посмотреть как садится солнце. Мальчик очень удивился, покачал гоовой, но все же согласился, сам не понимая почему, так как перед ним на доске красовалась очень заечательная партия, решение которой должно было принести ему славу победителя. Но девочка была такая прелестная и наивная, что он решил отложить фигуры на потом, ведь фигуры — это просто кусочки дерева, которые никуда не уйдут, а посмотреть на то, как солнце скрывается за горизонтом можно не всегда — вдруг завтра пойдет дождь, который затянется на неделю?
– и тогда ему придется ждать очень долго, не зная, увидит ли он закат или снова будет хмурое серое небо. К тому же посмотреть на закат можно было только с горы, где ничто не могло помешать любоваться закатом. Идти же на вершиину было очень долго — гора была ысокой и мальчик помнил, как однажды отец взял его с собой и они поднимались туда целый час, а может даже два...Ему было довольно тяжело, он даже хотел расплакаться и вернуться назад. Он думал, что отец обидится на него, но тот всего лишь сказал, что он, конечно же, может взять и вернуться, а может стиснуть зубы и как настоящий мужчина продолжить идти вперед. И мальчик выбрал идти вперед. До сих пор он помнит, как в самом конце пути перед ним открылась беспредельная синева неба и ослепительное солнце, сияющее над его головой. Гордость за себя, свою силу, радость победы звучали в его ушах. И может быть потому, что он снова захотел ощутить себя мужчиной, мальчик взял девочку за руку и они вышли со двора по направлению к горе. Они молчали, да и не нужно было никаких слов. Есму от того, что он знал куда идти, а ей потому что она верила в него. И возможно, эта вера помогала мальчику идти вперед, не оглядываясь, не слишком торопясь, потому как девочка была маленькой, а маленьким ходить очень трудно. Он улыбнулся про себя, с удовольствием ощутив себя взрослым человеком, от которого кто-то зависел. И от того, что теперь он отвечал за все, что именно в его руках был успех. От этого поразительного чувства шаг невольно ускорялся и ему приходилось все время сдерживать себя, помня, что он не один. Тропинка понемногу начинала наливаться крутизной, подниматься становилось все труднее и труднее, но мальчик и девочка упрямо продолжали подъем, тяжело дыша, стирая капельки пота, стекавшие со лба. Даже ветер, который вдул у подножия горы, видимо устал, и теперь в воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Птицы, которые в начале пути приветствовали их радостными криками, тоже укрылись среди деревьев, и только солнце, ласковое жаркое солнце, сияло в небе, бросая яркий свет на их разгоряченные лица. Шаг за шагом мальчик и девочка двигались наверх, и вот перед ними распахнулся бездонный купол ярко-синего неба, на склоне которого солнце готовилось скатиться за горизонт. Торжественность момента ощущалась во всем — в шуршании песка, в струйках воздуха, поднимавшегося от нагретой земли, во влажной теплоте рук...Мальчик и девочка стояли в полном безмолвии и смотрели, как солнце сначала медленно, а потом ускоряясь, устремилось к горизонту и задержалось на короткий миг у самой его линии. Мальчик перевел взгляд на девочку и увидел, как ее волосы слились с прощальными солнечными лучами, увидел два маленьких солнца в ее глазах и залюбовался ими, ему захотелось с невероятной силой, чтобы эти два солнца горели вечно, понимая с нахлынувшей остротой, что так не бывает, и в этот момент солнца в ее глазах погасли, ибо настоящее солнце скрылось за горизонт, осветив провожающие облака мощным оранжевым заревом. Дети вздохнули, перевели дыхание и подождав немного, стали спускаться, теперь уже никуда не торопясь. Они по прежнему ничего не говорили друг другу, но каждый из них чувствовал, что сказали очень много важного, чего уже наверное никогда не повторится... «... Давным-давно, в одном маленьком городке, жила маленькая девочка...» Она перечитала строчку еще раз и подошла к окну. За окном струился хмурый сумрак осеннего городского вечера, по стеклу пробегали редкие капельки дождя, но она ничего не видела. Она думала о том мальчишке, который много лет назад вел ее за собой в гору, сердито и тяжело сопя от напряжения, а она доверчиво шла за ним, мечтая поскорее увидеть усталое солнце. Где он теперь, тот мальчишка? Может быть он живет в этом же городе, на этой же улице? Или он уехал далеко-далеко, за линию горизонта? Она наверное никогда не узнает его, если встретит его в толпе прохожих, но в памяти навсегда останется восхищенный взгляд, один из тех, которые нам бескорыстно дарят лишь редкие люди.
Triumph des Willens
Наследие «Триумфа воли» живёт в наши дни. Филип Гэвин -Володенька! Скорее или сюда!
– позвал своего сына Георгий Николаевич. В чрезвычайном возбуждении он ходил по комнате, держа в руках газету, в которую он время от времени заглядывал, словно боялся, что прочитанные им слова окажутся всего лишь плодом его воображения. -Что случилось, папа? Неожиданно взлетели наши акции? Или на Триумфальной арке высадились инопланетяне?
– иронично спросил Володя, единственный сын графа Савицкого, любимец отца и предмет тайной страсти не одного десятка молодых девушек, которых, разумеется, привлекали не только общественное положение и финансовая независимость его отца, но и бесспорный ум, изящные манеры и врожденная аристократичность. -Не ерничай, Володя.
– одернул его отец.
– Лучше прочти-ка вот это. Он протянул сыну свежий выпуск вечерней газеты. Володя мельком пробежался глазами по странице и пожал плечами. -Извини папа, но я не вижу тут ничего особенного. -Ничего особенного,- передразнил его отец.
– Да ты прочти внимательнее, сообщение нашего корреспондента в Казани, вот здесь, вот эти самы строки. Володя снова вчитался в заметку, автор которой, небезызвестный журналист, с восторгом сообщал, что 6 августа 1990 года глава Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцин, сделал в Казани заявление: «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». -И что тут такого? Володя был явно в недоумении и вопросительно посмотрел на своего отца, явно не понимая поистине детского восторга, переполнявшего Георгия Николаевича, который обычно славился своей сдержанностью, и даже холодностью во всем, что касалось выражения каких-либо человеческих чувств. Сегодня же он предстал полной противоположностью тому человеку, которого Володя привык видеть не только на людях, но и в узком кругу семьи. -Что такого особенного в этом?
– переспросил Володя, понимая, что отец, привыкший холодно и бритвенно мыслить в любых вопросах, начиная с семейного бизнеса и заканчивая отношениями с окружающими, пребывал сейчас в сильнейшем волнении, причем таком сильном, что он потерял свой привычный многолетний стиль поведения волевого хладнокровного человека. -Неужели ты действительно не понимаешь?
– отец вырвал газету из Володиных рук и со вкусов процитировал - Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить...Пойми, Володенька, это тот самый шанс, это тот самый человек, появления которого наша семья, да что там семья, все наше общество ждали столько лет! Это же конец этой проклятой системе, лишившей нас титулов, положения в обществе, всего того, что по праву принадлежало нам! Это полный триумф! -Ты действительно веришь в это?
– Володя произнес это хотя и с улыбкой, но все же в его голосе прозвучала нотка колебаний. -Господи, если Ты есть, значит воистину услышал Ты наши молитвы и чаяния наши! Сын мой, да ведь эти слова — смертный приговор Совдепии. Теперь вся эта масса оболваненного плебса примется крушить границы и хвататься за суверенитет, путая свободу со вседозволенностью. А значит, всего пара-тройка лет и империя рухнет. Разве не об этом говорил Аллен Даллес, обозначивший пути разрушения Советов? Не зря, ох не зря столько сил было потрачено, столько сделано...Не все верили, но ведь свершилось же, а? -Пока это только слова, папа. -Пока да, - согласился отец.
– Но поверь мне, эти слова сделают то, что не удалось сделать Стефану Баторию, Наполеону, кайзеру, Гитлеру. Один человек, заметь — один!
– развалил всю СИСТЕМУ! Теперь-то она точно разлетится на мелкие кусочки. При этом он с явным удовлетворением и злорадством потер ладони друг о друга. -А ты не думал папа, что такой процесс чреват распадом всей страны на мелкие княжества? А ведь ты всегда ратовал за единую и неделимую...К тому же, как можно петь дифирамбы Даллесу, который мечтал душить Россию в любом виде, независимо от режима, царящего в стране? -Ну и пусть разлетается, пусть!
– в запальчивости выкрикнул Георгий Николаевич.
– Зато мы сможем вернуться, мы снова возьмем себе то, на что имеем полное законное право. -Право...Право на что? На усадьбу? На те капиталы, которые принадлежали нам до Октября? И как же ты их вернешь, не говоря уже о том, что кто их нам вернет? Если, не дай Бог, разлетится страна, то к власти придут люди пострашнее нынешних кремлевских властителей. Володя помолчал, задумчиво покачал головой и снова повторил: -Не дай Бог... -Как ты смеешь так думать?! Понимаю, это все влияние твоих дурно воспитанных дружков, начитавшихся глупых книжек и насмотревшихся фильмов о вашем Че. А ведь я тебе запрещал с ними общаться, с этими отпрысками из рабочих кварталов и прочими хиппи, с которыми нормальный здравомыслящий человек не будет общаться ни при каких обстоятельствах. Возникла неловкая пауза. Володя не хотел ввязываться в бессмысленный спор, тянувшийся уже многие годы, а Георгий Николаевич интуитивно понимал, что никакие слова не смогут повлиять на его сына. И от осознания этого он с еще большей силой почувствовал раздражение, которое копилось в нем уже много лет. И чтобы разрядить возникшее напряжение, он неуклюже улыбнулся и произнес, пытаясь выглядеть убедительным: -Извини Володенька. Просто у меня сегодня знаменательный день... -Да, папа. Это знаменательный день, - почти беззвучным эхом отозвался Володя.
– Можно я пойду, если я тебе не нужен? -Да-да, конечно, - несколько суетливо сказал Георгий Николаевич и отвернулся к окну. Что ж, если сын не понимает значимости дня, то тут уже ничего не поделаешь, остается лишь призрачная надежда на то, что со временем он все же изменит свое отношение и очередной триумф воли двадцатого столетия будет воспринят его сыном, как одно из величайших благ на земле... *** «И есть нечестивец, долговечный в своем нечестье, и один согрешающий погубит много блага...» (Экклесиаст)* «Триумф воли» - фильм Рени Рифеншталь, который напоминал о двадцатилетнем пути Гитлера к вершине политической и государственной власти.
Пасквиль
Начальник Главного Управления по Надзору за Внешней Добропорядочностью Президентского Окружения выглядел весьма и весьма взволнованным. Он ходил по кабинету взад-вперед держа в руке несколько листов бумаги, исписанных мелким, но весьма каллиграфическим почерком. Шеренга почтительно стоящих подчиненных послушно следовала за ним напряженными, впитывающими в себя каждое движение, взглядами. Но вот начальник остановился, и слегка откинув назад голову, произнес хорошо поставленным, артистичным голосом: -Вы представить себе не можете, что тут написано! И это в тот момент, когда наша великая партия «Единения Социального Неравенства» борется за преодоление тягчайших последствий текущего кризиса. Наступила гнетущая пауза, после которой, как верно почувствовали люди, не один год усердно трущие казенные кресла своими задами, должна была последовать гневная, почти обличительная тирада. -Нам просто необходимо принять самые кардинальные меры! Но прежде чем мы примемся их осуществлять, я просто обязан зачитать вам, лучшим представителям нашего движения, некоторые выдержки из этого, хм...так сказать, личного послания нашему горячо любимому президенту. Начальник прочистил горло и медленно, словно смакуя каждое слово, начал читать. Человек написавший это письмо, или как метко выразился начальник — послание-, обращался к Президенту, как к гаранту и защитнику интересов верхушки «Единения Социального Неравенства», что в-общем- то, не вызвало никакого возражения со стороны собравшихся. Однако уже следующая строчка вызвала у них бурю искреннего негодования, устленного их личными переживаниями, поскольку автор письма назвал «Единение» партией, работающей над усилением и закреплением социального неравенства. -Возмутительно! Какая наглость! Какая низкая ложь!
– послышался дружный и слаженный хор. Начальник же продолжал чтение, словно не замечая реакции собравшихся, хотя мысленно сделал отметку касательно политического здоровья собравшихся. -В нашей великой стране-полигоне испытываются различные технологии и опытные модели развития капиталистического общества, которые ведут не только к тотальному обнищанию большей части населения, но и духовному вырождению по американскому образцу. Здесь начальник оторвался от текста и с обидой в голосе произнес: -Как только рука повернулась написать сей пасквиль, когда мало-мальски грамотный человек понимает, что только благодаря полному отказу от проклятого тоталитарного красно-коричневого прошлого и восприятию западных ценностей под руководством нашего горячо любимого Президента, мы смогли построить нынешнее свободное от всего общество. Подчиненные дружно и согласованно, словно хор китайских болванчиков, закивали в знак одобрения. -Вот он тута жалуется, что матушка у него живет скудно и плохо, но ведь каждый человек обязан заботиться о своих родителях. И мы абсолютно правы, указывая на это. Однако он набрался наглости, дабы указать на некое пресловутое «но»...Я вам сейчас процитирую, дорогие коллеги, чтобы вы прочувствовали всю глубину несправедливости евоных откровений. Так вот, что он пишет - «Благодаря щедротам правительства, моя мама, которая работала всю сознательную жизнь не покладая рук, стала ветераном труда, получает пенсию размером в 2 500 рублей. И как это не покажется странным для Ваших чиновников, оказывается она хочет кушать не только лапшичку да картошечку, но и мяско и колбаску, яблоки и виноград, баловать себя кофе и соками. Но ведь с жалкой пенсии и мизерной зарплатым надо отдать за квартиру, телефон, и остается такая мизерная кроха, над которой смеются даже голые церковные мыши.» Последовала небольшая пауза, начальник перевел дух и отложив лист в сторонку, произнес: -Но да будут посрамлены все недруги «Единения Социального Неравенства», утверждающие, что у пенсионеров нет денег. Вот есть же она, эта полновесная кроха из 200 или 300 рублей, на которые можно шиковать до умопомрачения. Да еще при этом мы установили цены на билеты в 12-14 рублей для проезда в общественном транспорте, к тому же пенсионерам разрешена скидка аж в целый рубль! Таким достижением мы просто обязаны гордиться, ибо до такого не могли додуматься даже коммунисты, избаловавшие во времена СССР пенсионеров различными льготами и заботами. -А этот, с вашего позволения, автор, случаем не коммуняка?
– поинтересовался некий субъект. Собрашиеся мысленно позавидовали столь остроумной реплике, которая, с полным основанием будет учтена при последующем распределении даров свободы. -К сожалению, нет,- вздохнул начальник.
– Компетентные органы это уже выяснили. -И чего жалуется, что его мамочке работать приходится?
– внесла свою лепту еще одна невыразительная личность.
– У нас вот губернаторы, не смотря на свой почтенный возраст, на четвертый срок идут...А тут смотри-ка ты, какая цаца нашлась. -Именно! Именно!
– одобрительно загудели собравшиеся. -К слову новоря, в его области средняя зарплата составляет 18 000 рублей! -Дельное замечание, - похвалил его начальник, и внезапно его осенила замечательная мысль, которой он тут же не преминул поделиться с окружающими: -А ведь если вычесть из ентого числа безработных и деревенских жителей, мы сможем поднять уровень благосостояния населения еще на несколько тысяч. И пусть потом попробуют отрицать нашу неподдельную заботу о народе! -Гениально! Прекрасно! Великолепно! И хотя начальник с большим удовольствием послушал бы слитный и согласованный хор, он тем не менее, отложил письмо в сторону, и сведя брови, веско произнес: -В конце концов мы никогда не говорили, что люди будут жить хорошо, мы всегда говорили, что они будут жить еще лучше. И какого же рожна им еще надо? -Вот-вот!
– загомонили чиновники. Они бы с удовольствием поговорили бы на эту тему, но начальник постучал карандашиком по столу, и все сразу же замолчали, словно кто-то невидимый нажал кнопку тишины. -Итак, хотя это письмо являет собой гнусный пасквиль, мы, тем не менее, обязаны принять самые решительные меры по сохранению имиджа нашего самого замечательного, самого народного «Единения Социального Неравенства». Поскольку ни одно пятнышко подозрения не должно марать чистоты наших знамен. А посему, приступим к обсуждению, принимая во внимание, что мы обязаны помнить и о самом авторе и оказать ему, не смотря на его безосновательную критику, всевозможную помощь в преодолении его заблуждений. *** Через месяц на место жительства автора выехала специальная комиссия, но автора к тому времени уже не было в живых, сбитого неизвестным автомобилем. А еще через месяц уголовное дело в отношении причинения смерти неустановленным автомобилем было прекращено особым распоряжением...
Челобитная
Господину барину-губернатору холоп Федька, сын Петров, челом бьет. Хоть и зазорно нам, людишкам подлого звания холопами прозываться, но ничего не поделаешь. Ведь, по скудоумию своему размышляя, коли вы себя господами нарекли, то значит и холопов да крепостных, да прочей челяди потребно заиметь. Мыслимое ли это дело – господа да без слуг, холопов и лакеев всяческих? 15 А пишу я вам сию слезницу по поводам разным. И начну я, барин вы наш премудрый, с грамоты для народа. Конечно, срамно чиновникам да барам видеть простолюдина буковки выписывающего, но поскольку уж вы сами прописали в конституциях всяческих, что независимо от сословности, любой может грамоте учиться, лишь бы платил исправно суммы большие в карманы государственные. А карман государственный огромен, почти бездонный, потому набивать его надо деньжищами крупными, иначе ничего не дадут, лишь щелчок по носу – сиди, деревенщина, и не рыпайся со свиным рылом, да в калашный ряд. Долго можно по ентому поводу высказываться, да свежо воспоминание, как за крамольны мыслишки о бесплатных азбуках для робят наших, биты были на дворе боярском батогами мужики наши. Кумекали мы опосля этого на задворках, и все миром решили, что окромя тебя, батюшка ты наш, помочь никто не сможет. С давних времен на святой Руси верим мы, что приедет барин, и всех рассудит. Посуди сам, барин-боярин, как же жить нам, ежели всякая тля, мысля себя величиною бесконечной, благостные указы твои по-своему толкует и корысть себе добывает? Вот, скажем, подьячий местного приказу, поднеся воеводе нашему рыбки, да прочей снеди, выбил себе монополию на разрешения касательно лучины. И теперь ни одна изба права не имеет без особой разрешительной бумаги жечь лучину, а токмо опосля уплаты подушно, согласно им же придуманному прейскуранту, в котором подробно описано, сколько лучин позволено жечь от зари до закату, и от заката до зари. Мало того, обещано было им, что каждый, получив бумагу оную, иметь возможность будет получить опосля некоторого времени по две телеги на каждую душу мужеска пола…Однако же, уж лет с десяток, как мы так маемся, однако же не то, что телеги, мы и спицы малой с пятого колеса для нее еще не видали. Зато сам он и служки его, выезжают со двора своего на каретах заморских, и сигналы особенные вывешивают, дабы навстречу едущие в сторону сворачивали и не забывали при этом низко кланяться. И на его пример глядючи, кажинный чиновник теперь норовит свою выгоду вытрясти. Так, например, Егорка-плут, книжек всяческих начитавшись, барину нашему идеи новомодные и заграничные подсказывает, как нам репу да горох откармливать, как озимые окучивать, да как от свинок с курочками молоко со сметанкою добывать. Барину сии мысли по вкусу приходятся, и потому указами его приказано Егорку сего превелико слушаться, а ежели кто сомнения в учености вышеозначенного плута заимеет, то сечь того негодника на заднем дворе до тех пор, пока не исправится и от вольнодумства своего не отречется. Мы бы и рады слушаться, да хозяйства наши в запустение приходят, а налоги да подати платить уже не с чего. Так что ждем, батюшка ты наш ненаглядный, приезда твоего. Авось и выйдет чего правильного. С поклоном и надеждами, жители села Чижиково…
Губернатор
Безгрешно насытившись, Борис Эдуардович отдыхал в заслуженной неге покоя. Было, к слову сказать, некоторое беспокойство, связанное, однако, не с самочувствием, а большей частью с ужином. Как истинно верующий в «Единую Россию», Борис Эдуардович держал пост, и потому сегодняшнюю пищу составили лишь скромная порция осетринки, трюфели, греческий салат, да бутылка коллекционного французского вина. Теперь, отдыхая и расслабленно глядя в экран телевизора, Борис Эдуардович мог с полной уверенностью утверждать, что и он несет тяготы кризиса наравне с остальным народом. Иной злопыхатель наверняка бы начал опровергать сие рассуждение, выстраданное в жестокой борьбе с проклятыми конкурентами за право обладания заветным креслом далеко не самой маленькой губернии нашей необъятной Родины. И хотя в России за последние восемьдесят лет не наблюдалось никаких губерний, Борис Эдуардович весьма любил звучное царственное слово – губернатор. Оно так гармонично сплеталось в звучании с иными, извлеченными из дальнего запылившегося прошлого, либо заимствованными от заокеанских друзей словами, например, мэр, дума, префект, царь-батюшка… И порой, выходя на люди, он гордо глядел на расстилавшиеся перед ним склоненные шеи многочисленной челяди. В особенности ему импонировало то, что челядь и лакеи за глаза звали его просто и без затей – Эдуардыч, что давало повод верить в то, что он, Борис Эдуардович, является частью, плотью от плоти народа российского. Приятные мысли текли неспешно, как вдруг, словно в дешевом детективе, покой был неприятно нарушен сообщением диктора из «Губернаторского вестника». Диктор вещал об участившихся случаях уличных пробок, особенно по утрам и вечерам, и не только в центре города, но даже и на окраинах. -Черт те что творится,- раздраженно произнес Борис Эдуардович, и протянув руку, нажал кнопку вызова. Дверь тут же открылась и в комнату мягким колобком вкатился секретарь, исполнявший заодно уж и роль дворецкого. -Немедленно вызвать ко мне всех министров! Я им покажу всем! – входя в некоторое подобие транса, вещал Борис Эдуардович. Секретарь (он же дворецкий), нисколько не удивляясь так же бесшумно и оперативно выкатился из комнаты и немедленно принялся выполнять поручение хозяина с похвальными быстротой и сноровкой. Прошло не более получаса, как в зале приемов – ибо какой же губернаторский домик, даже самый скромный, может обойтись без приемного зала и зала заседаний – толпилось не менее десятка самых достойных личностей области, то есть губернии. Все они давно знали привычки своего шефа и потому ни у одного из них не возникало даже тени недовольства столь поздним вызовом. Бесшумные двери мореного дума распахнулись и в зал торжественно вышел Сам, облаченный в роскошный халат ярко-малинового цвета. Небрежно кивнув головой, что должно было означать непринужденность визита и близкие дружественные отношения, Борис Эдуардович занял свое почетное место и пригласил садиться. Наступила неловкая пауза, когда никто из присутствующих не знал истинной цели приглашения к столу начальства. Каждый, сохраняя на лице привычную маску дружелюбия и искренности, в душе лихорадочно пытался просчитать, не нарушил ли он чего, не переборщил ли где, не было ли случая неоказания должного респекта кому следует… -Должен сказать Вам, дорогие мои коллеги и соратники, что я весьма и весьма удручен состоянием нынешней прессы, включая и телевидение. При этих словах все дружно посмотрели в сторону министра средст массовой информации. Тот же в ответ недоуменно пожал плечами и изобразил на лице готовность незамедлительно бежать и исполнить. -Повторяю, весьма сокрушен. Особенно после того, что мы сделали для нашей самой свободной в мире прессы. -Да-да-да! – согласованно зашумели коллеги и соратники. Борис Эдуардович
– Вы представить себе не можете, какой шок и трепет я испытал, услышав о том, что в нашем городе, самом губернском из всех губернских, есть пресловутые дорожные пробки! -Кошмар! Ужас! Какой позор! – раздался в тон хозяину согласованный хор. -Пробки! Подумать только – пробки. – тут Борис Эдуардович замолчал и соответственно замолчала и галерка. -Что-то надо делать с нашей прессой. И как можно быстрее. Распоясались, решили что им все позволено. А значит ослушников и фантазеров надо наказывать. Как там у Салтыкова-Щедрина – ташшить и не пущщать…Всем все ясно? Глядя на низко кланяющиеся головы своих сановников, Борис Эдуардович понял, что слова его поняты как надо и он барским жестом показал, что присутствующим позволено удалиться. Сам же губернатор выпроводив гостей подошел к окну и задумчиво глядя на обширный сад, примыкавший по счастливому обстоятельству к домику-резиденции, пробормотал: -Ну надо же, какая фантазия у наших журналистов. Сколько лет езжу на работу, а пробок на дорогах никаких не видел.
Деревенский визит
“Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой” Б.Н.Ельцин -А что, Манечка, не махнуть ли нам куда-нибудь развеяться? Борис Эдуардович был в настроении благодушном и потому ему хотелось от всей души сделать ближнему что-нибудь хорошее. Из ближних же на сей момент в наличии имелась только Манечка, в миру Мария Николаевна, когда-то бывшая «в употреблении», а теперь ставшая очередной пассией местного воеводы, или, как теперь стало модно прозываться – губернатора. Борис Эдуардович о прошлом был наслышан, но нисколечко не возражал, ибо не только людишки подлого рода имели честь ознакомиться с постельными талантами его подружки, но и многие личности высоких рангов, что давало гауляйтеру возможность держать слишком резвых чиновников на коротком поводке. Манечка в ответ широко зевнула и томным голосом проворковала прямо в ухо своего ненаглядного: -Боренька, ты такой милый, такой душка! Я так давно не была на Бермудах. Борис Эдуардович удовлетворенно хмыкнул, от души потянулся и позвонил в колокольчик. Вообще-то, имелась особая кнопка, для экстренного вызова челяди, но добрый старый обычай вызывать лакеев звуками колокольчика был ему более приятен, и потому современная модерновая кнопка, как правило, оставалось большей частью невостребованной. Легкое сожаление вызывало только одно – к колокольчику полагался роскошный халат, однако одевать его приходилось только для своих, к коим относилась обширная и многочисленная свита, остальных же приходилось удовлетворять деловым одеянием светского человека. Через мгновение в дверях материализовался неприметный дяденька, угодливо изогнувшийся и уже приготовивший блокнотик с ручкой.
– Чего изволите, Борис Эдуардович? – произнес он елейным голосом человека, знающего как держать себя в присутствии особ, хотя и не коронованных, но все же приближенных к Самому. -Любезный, закажите-ка нам пару билетов до…куда, Манечка, поедем? -Бермуды, Боренька, непременно Бермуды. -Будет сделано, сию минуту. Человечек моментально дематериализовался, словно его и не было. Школа, что тут еще скажешь. Кряхтя и позевывая, Борис Эдуардович стал одеваться. Когда ритуал был закончен, на зов колокольчика явился камердинер, помогший довести процесс до логического конца, затем брадобрей, и, в качестве апофеоза, личная массажистка и специалистка по маникюру-педикюру, специально нанятые от забугорных стран и принятые в штат, как специалисты по особым поручениям. Наконец, процедуры закончились и можно было приступить к скромному завтраку. Памятуя слова своего кумира о том, что «пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой», на сей раз было решено ограничиться седлом барашка, фаршированными рябчиками и свежей клубничкой, фаршированной кедровыми орешками и политой соусом из клубники и коньяка с легким буше. Лениво погладывая косточку, Борис Эдуардович проглядывал свежие газеты, услужливо подносимые официантами. Если бы не столь высокий пост, то он, честно говоря, лучше бы почитал что-нибудь легонькое, вроде комиксов, но положение обязывало, и волей-неволей, приходилось штудировать местнуюпрессу. Но все плохое, как, впрочем, и хорошее, когда-нибудь, да заканчивается. Так и газеты были прочитаны, завтрак опробован и можно было отправляться на работу. Все шло как обычно, и вдруг, раздалась нежная трель телефона. Борис Эдуардович невольно вытянулся в струнку, и трепетно обнявши трубку, хорошо поставленным голосом отрапортовал: -Губернатор Н-ской губернии слушает! Чем могу служить? Голос звонившего принадлежал к тем, кто совсем особо приближен к кремлевским небожителям. А такие люди звонить по пустякам не любят, следовательно, причина была весьма серьезной. О чем они говорили, до сих пор остается тайной, однако, глядя на удрученное лицо своего хозяина, окружение поняло, что, выражаясь словами классика, «прогнило что-то в королевстве Датском». Впечатление сего усилилось после того, когда Борис Эдуардович с видимым усилием приказал унести билеты на закордонный вояж с глаз долой. Понять губернатора можно было легко и просто – кому захочется ехать в какую-то деревеньку, пусть и находящуюся в твоей губернии, вместо роскошных Мальдивских островов? И все из-за каких- то там провалов в сельском хозяйстве. Тем более что он, Борис Эдуардыч, ни за что сам лично не отвечает. Но поскольку приказ из Москвы был недвусмысленный – ехать не мешкая, - то и решение могло быть только одно. Более в этот день ничего особенного не случилось, если не считать того, что Манечка весь день капризно надувала губки и ни разу не назвала своего повелителя котиком и душкой. Но это уже совсем другая история. Прошло три дня и настал великий день, когда Борис Эдуардович объявил о историческом решении съездить совершенно тайным образом, в качестве инкогнито, в самую что ни на есть глубинку его обширных имений, тьфу ты, оговорился, не имений, конечно же, а вверенных в его надежные руки подвластных ему территорий. Как заявил своим подчиненным сам губернатор: -Хочу, понимаешь, сам убедиться, в единственно правильном нашем курсе. Неделя ушла на сборы и подготовку и вот, ранним утром двадцать второго июня скромный и неприметный кортеж из 18 машин тронулся в путь. Основу процессии составляли демократически выдержанные 600-е Мерседесы, пара довольно незаметных «Бентли», и один автобус. Дорога радовала свежеуложенным асфальтом, без единой выбоинки, отчего душа радовалась, и хотелось сказать самому А.С. Пушкину: «нет, батенька, в России нынче нет такой беды, как дороги. Одни дураки остались, но и они при таких губернаторах скоро выведутся». Несколько минут созерцания изумительного пейзажа привели Бориса Эдуардовича в совершеннейший восторг, он даже пообещал министру дорог области выдать персональную премию за успешное строительство дорог на уровне самого последнего слова науки и техники. Двадцать минут полета по трассе пролетели на едином дыхании. А когда они свернули налево, то перед его взором показались зеленеющие поля, за которыми чуть виднелся длиннющий, уходящий за горизонт, массивный трехметровый забор. Прошло еще несколько минут, и кортеж остановился перед стальными воротами, перед которыми лениво прохаживался здоровенный детина, изо всех сил пытавшийся сделать вид, что ничего особенного не происходит. Сами ворота были украшены довольно дерзкой, но приятной вывеской: «ассоциация фермерских хозяйств имени Анатолия Чубайса». «Однако», подумал губернатор, «а еще говорят, что Толян в народе популярностью не пользуется. А тут аж целая ассоциация!» Из впереди стоявшей машины вышел помощник по особым поручениям и подойдя к охраннику спросил: -У вас тут избушечка была зарезервирована для отдыха деревенского, вот мы и приехали. -Есть такая, - моментально отреагировал охранник. – Вот только не знаю, подойдет ли она вам, городским-то. Там только два этажа с мансардою, и на каждом всего по 15 комнат. -Дядюшка у меня неприхотливый, думаю, что не погнушается. Чиновник подал охраннику тысячную купюру, после чего ворота моментально гостеприимно распахнулись, и кортеж благополучно въехал на территорию фермерского поселка. Улицы сверкали чистотой, тут и там виднелись ухоженные пешеходные дорожки, за затейливо сплетенной колючей проволокой сияли просторными окнами трех и пяти этажные деревенские избушки. Небольшие, всего в человеческий рост заборы, веяли неустрашимой верой в славное капиталистическое будущее России. И, как доказательство этой веры, каждый из них был украшен транспарантом, слоганом или иным артефактом. Борис Эдуардович из любопытства прочел некоторые из них – «Повысим и превысим наши цены!», «Ударными темпами все на строительство капитализма!», «Высокие цены на продукты – основа прочности государства» и другие. От этих слов веяло надежностью, единством и авторитетностью. Наконец, машины подъехали к одиноко стоящему домику с колоннами. От его центрального входа, навстречу гостям бежала широкая, мощеная мрамором и гранитом, дорожка. Самая середина дорожки была покрыта бархатным ковром. По краям дорожки стояли навытяжку крепкие парни, вперемешку с деревенским молодухами, про которых так и хотелось сказать – кровь с молоком. Борис Эдуардович вышел из машины и пошел по дорожке, ласково щурясь, словно кот, получивший полную миску сметаны.Когда он приблизился к крылечку, то словно из ниоткуда появился угодливый человечек с золотым подносом, на котором красовались краюшка хлеба, серебряная солонка и хрустальная рюмка с коньяком. -Добро пожаловать, гости дорогие! Надолго ли к нам, и откуда вы? По каким делам-надобностям в наши скромные края пожаловали? Борис Эдуардович самодовольно улыбнулся – затея с инкогнито удалась. -Отдохнуть нам, понимаешь, захотелось. Выдался свободный денек, вот мы и приехали, отдохнуть от дел праведных. Человечек понимающе захихикал и предложил следовать за ним. Как потом оказалось, охранник у ворот слегка слукавил – комнат оказалось не по пятнадцать на каждом этаже, а по двадцать пять, да и самих этажей было три. Потому мест хватило всем, включая челядь и обслугу, специально нанятую на столь исключительный случай. -А скажи-ка нам любезный, а где хозяин? -А хозяин нынче в поле, самая страда, посев озимых маслин начинается. Вот и пропадает он в поле с утра до вечера. Еле сил у него, сердечного, хватает, чтобы в казино посидеть. Окружающие сочувствующе и понимающе зацокали языками. -Самое время перехватить что-нибудь, этакое деревенское, картошечка там, салатики. Есть ли у вас такое? -А как же? Конечно, есть. И тут человечек бойко перечислил все, что в его кухне уже приготовлено было – гамбо с креветками, бараний шулюм с калиновым соусом, вермишель-паутинка с моллюсками по-азиатски, спагетти с соусом путтанэска с зелеными оливками и прочие простые деревенские, но вкусные яства. -Ну что же, отобедаем тем, что нам Бог послал. После короткого, но сытного завтрака, губернатор решил прогуляться. Сопровождаемый на этот раз малочисленной – всего в шестнадцать человек – охраной, он продефилировал по улице поселка, то и дело затевая разговор с теми, кто попадался ему навстречу. Было весьма приятно отметить, что все обитатели могли высказать здравое мнение о ценах на зерно и древесину на Лондонской бирже, а один механизатор, одетый от Кардена, даже поразил его в самое сердце своими познаниями в области финансовых пирамид. Что и говорить, самое первое впечатление оказалось настолько благоприятным, что Борис Эдуардович решил не мешкая доложить в вышестоящие инстанции о блестящем положении дел в сельском хозяйстве. А заодно и испросить позволения провести тут три-четыре дня, а не один, как планировалось ранее. Благословение было получено, и повеселевший губернатор погрузился в приятное ничегонеделание в самой обычной российской деревне…
Чёрт
Иван Михалыч вполне заслуженно пользовался среди своих коллег уважением и, не побоюсь красного словца, здоровой завистью, которой можно завидовать человеку, своими руками сотворившему себе родному, дорогому и любимому полновесное человеческое счастье. Само счастье, казавшееся в далёкой и туманной молодости зыбким и, в некоторой степени невероятным, ныне покоилось на солидном весьма осязаемом фундаменте. Материальность счастья, а также личные качества Иван Михалыча, придавали каждому его слову глубокий смысл, к его мнению прислушивались с некоторой долей благоговения , но ни в коем случае не подумайте – с подобострастием, либо льстя, поскольку людям крупного масштаба, а Иван Михалыч без всякого сомнения был таким, лесть чужда, а подхалимаж, особенно мелкий – противен и не интересен. И не случайно, что его слова и ненавязчивые советы почти немедленно обретали статус руководства к действию. К тому же, шутка ли – всего-навсего шестой десяток, а он уже зам. Самого Лет так двадцать назад мы бы сказали – Самого Первого, не считая десятка-другого восторженных эпитетов для, так сказать, большей значимости и всеобъемлющего понимания генеральной линии. Но на дворе, - слава Богу ! – начало нового тысячелетия, полная 23 победа демократии, генеральная линия канула в прошлое со всеми своими атрибутами, так что обойдёмся со всем этим попросту – Сам и точка. Говоря о прочном фундаменте, составлявшем осязаемое рукотворное счастье Ивана Михалыча, нельзя не упомянуть, что не смотря ни на что, он был скромен, как может быть скромен обычный русский патриот-демократ. Иными словами – скромно, но для своего положения…Или в том смысле, что его никто не замечал… Или… Впрочем, решайте сами , кому что нравится, поскольку суть от этого совсем не изменится. А с другой стороны - кому какое дело – на своей «Волге» или на казенной он прибывал на работу ? Я думаю, что никому. Главное то, что тунеядцем и лежебокой он не был и любил трудиться до седьмого пота. По причине такой скромности не раз был отмечен и пользовался благосклонным вниманием начальства. Многие годы руководящей работы и неиссякаемой любви вдохновили его до такой степени, что он замахнулся даже на то, чтобы ходить на работу пешком, подобно тысячам своих сограждан. Об этом сразу же стало известно, информация о невиданном для чиновника такого ранга просочилась в средства массовой информации вызвав в простых массах бурю подлинного ликования и восторга. Осуществил ли свой проект Иван Михалыч – о сём история стыдливо умалчивает, но зато каков эффект, какой резонанс ! Право слово – скромность человека украшает и возвеличивает. А ведь ещё не стоит забывать и про хлеб насущный, ибо всё проходит, кушать всегда хочется. Ещё при старом режиме Иван Михалыч трудился в поте лица своего, добывая сей хлебушек и прочее, включая такие мелочи, как осетринка, икорка красная, да чёрная, буженина, наливки, конъяки, колбасы копчёные, ананасы с рябчиками – словом, всё, что твоей душе угодно. Заслужил человек, чего там говорить. Будучи по своей природе человеком огромной, можно сказать, феноменальной скромности, Иван Михалыч богатством своим не кичился и на показ не выставлял. Зато любил набираться мудрости и других тому же учил. Стоит ли упоминать, что за это неоднократно был восхвален в газетах и оклеветан завистниками. Столь явная любовь и внимание простого народа не могли остаться без ответа и потому Иван Михалыч старался при всяком удобном случае ответить взаимностью. Где бы не случись митинг какой, али сборище людное, как он тут как тут : и сразу же скромная торжественная встреча, цветы, рукопожатия , небольшая пламенная речь, ответный рёв восторженной толпы… в общем, все как положено при развивающейся демократии. Порой, но не реже двух-трёх раз в неделю одна из местных многотиражек разражалась хвалебной статьёй, или мёдоточивым письмом некого колхозника или интеллигентика, в котором они выражали свою любовь и клялись в верности проводимого им курса. Не забывали и о критике –чуткой и доброжелательной, совсем не похожей на безобразные, полные желчи и яда выпады. 24 Вот так и катилась жизнь своей чередой, не обращая внимания на всякого рода выверты. Но грянула беда. Впрочем, сначала как будто и не беда совсем. Это потом стало так, что образовалась беда. Или нет, сначала… тьфу ты, совсем запутался ! Лучше начать с того , с чего и начало всё быть в нашей истории. Итак, над страной подул ветер грандиозных перемен, проехала порченая изнутри тройка-перестройка, нам рассказали, до чего неправильно мы живём, предложили взять и всё разом отменить , а там как получится, поскольку полная свобода и демократия. Что из этого вышло – знаем не понаслышке, а на своём опыте и на своей шкуре. А ведь поначалу как мы искренне верили и недоумевали над прошлой своей темнотой и неразвитостью. И процесс пошёл, набирая ход, с ускорением и размахом, плодя самостийные и суверенные образования, дружно так пошёл, что никто и не заметил, как кончилось огромным мыльным пузырём. Иван Михалыч в то бурное и столь необходимое некоторым лицам время не стоял в сторонке, нет, он с удвоенной энергией бросился в омут борьбы. Именно он первым поднял знамя борьбы с привелегиями, недостойными для истинного слуги народа и пересел с обкомовской «Волги» на демократичный «Мерседес». Столь смелый шаг вызвал в обществе огромный резонанс, Иван Михалыча тут же окрестили «зерцалом чести и бескорыстия». Данный титул Иван Михалычу пришёлся по вкусу, хотя виду и не показал, дабы не вызывать всяческих кривотолков, каковые порой случаются и в наше время, а в то тем более. Народу тоже понравилось – «эвона, каков он наш Михалыч !» Чего именно означало «эвона» никто не знал и не понимал, да может, и не хотел понимать, но зато как звучало ! Хлёстко, по- народному. Стоит заметить, что в кругу соих самых близких Иван Михалыч обмолвился, как бы невзначай, что , мол, такой чести более достоин Сам, а он всего-навсего простой и скромный слуга народа. Время шло, мы всё ускорялись и за круговоротом событий как- то незаметно перелетели ту грань, когда ещё можно было остановиться и посмотреть – куда же мы несёмся ? Иван Михалыч приобрёл сноровку, заматерел и, подобно большинству своих коллег, уверенно оперировал новым мышлением, бичевал пороки и язвы прежнего проклятого прошлого, клеймил тоталитарную систему и насаждал единственно правильное – образцово-показательную демократию, самую лучшую и свободную в мире. Сил и времени не хватало и приходилось иногда расширять свой штат, вводя для самых близких всё новые и новые должности. Верное чутьё не подводило и звёздные моменты в его карьере не заставляли долго ждать. Вот, скажем, взял, да и не присоединился к громкогласому хору, оравшему , что Борис, мол, не прав и выгадал-таки , поскольку позднее всем всё припомнилось. Столь приятственное поведение пришлось, видимо , по вкусу, поскольку 25 согласно достоверным источникам, был приглашён во дворец для более близкого знакомства. Судя по всему, встреча прошла в духе конструктивного обсуждения, в тёплой дружественной обстановке и в атмосфере полного взаимопонимания. После чего мероприятие увенчалось сауной, фуршетом и кордебалетом. Домой Иван Михалыч вернулся слегка помятый, изрядно навеселе, но с твёрдым чувством, что лёд тронулся. Внешне же почти ничего и не изменилось. Он по прежнему стоял на трибунах, махал пухленькой ладошкой, а снизу неслось раскатистое «Уррря-а-а!» и «одобрям-с !» Приятнее всего было то, что «одобрям-с» доносилось и из самых верхов, а раза два или три даже в заграничных газетах промелькнули заметки о новом светиле русской демократии. Наконец, наступил долгожданный день , когда Россия скинула с себя цепи тирании и тоталитаризма и проснулась в новой, свободной стране, где всё можно. Теперь можно было смело, ничего не боясь, клеймить красно-коричневых, заливаться горючими слезами над останками зверски замученных Романовых, и под шумок прибирать к рукам всё, что находилось в пределах рук. Из уст Иван Михалыча теперь часто изливались похвалы американскому образу жизни, он по- отечески благословлял приватизацию, поучаствовал немного в процессах суверенизации и потрудился на благодатной ниве всевозможных фондов, в полной своей уверенности, что действует на благо нации. «Приватизация и полная ваучеризация нашей страны – есть залог процветания и успеха !», доказывал он и , В-общем-то, был прав. Когда бешеные процессы инфляции съели за короткий миг все накопления россиян, Иван Михалыч объявил беспощадную войну росту цен и даже изъявил желание лечь на рельсы, дабы таким методом устрашения остановить обнищание народа. Попытался он это применить и на практике, но внушительный аппарат его вовремя объяснил, что данные слова могут трактоваться только в иносказательном смысле и никак иначе, следовательно, сии слова есть не что иное, как выражение силы воли и решимости в достижении основных целей. Такое объяснение Иван Михалычу весьма понравилось и потому ложиться на рельсы он передумал. Тем не менее он позаботился о том, чтобы молва о его неслыханной решимости дошла до самой глубинки. И всё же неиспользованная энергия требовала выхода и Иван Михалыч нашёл весьма остроумный метод из безвыходной, вроде бы, ситуации : он активно стал заниматься теннисом и теперь посещал корт не реже двух раз в неделю. К сожалению, особых успехов он не достиг, но усердие и благомыслие не пропали зря и карьера его, словно на дрожжах, понесла его на самый верх политического Олимпа. Мало-помалу прошлое стало забываться и всё реже напоминало о себе. так что выглядывая из окна своего любимого «600-го» он брезгливо морщился при виде людей, плохо одетых и чего-то требующих. по его 26 глубокому убеждению, они абсолютно не понимали прогрессивности и важности происшедших перемен, а значит и не имели никакого права возмущаться. «не может быть так, что всем сразу хорошо, кому-то должно быть и плохо», оправдывался он и давал знак водителю прибавить скорость. А однажды, перебирая свои вещи, он обнаружил в заднем кармане брюк напоминание о прежнем – замызганный и потрёпанный партбилет. После чего организовал его торжественное сожжение данного свидетельства поползновений красно-коричневых на ценности свободного образа жизни. Стоит ли упоминать, какой восторг это вызвало в сердцах простых граждан? От чувства собственной значимости голова слегка кружилась, и он постепенно стал задумываться о сенаторской тоге. Такая вот длинная, но тем не менее необходимая предыстория. Таким вот нехитрым и простым образом жил-поживал себе Иван Михалыч, ни в чём себе не отказывая, в ус не дул, попивал мёд-пиво под икру с разносолами, как вдруг, откуда не возьмись, появился чёрт. Представьте себе – чёрт ! Самый настоящий, со всеми присущими ему атрибутами – рогами, копытами и хвостом. Из самых последних приобретений, вносивших некий диссонанс в классический образ врага душ человеческих, были длиннополый сюртук, да пенсне на длинном горбатом носу. Всё вместе придавало незваному гостю вид пропившегося прощелыги-банкира заехавшего к соседу похмелиться с утра. Кстати, именно так Иван Михалыч по первости и подумал, даже поразмыслил немного – чего это ради вдруг банкиры начли шляться с раннего утра к нему в спальню? – как вдруг, безо всяких прелюдий чёрт отвесил ему довольно увесистую плюху. От такой неслыханной наглости и беспардонности у него чуть даже инфаркт не случился, но второй шлепок, пожалуй, слегка посильнее, мгновенно привёл его в чувство. Естественно, Иван Михалыч очень искренне и глубоко обиделся – представьте себе сами, что в вашу квартиру с утра заявляется чёрт и ничтоже сумняшеся хлещет вас по щекам. Тут любого проняло бы, факт. Обида распирала всё его достоинство и он собрался было рявкнуть на непрошенного гостя, как вдруг в горле неприятно запершило и вместо грозного рыка вырвалось какое-то сипение. А чёрт тем временем сидел в кресле, развалившись совершенно по-хозяйски и нагло, в упор разглядывал Иван Михалыча. Выждав небольшую паузу чёрт ухмыльнулся и с гаденькой ехидцей в дрожащем голосе осведомился : -А не довольно ли нам, почтеннейший Иван Михалыч, в гляделки играть? С добрым, так сказать, утром Вас, с пробужденьицем. Как спалось-почивалось, кошмары не тревожили ? Не приснилось ли чего? А может, желаете сигарку с утра пораньше ? – тут откуда ни возьмись, в руке у чёрта появилась самая настоящая сигара, которую он немедленно засунул себе в пасть и раскурил, с явным удовольствием пуская клубы дыма в лицо хозяина. 27 -Э-э…м-м-м…-залепетал в ответ Иван Михалыч, с перепугу вдруг вообразивший, что после вчерашнего у него началась самая настоящая белая горячка. -Ай-яй-яй,- укоризненно закачал головой чёрт, и в голосе его зазвучало сострадание, которое, однако, нисколько не обмануло Иван Михалыча, всем своим нутром почуявшим крупные неприятности. -Ай-яй-яй, - ещё раз повторил чёрт, но теперь в его голосе не было и намёка на жалость, скорее наоборот.
– Ну как же можно, батенька, в столь почтенном возрасте баловаться горячительными напитками, да еще в таких количествах ? Так и до греха недалеко, хе-хе. Поди головушка бо-бо, водочки просит, а ? Не желаете ли подлечиться ? Иван Михалыч, совершенно оторопевший, глядел на чёрта и не мог выговорить ни единого слова. Но головой в ответ всё же кивнул – что ни говори, а в голове после вчерашнего действительно было нехорошо. Так что рюмка-другая совсем не помешали бы. Чёрт поколдовал пальцами, что-то пробормотал, и в воздухе медленно стала материализовываться внушительного вида бутыль, оклеенная всевозможными этикетками и акцизными марками. Водка аппетитно булькала и призывно переливалась в гранёном сосуде и выглядела столь соблазнительно, что, не смотря на абсурдность ситуации, у Ивана Михалыча немедленно потекли слюнки, а руки задрожали, как у самого горчайшего пьяницы. -Похвально, - одобрительно загудел чёрт, словно прочитав его мысли, разлил водку в невесть откуда появившиеся стаканы и приподнял свой, предлагая выпить. Иван Михалыч отбросил сомнения и самым решительным образом отправил содержимое своего стакана в изголодавшееся нутро. Но какое горькое разочарование ожидало его ! Водка оказалась весьма мерзкого качества, тёплой и отдававшей ацетоном. Не ожидавшего такого коварства Ивана Михалыча немедленно скрючило, он широко выкатил глаза, поперхнулся и громко рыгнул, отчего в воздухе понесло характерным запахом акторного выхлопа. После всего последовал длительный и натужный приступ кашля. Упаси вас Бог вообразить, что чёрт отнёсся ко всему этому безучастно, нет, он тут же достал из кармана докторскую шапочку, натянул её себе на голову, вооружился стетоскопом и от всей души стал потчевать необъятную спину Ивана Михалыча хлёсткими ударами своих жилистых сильных лап. Кашель мгновенно стих, чёрт спрятал шапочку, раскурил сигару и осведомился : -Хорошо прошла, не правда ли ? Не повторить ли нам ещё по одной, понимаешь ? При таких словах Ивана Михалыча словно заклинило. -Как вы смеете вытворять такое ! Да вы понимаете кто я такой ? Да я вас… Да мне стоит только слово сказать! 28 -Да ну ? – притворно удивился чёрт.- Интересно знать, как это у вас получится. Хотел бы я посмотреть. И нечего истерики устраивать, подумаешь палёной водки тяпнул, от этого ещё никто не умирал. Лучше бы спасибо сказали, за заботу, так сказать, и за лечебные процедуры, хе-хе. После данной речи, видимо для вящего закрепления своих слов, чёрт отвесил очередную оплеуху, причём такую сильную, что Иван Михалыч мигом очутился в дальнем углу своей обширной кровати. Музыкальный центр моментально разразился восторженным рёвом, в котором Иван Михалыч признал бурные продолжительные аплодисменты, плавно перешедшие в овацию. Чёрт привстал, раскланялся и вернулся в кресло, налил себе ещё один стаканчик и опустошил её в один глоток. -Ух, до чего хорошо прошла !- похвалился он и придвинувшись вместе с креслом к напрягшемуся Ивану Михалычу, предложил : -А не выпить ли нам за …м-м…будущее депутатство ? Или может сразу за губернаторство, а? Тут бедного Ивана Михалыча чуть удар не хватил. Лицо его сначала побледнело, затем побагровело, рот судорожно задёргался, как будто у выброшенной на берег рыбы. Чёрт внимательно наблюдал за всеми этими манипуляциями, но не сделал ни одной самой мало-мальской попытки хоть как-то помочь. И удивительное дело – Иван Михалыч немедленно обрёл дар речи. И по всей видимости, к нему окончательно вернулись все его лучшие качества, поскольку он что-то прошептал , а затем трясущейся рукой перекрестил чёрта и выкрикнул : -Изыди, сатана ! -Ой, помираю ! Ой, плохо мне ! – истошно-дурным голосом зашёлся чёрт, но с места тем не менее не сдвинулся. Выждав небольшую, соответствующую моменту паузу, он строгим голосом давно позабытого лектора по научному атеизму произнёс небольшую речь -А вот здесь, батенька, вы в корне не правы. Поскольку в таком серьёзном деле как религия требуется маленький, но важный довесок – вера. Неужто вы всерьёз полагаете, что понавесив крестиков на груди, да выговорив себе лучшие места в церкви, можно заполучить царствие небесное ? Стыдно без веры, а ещё партийный человек. -Ни в какой партии я не состою, и даже партбилета у меня нет ! – истерично и как-то неуверенно пропищал Иван Михалыч. -Как это нет ? –удивился чёрт и тут же вытащил из кармана новенький, словно только из типографии, партбилет. –А это что тогда такое ? Как это прикажете понимать ? Иван Михалыч благоразумно промолчал, придавленный грузом неопровержимой улики. А чёрт всё крутился вокруг и тыкал в лицо красной книжицей, упорно добиваясь хоть какого-то ответа. Наконец он замолчал, 29 вздохнул и сделав доверительное лицо, поманил его, как бы намереваясь сообщить что-то важное. Но стоило Ивану Михалычу приблизиться, как чёрт гаркнул изо всей мочи : -А ну, соловей мой курский, живенько разъясните мне суть потребительской корзины на сегодняшний день ! Бедный, бедный Иван Михалыч ! Он был совершенно сбит с толку, раздавлен, обескуражен и мозг его решительно отказывался хоть что-то понимать в происходящем вокруг. Потому он безропотно подчинился, но понёс при этом такую ахинею, что из всей долгой речи можно было бы отметить всего пару более или менее связных предложения. И чем больше Иван Михалыч говорил, тем яснее он это понимал. Но остановиться, тем не менее, не мог. Хуже всего было то, что чёрт внимал всей несущейся из уст Ивана Михалыча галиматье с таким видом, словно принимал доклад на соискание Нобелевской премии по экономике. Время от времени он даже доставал из бездонного кармана блокнот и делал в нём записи. Постепенно Иван Михалыч стал запинаться, в речи появились паузы, нечленораздельное мычание и наконец он замолчал. На что чёрт склонился в глубоком поклоне и елейным голосом произнёс : -Премного благодарны, ваше высокопревосходительство, за столь глубокую мудрость. Ах, до чего всё толково и понятно, лишь ленивый не разберётся ! Иван Михалыч, за долгие годы аппаратной работы поднаторевший в различных нюансах человеческих взаимоотношений, плюс, хлебнувший за последний час немало потрясений, не мог не догадаться, насколько далеки были истинные впечатления от его речи. -Я в том смысле…- начал было он, но чёрт строго погрозил ему пальцем и он немедленно замолк. Хуже всего в данной ситуации было то, что подавляющая часть его речи состояла из фрагментов его собственной предвыборной программы и было не совсем понятно, пронюхал ли про это чёрт, а если да, то, как он к этому отнесётся. Впрочем, мелькнула где-то в глубине сознания мыль, а почему бы не обратиться за помощью к нечистому, ведь такое дело может и выгореть, чем чёрт не шутит ? -Чёрт, разлюбезный мой, не шутит ничем, - вмешался в его мысли чёрт. – Тем более в таком важном и серьёзном деле, как предвыборная кампания. И хотя контракты такого рода в нашей епархии и предусмотрены, помогать вам я не собираюсь, поскольку имеем на вас совершенно иные виды. «Мерзкая скотина!», подумал с содроганием Иван Михалыч. -Не такая уж и скотина, тем более мерзкая. Впрочем это смотря на чей вкус. На вашем месте я был бы поосторожнее и подбирал бы более приличествующие эпитеты. -Так может, махнём не глядя ? – неожиданно для себя сдерзил Иван Михалыч и от этого испугался ещё сильнее. Но чёрт, похоже, совсем не обиделся, скорее наоборот. 30 -Эва, куда махнули. Ну, уж дудки, таких как вы, у нас хоть пруд пруди. Тоже мне, умник. С вашими обещаниями в предвыборной программе вы по миру с протянутой рукой пойдёте. А что потом ? Снова к нам ? -Так обещать то всё можно, выполнять не обязательно. -Ну-ну, вам виднее. -Реалии жизни, знаете ли… -Реалист вы мой, выходит я не по адресу заявился, а ? Не слышу ответа. Получается, мне пора на книжную полочку, в раздел фантастики, да мистики ? Хорош гусь, нечего сказать. Только промашка вышла, дорогой товарищ, не смотря на весь ваш реализм, да ещё с такой программой. -Не хуже, чем у других. -Э-э, совсем оклемался. Ну значит можно и к делу приступать. При этих словах у Ивана Михалыча снова противно задрожали коленки. -Да не волнуйтесь вы так. Все равно рано или поздно пришлось бы вами заняться. По просьбам трудящихся, хе-хе-хе. -Это что-то из прошлого. -То есть, безвозвратно ушедшего ? – понимающе кивнул чёрт. – Но в мире ничего не проходит бесследно, и вы имели возможность в этом убедиться. Чёрт замолчал, и некоторое время о чем-то раздумывал, барабаня крючковатыми пальцами по креслу. Затем откашлялся, встал, правил сюртук и торжественным голосом объявил : -Судебное заседание по делу Ивана Михалыча объявляю открытым. Объясняю вам, подсудимый, что данное заседание назначено по настойчивым пожеланиям народа, который неоднократно посылал вас по нашему адресу. Поскольку просьбы сии игнорировались, было решено провести данное мероприятие непосредственно на месте. Ой, а что это у вас с лицом сделалось ? Нервишки небось ? Может грамм по сто для храбрости, нет ? Ну, тогда начнём-с. -В-ваше п-п-пре,… то есть… ну… - заблеял, было, Иван Михалыч, силясь сказать что-то, но с ужасом понимавший, что сказать, в общем-то, было нечего. - по процедурному вопросу ? – ласково осведомился чёрт.- Если нет, то попрошу Вы высказываться в порядке утвержденного мною регламента. А на выступление попрошу записываться заранее. Тут Иван Михалыч не выдержал и хлопнулся в глубокий обморок, в тайной надежде, что очнувшись он не увидит ни чёрта, ни злополучного партбилета, ничего, кроме привычной домашней обстановки. Но, открыв глаза, он понял, что всё напрасно – чёрт всё так же сидел в кресле, злорадно ухмыляясь. -Ну, что хватит ? Пора приступать, поскольку не вы один у меня в списке, 31 много вас развелось. Если с каждым валандаться, то, пожалуй, провозишься до морковкиного заговенья. А у нас волокиты не любят. При этих словах чёрт быстро рассовал по карманам бутыль с водкой, пенсне, стетоскоп. После чего перебрался за стол и вытащил из ящика обыкновенную папку, толщиной пожалуй что в три пальца. Иван Михалыч подумал даже, что надо было бы удивиться, но сил на это совершенно не было. Кроме того, подспудно зрело чувство, что всё предыдущее было только цветочками, а сейчас будут сами ягодки. Может, именно поэтому он сидел, сжавшись в комочек в самом дальнем углу кровати, и боялся пошевелиться. Зато чёрт наоборот чувствовал себя совершенно уверенно, он вальяжно развалился, закинул ногу на ногу и раскурил очередную сигару. Неловкость хозяина явно доставляла ему удовольствие. -Иван Михалыч, а вы не находите что с вашей стороны весьма неприлично вести себя таким образом ? Вы либо молчите, либо бекаете, да мекаете в ответ. Право слово наказание какое-то. -Господи, ну за что же мне это ? -Вот тебе на ! –удивился чёрт. – Как это за что? В деле как раз все причины прописаны чёрным по белому, не угодно ли взглянуть ? При этих словах чёрт достал из кармана сюртука, поистине оказавшегося бездонным и таившим в себе массу всевозможных вещей, очередную папку на этот раз с множеством печатей. Иван Михалыч с чувством растущей тревоги следил, как чёрт ловко сорвал печати и начал пробегать глазами страницы дела, изредка цокая языком от удовольствия. -Сами прочитаете или мне доверяете ? Иван Михалыч только рукой в ответ махнул. -Ну и ладно.- сказал чёрт и начал зачитывать длиннющий список всевозможных клятв и обещаний, когда-либо сделанных Иваном Михалычем, начиная с пор ранней юности и заканчивая нынешним днём. Дочитав до конца, черт бережно собрал бумаги и вложил их в дело. -Ну-с, что будем делать ? -Что будем делать ? – эхом отозвался Иван Михалыч. -Только без пошлостей, пожалуйста. Не трудно было бы догадаться и самому. Пора выполнять пожелания народа, а они, как вы любите говорить, важнее всего. Разве что за набольшим исключением – ко всем чертям отправить вас не удастся – слишком много работы но, во всяком случае, я здесь. -Не хочу ! – завизжал Иван Михалыч. -Как это «не хочу» ? – в свою очередь возмутился чёрт.- Да и кто будет спрашивать ваше мнение ? -Тогда я требую адвоката. -А как насчёт вашей совести, что во всём вам порука ? Мы, правда, со всех 32 ног сбились, разыскивая её но, увы, нигде ничего похожего обнаружить не удалось. Так что придётся обходиться тем, что есть в наличии. -А нельзя решить…м-м как-нибудь по-другому ? -Никак. Поскольку, что заключай с вами контракт, что не заключай, всё равно к нам попадёте. А значит, никакой корысти с вас не выйдет. Да и мелковата у вас душонка для крупного торга. Ну-с, заболтался я с вами. Пора и честь знать. При этих словах облик чёрта стал резко меняться, из пасти показались ужасающего вида клыки, глаза заполыхали ярким огнём, комнату заволокло удушающим запахом серы и почва ушла из-под ног. Сердце зашлось в истошном приступе животного ужаса, от ощущения полной безысходности Иван Михалыч дико закричал и … и неожиданно он проснулся. Дрожащею рукой он вытер липкий пот со лба, судорожно перевёл дыхание и истерично рассмеялся. Это был сон, кошмарный, слишком похожий на правду. Но всё- таки сон. Господи, и приснится же такое. Постепенно истерика пошла на убыль и слегка пришедший в себя Иван Михалыч шаркающей походкой поплёлся к заветному шкафчику. Да-а, после всего пережитого рюмашка- другая хорошего коньяка не повредит, скорее наоборот. При самой мысли о добром коньяке ноги сами ускорили ход, а руки чуть не сорвали дверцу с петель. Вот он, вожделенный момент ! На свет Божий показывается бутылка и… -А-а-а ! – раздаётся истошный крик и Иван Михалыч медленно оседает на пол, сжимая в руке бутыль. Глаза его открыты, но уже ничего не видят. В предрассветной мгле комнаты наступает тишина, лишь только мерно тикают часы, да с бутылочной этикетки весело скалит зубы чёрт..