Избранное
Шрифт:
За мной, облокотившись на щиты управления странных машин, стояли захватившие меня в плен властительница и ее подручные.
Она, командирша, подошла ко мне и спросила:
— Видишь?
Впереди, насколько хватал глаз, простиралось море мук человеческих. Я видел, как люди борются, дрожат, смеются, карабкаются, падают, снова карабкаются и вновь падают, расшибаются, разговаривают, улыбаются, плачут, клянутся и — всё в надежде на ту единственную минуту, которая наступит, на историю, которая свершится, на то добро, которое…
Повелительница сказала,
— А теперь — внимание.
Она ухватилась правой рукой за подобие рычага и медленно перевела его. На светящемся циферблате, напоминающем часы, стрелка сдвинулась вправо. И в то же мгновение мириады созданий, населявших город, забурлили, заклокотали, засуетились. Но не здоровая жизнь была в этом движении, а тоска, горячка, исступление, жажда преуспеть, заслужить, выдвинуться, подняться по суетной лесенке к жалким нашим победам. Орды, отчаянно сражающиеся с невидимым чудовищем. Жесты сделались судорожными, лица — напряженными, вымученными, голоса — резкими.
Она еще немного сдвинула рычаг. И тогда те, внизу, подхваченные усиленным порывом, лихорадочно заметались в своих маниакальных устремлениях, а бесстрастные темные шпили их храмов растворились в ночном тумане.
— А вот и он.
Мелодичный голос заставил меня взглянуть на светящийся экран телевизора размером приблизительно метр на семьдесят, где на первом плане показался человек. Здесь был свой рычаг и целый ряд кнопок, которыми оперировала Розелла.
«Он», некто лет сорока пяти, сидел в огромном кабинете (должно быть, важная персона) и отдавал все силы и душу борьбе с невидимым чудовищем.
В данный момент он говорил по телефону.
— Нет, вам это все равно не удастся, какие бы усилия вы ни предпринимали… Согласен, меня бы это устроило… Да, это было в Берне три года назад… на то были важные причины… вы бы могли справиться у моего друга Роже из консорциума или у Саттера… Нет, на этих днях я занят другим… Что? У вас руки чешутся? Вы что, хотите, чтобы у меня были неприятности?..
Вошла секретарша с пачкой бумаг, зазвонил второй телефон, секретарша ответила.
— Это из управления.
Улыбаясь, он взял вторую трубку.
— Извините, — сказал он в первую, — меня вызывают, поговорим об этом позже, и спасибо за все. — И тут же во вторую: — А, дорогой доктор Исмани… я как раз ждал вашего звонка… конечно, конечно… Что касается добрых намерений, сами понимаете, недостатка в них нет… безусловно… во имя республики, не правда ли? Нет и нет, вот этого, дорогой доктор Исмани, вы не должны были говорить, право же, не должны были…
Вернулась секретарша.
— Мистер Комптон ожидает вас.
— А-а, эта чума сириец! — воскликнул он улыбаясь. — Впустите, как только я вызову.
Малышка Розелла восторженно наблюдала за происходящим.
— Кто это? — спросил я.
— Ее дружок, — ответила рыжеволосая с косой, показав на Розеллу.
— Да, но кто он?
— Стефан Тирабоски, промышленник.
— В какой области?
— А кто его знает? Что-то производит.
В кабинет входил в это время
Красавица, первая дама Ада, толкнула локтем Розеллу:
— Ну-ка, девочка, приступай. Я надеюсь, ты не станешь с ним церемониться.
— Еще чего не хватало! — серьезно отозвалась Розелла, капризно надув верхнюю губку. И легко потянула на себя рычаг.
Что-то сразу переменилось в кабинете инженера Тирабоски. Так бывает, когда откроешь кран в ванной, а там случайно оказался таракан. Вода начинает подниматься, таракан бешено мечется из стороны в сторону, судорожно карабкается по гладкой эмалевой поверхности, которая становится для него все круче и непреодолимее. Ритм учащается, оборачивается тревогой, экстазом, сумятицей жестов и мыслей.
Он говорил по телефону: нет, говорил, никогда вам это не удастся, сколько бы вы ни старались, можете справиться у моего друга или у Саттера, вошла секретарша, зазвонил второй телефон, из управления, прошу меня извинить, спасибо, потом, дорогой доктор, конечно, добрые намерения, секретарша, мистер Комптон, телефон, авария в третьем цехе, вызов из Штутгарта, внутризаводская комиссия. И тем не менее он продолжал держаться молодцом, подтянутый, улыбающийся: силен, ничего не скажешь.
Столпившись у экрана, женщины наблюдали за превосходной операцией: умница Розелла, какой изящный, деликатный подход к пытке, ну что за очарование эта крошка!
Тем временем атмосфера на экране сгущалась. В повседневную работу Стефана Тирабоски стали усиленно просачиваться, подобно блохам или клещам, разные прилипалы и зануды. По телефону, в дверь, из коридора, через проходную. Острые, кровожадные морды вклинивались в короткие зазоры времени и размножались с неотвратимой силой. Просители, изобретатели, друзья друзей, меценаты, общественники, издатели энциклопедий, зануды, симпатичные и несимпатичные, с сердечными лицами, липким взглядом и даже особым запахом.
— Превосходно, — заметила госпожа, — теперь следите за коленом.
Под натиском неумолимых обстоятельств Стефан перестал улыбаться. Его правое колено начало нервно подергиваться, ударяясь о внутреннюю стенку металлического письменного стола, и тот отзывался барабанным эхом.
— Быстрей, еще быстрей, давай, Розелла! — умоляла рыжая девчонка. — Ну, поднажми еще немножко!
Розелла как-то странно скривила рот, закрепила рычаг на стопорном устройстве и бросилась к телефону. Стефан тут же снял трубку.