Избранное

Буццати Дино

Подбежала девушка лет восемнадцати; личико совсем еще детское, верхняя губка вздернута, юная кожа упруга и эластична, а взгляд такой невинный и удивленный. Ад это или не Ад, подумал я, но коли он населен такими созданиями, то все не так уж страшно.

— Розелла, — приказала госпожа президентша, — возьми у этого синьора паспортные данные и проверь в центральной картотеке, нет ли случайно…

— Понятно, — ответила Розелла, видимо схватывавшая все на лету.

— Случайно — что? — забеспокоился

я.

Владычица ответила невозмутимо:

— Не были ли вы случайно зарегистрированы у нас раньше?

— Да я только что прибыл!

— Ну и что. Всякое бывает… Отчего лишний раз не проверить?

Я назвал имя и фамилию. Розелла принялась манипулировать с клавиатурой металлического ящика, напоминающего электронно-вычислительную машину. Послышалось характерное жужжанье. Вспыхнула красная сигнальная лампочка, что-то щелкнуло, и в маленькую алюминиевую корзину спланировала прямоугольная розовая карточка.

Пентесилея [25] взяла ее и, видимо, осталась очень довольна.

— Так я и думала… Как только увидела его тогда на улице… С таким выражением лица…

— Что все это значит?

Еще три девушки, помимо Розеллы, заинтересовавшись происходящим, подошли к нам. Ростом пониже Розеллы, но такие свежие, современные, находчивые.

— А это значит, дорогой синьор Буццати, что ты тоже наш, и давно уже. — Она незамедлительно перешла на «ты».

25

Царица амазонок.

— Я?

Директриса помахала карточкой.

— Послушайте, синьора, здесь какое-то недоразумение. Я не знаю в точности, кто вы. Но хочу быть с вами до конца откровенным… Вы будете смеяться… может быть, до слез… Представляете себе, что я думал? Вернее, в чем меня уверяли?

— В чем?

— В том, что здесь… ну, одним словом… что это Ад. — И я натужно засмеялся.

— Не вижу ничего смешного.

— Но ведь это же была шутка.

— Шутка?

— Здесь все живые. Вы разве не живая? А эти девушки? Следовательно? Разве Ад не на том свете?

— Кто тебе сказал?

Четырех девиц с маленькими, остренькими, лукавыми носиками разговор, видимо, очень забавлял.

Я стал оправдываться:

— Я здесь никогда раньше не был. Каким образом у вас могли оказаться мои данные?

— Ты в этом доме никогда не был? Но город, который ты видишь перед собой, тебе отлично знаком.

Я посмотрел, не узнавая.

— Не видишь, что ли, — Милан! Где, по-твоему, ты находишься?

— Это Милан?

— Конечно, Милан. И Гамбург, Лондон, Амстердам, Чикаго, Токио одновременно.

Ну что удивляешься? Уж тебе-то с твоей профессией должно быть известно, что два мира, три, десять миров могут… как бы лучше выразиться?.. сосуществовать в одном и том же месте путем взаимопроникновения… Неужели тебе надо это объяснять?

— А я… Значит, я грешник?

— Думаю — да.

— Что я сделал плохого?

— Не знаю. Не имеет значения. Ты — грешник изначально. Такие типы, как ты, носят в себе Ад с детства, с самого рождения…

Я начал пугаться всерьез.

— А вы, синьора, кто вы?

Девицы захихикали. Она тоже улыбнулась. Смех у них был какой-то странный.

— А может, тебе еще хочется знать, кто такие эти девочки? Не правда ли, прелестные создания? Признайся, они тебе нравятся? Хочешь, я тебе их представлю?

Она явно развеселилась.

— Ад! — не унималась властительница. — Поди-ка сюда, взгляни, ты его узнаешь? Тебе следовало бы чувствовать себя здесь как дома.

Она схватила меня за руку и потащила к окну.

Я с поразительной ясностью увидел внизу весь город, до самых отдаленных окраин. Мутный, синюшный свет уходящего дня угасал, окна домов осветились. Милан, Детройт, Дюссельдорф, Париж, Прага сверкали в этой бредовой мешанине крыш и провалов, и там, в огромном кубке света, метались люди — микробы, подхваченные бегом времени. Устрашающая, величественная машина, ими же созданная, вращалась, перемалывая их, а они не убегали — напротив, толпились, расталкивая друг друга, стремясь первыми угодить в страшную мясорубку.

Инспекторша коснулась моего плеча.

— А ну-ка, пойдем туда. Мои крошки покажут тебе маленькую изящную игру.

Теперь уже все остальные девушки, прежде занятые работой, с визгом и смешками столпились вокруг нас.

Меня привели в соседний зал, заставленный сложнейшей аппаратурой с экранами, напоминающими телевизионные.

Очаровательная Розелла схватилась за рукоятку, похожую в миниатюре на рычаг железнодорожной стрелки, и началось жуткое действо.

IV. УСКОРЕНИЕ

За огромным окном раскинулась панорама чудовищного города. Бирмингем? Детройт? Сидней? Осака? Красноярск? Самарканд? Милан? Который из них был Адом?

Вот они передо мной, муравьи, микробы, люди, мечущиеся в неутомимой гонке: куда, зачем? Они бегали, толкались, писали, звонили, спорили, резали, ели, открывали, смотрели, целовались, обнимались, думали, изобретали, рвали, чистили, пачкали. Я видел складки рукавов, дыры на носках, согбенные плечи, морщины вокруг глаз. Да, глаза, пылающие внутренним огнем, в котором были нужда, желания, страдания, тревоги, алчность и страх.