Избранные главы элементарной математики. Учебное пособие
Шрифт:
Он попытался изобразить такую же яркую улыбку, как у нее, когда она подошла и встала перед ним, но испугался, что в лучшем случае она получилась прохладной.
— Добрый день, — выдавил он.
— Я искала тебя, — сказала она с придыханием.
Она вручила ему то, что, судя по форме, скорее всего, было большой банкой, аккуратно завернутой в ткань и завязанной сверху аккуратным бантиком.
Хакон взял сверток, лихорадочно соображая. Он что-то просил принести ему и забыл?
— Это ежевичный джем, — сказала она с той же неослабевающей улыбкой. — Я собирала
У Хакона пересохло в горле, он не знал, что сказать. Он не мог отказаться от подарка или сказать ей, что он, как и большинство орков, не любит сладкого.
— Спасибо, — сказал он. — Тебе не нужно было утруждать себя.
Невероятно, но ее улыбка стала еще шире, и она сократила расстояние между ними.
— Я хотела сделать тебе подарок, — сказала она, взмахнув ресницами и округлив свои большие голубые глаза.
У него свело живот.
Судьба, она…
Брижитт схватила его за кожаный фартук и потянула вниз. Теплые губы прижались к его губам, и ее ресницы коснулись его щеки, когда она закрыла глаза. Хакон в шоке уставился на ее брови, не зная, что делать, его спина напряглась, хотя он оставался совершенно неподвижным.
Ее губы двигались, искушая его. Он видел, как целуются люди, знал, что это танец губ и языков. Он сам представлял себе мягкие губы леди Эйслинн. Он достаточно долго смотрел на них, чтобы запомнить каждый изгиб, каждый оттенок розового, и мечтал о том, как они будут ощущаться на его коже.
Но это была не она. Это было не то, о чем он мечтал.
Это было неправильно.
Брижитт откинулась назад, и Хакон выпрямился во весь рост. Она снова улыбнулась, но слабо, неуверенно. Тошнотворная смесь смущения и жалости закружилась внутри него, лишив дара речи. Что ему сказать?
— А орки не целуются? — спросила она, пытаясь рассмеяться.
— Нет, обычно нет, — он сглотнул. — Брижитт, я не…
Ее руки отдернулись от него почти так же быстро, как улыбка исчезла с ее лица, и она сделала шаг назад.
— Ох, — сказала она.
Хакон возненавидел, как быстро слезы наполнили ее глаза. Он сделал это.
Все это неправильно.
Он приехал в Дундуран, чтобы найти себе пару. Перед ним стояла красивая, приятная женщина, которая дарила ему подарки на орочий манер и целовала его. Он должен быть благодарен. Он должен быть доволен.
Но…
— Мне очень жаль.
Брижитт покачала головой, пряча слезы за нахмуренными бровями.
— Но ты… ты заставил меня думать, что чувствуешь то же самое!
Холод окатил его.
— Я не хотел.
Что он сделал? Его потрясенный разум пытался вспомнить, понять, что в его поведении могло быть неправильно истолковано, но был слишком напуган, чтобы хоть что-то припомнить.
— Тогда зачем все это время было пялится на мои губы? Человек делает это, когда хочет поцеловать!
От стыда у него скрутило живот. Он всегда остро ощущал уязвимость своего правого уха — но чтобы даже такая простая вещь, как чтение по губам,
Он ненавидел это.
— Брижитт, прости меня. Я… я все еще изучаю ваш язык. Ваши обычаи. Я не знал, — жалкое оправдание, но это все, что у него было.
Ее губы почти совсем сжались, как будто она могла забрать назад подаренный поцелуй. Она подошла к нему, и Хакон напрягся.
Брижитт ткнула в него вытянутым пальцем, заявив:
— Ты не должен так вести себя с женщиной!
Хакон снова извинился, и после нескольких тычков Брижитт забрала подарок и ушла.
Он остался потрясенно стоять, глядя ей вслед.
Судьба, что я наделал?
Он постоянно смотрел на губы, чтобы лучше понимать людей, особенно когда шум вокруг заглушал голоса.
Он беззастенчиво пялился на губы леди Эйслинн.
Она думает, что я хочу ее поцеловать?
Если и так, то она ничего не предприняла. Возможно, ему следовало бы почувствовать облегчение от этого откровения, но оно лишь подогрело его раздражение и досаду.
Если она и знала о его чувствах, то ничего не сделала, чтобы их поощрить.
?
Эйслинн сунула в рот ломоть хлеба с маслом — единственное, на что у нее хватило времени за обедом, — и жевала на ходу. Утренние дела заняли у нее больше времени, чем ожидалось, а это означало, что она опоздала к портному, а значит, она будет опаздывать и во всем запланированном далее.
Было невыносимо наблюдать, как каждая задача отстает из-за предыдущей, как поваленные столбы забора падают один за другим, когда хоть что-то пошло не так.
Используя короткий путь, чтобы вернуться в свои апартаменты, где у нее была встреча с портным, Эйслинн завернула за угол верхней галереи замка и обнаружила небольшую группу служанок, собравшихся вокруг. Их головы склонились между колоннадой и смотрели вниз, во внутренний двор.
Эйслинн остановилась в нескольких шагах от них, ее неизменно разбирало любопытство. Она сама выглянула во двор, чтобы посмотреть, что там за суета.
О боже.
Возле одного из водостоков Хакон поставил старую бочку, а в ней сидел промокший и несчастный Вульф, его голову украшала мыльная пена. Хакон лил в бочку большие ведра воды, смывая мыло.
Это казалось последней каплей, и большой пес разразился какофонией жалоб. Вульф стоял, сколько мог, и тряс своим огромным серым телом, разбрызгивая воду повсюду, но в основном на Хакона.
Кузнец вскрикнул и отступил, весь мокрый, его льняная рубашка промокла насквозь и прилипла к широким плечам. Даже с высоты галереи Эйслинн могла видеть, как зеленая плоть его огромной груди вздымается волнами и наливается силой.