Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Я так не думаю. Сделать всегда что-то можно. Мы разумное общество. Нет ничего такого, что мы не могли бы понять.
— Скажи это Джорджу Уокеру. Или родителям Элис Бенсен. Уверена, они сейчас сидят дома и думают о том, какое способное у нас общество.
Куинси промолчал. Сегодня Рейни была не в духе.
— Тебе нужно решение, — спросил он через секунду, — или ты ищешь повод позлиться?
— Мне нужно решение!
— Ладно, — твердо сказал Пирс. — Я дам тебе два цента, на больше не тянет. В обществе не так много злодеев. Но в нем полно людей мобильных, изломанных, перегруженных работой и лишним
Рейни вздохнула. Потерла виски.
— Знак времени?
— Знак жизни в условиях стресса. — Куинси пожал плечами. — Но есть и хорошие новости. Некоторые решения весьма просты. Почему бы не проводить уроки по управлению гневом и развитию навыков защиты от стресса? Мы могли бы акцентировать внимание на навыках коммуникации и самоконтроля. Могли бы заняться физическим здоровьем. Беря нового клиента, детский психолог в первую очередь организует его сон, физические нагрузки и питание. У вас проблемы с гневом? А вы попробуйте спать восемь часов ночью, есть больше фруктов и овощей и увеличить физическую нагрузку. Приходится только удивляться, как много людей не утруждают себя этими базовыми мерами, а потом жалуются, что испытывают постоянное напряжение.
Куинси выразительно посмотрел на нее и нетронутый контейнер с лапшой. Рейни медленно кивнула и, поколебавшись, призналась:
— Я брала уроки по управлению гневом.
— В Портленде?
— После того как вступила в Общество анонимных алкоголиков. Алкоголь притупляет эмоции. А потом ты отказываешься от него и…
— Ты молодец, — сказал Куинси. — Жаль, не все так думают.
Рейни тут же покачала головой:
— Никакой я не молодец. Ты меня не перехваливай.
Пирс промолчал, ожидая, что она добавит что-то еще. Под глазами у нее залегли темные круги, и чашку с чаем она сжимала так же, как горлышко бутылки с пивом. Но углубляться в тему Рейни не стала.
— Как твоя дочь? — спросила она.
— Без изменений. Я звонил утром.
Рейни посмотрела на него с любопытством.
— Не переживаешь? Твоя дочь там, умирает. А ты здесь. Звонок по телефону, по-моему, не совсем то.
— Видишь ли, я не совсем точно выразился, когда сказал, что она погибла из-за пьяного водителя.
Рейни замерла.
— Понятно.
— Дело не в том, что ее подбил пьяный водитель, — бесстрастно продолжал Куинси. — Это она была пьяным водителем. Выпила в доме у подруги, а потом, в половине шестого утра, отправилась домой. И перед тем как врезаться в телефонный столб, сбила старика, выгуливавшего собаку. Моя дочь мертва. Старик мертв. И собака тоже. И да, звонок в больничную палату — это совсем не то.
— Мне так жаль…
Он криво усмехнулся:
— Мне тоже. И я тоже далеко не идеал. В жизни есть вещи, значение которых мы понимаем слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить.
Рейни кивнула, но выражение тревоги так и осталось на ее лице. Она хотела что-то сказать, и Куинси чувствовал, это что-то готово вот-вот выплеснуться. Он подался вперед, словно надеясь усилием воли вытянуть из нее
Она была бойцом, и именно за это он уважал более всего.
Ее лицо как будто смягчилось, в потеплевших серых глазах пробудилось желание, потребность открыться, поделиться сокровенным, перебросить мостик. Если бы только протянуть руку, дотронуться… Но Пирс боялся, что при первом же намеке на контакт она сорвется с места и исчезнет.
— Рейни…
— Мне надо идти.
— Я слушаю.
— А мне нечего сказать! Мне просто надо немного времени.
— Сколько? Еще четырнадцать лет? Или, может, только пять, до следующего убийства? Ты только изводишь себя. Выговорись! Не держи это в себе. Что случилось с твоей матерью? Что ты сделала с дробовиком?
Она резко выпрямилась. Черты лица снова заострились, глаза вспыхнули.
— Никогда больше не говори о моей матери.
— Не могу обещать.
— Тебя это не касается.
— Поздно. Не надо было менять привычек — встречалась бы и дальше с местными жлобами. Я не они, и так просто ты от меня не избавишься.
— Ты такой самоуверенный?
— Да, такой. А теперь расскажи мне о своей матери.
— Вопрос номер один, заезженный психологами. Что я для тебя, а? Интересный с профессиональной точки зрения случай? Собираешься написать обо мне в Американское общество мозговедов?
— Замолчи.
— А, вон оно как…
Куинси сердито нахмурился. А потом, неожиданно для них обоих, встал, шагнул вперед и схватил ее за руки.
— Грубая сила, да? — прошептала она, слегка приоткрыв губы, и в ее глазах всплыло что-то темное.
— Ты этого хочешь, да? — не повышая голоса, парировал он. — Знакомая модель? Опустить меня до уровня, которого, как тебе кажется, ты заслуживаешь? Когда все сводится к физическому, чувствовать уже необязательно. Так ведь?
Рейни смотрела на него так, словно готова была спалить взглядом. Куинси притянул ее ближе, так что их губы почти касались.
— Отпусти, — пробормотала она.
— Уйдешь, а что дальше? Будешь всю ночь бродить по дому? Ты ведь боишься уснуть. Боишься кошмаров. Хочешь избавиться от них, но ничего для этого не делаешь.
— Отпусти мои руки, а иначе уже никогда не споешь баритоном в церковном хоре.
— Поговори со мной. Я хочу услышать твою историю. И может быть, даже понять.
Куинси почувствовал, что она дрожит. В глазах заметалась тень нерешительности. Какая-то часть Рейни, сильная и жесткая, заботилась о ней даже вопреки ей самой, но другая выкладывала защитную стену из страхов и сомнений. Этот запас собирался годами, подрастая каждый раз, когда ее мать открывала очередную бутылку и поднимала на дочь руку.
В какой-то момент ему уже показалось, что та, сильная и уверенная в себе, половина побеждает, но тут лицо ее замкнулось, глаза потухли, и он понял, что сражение закончилось.
Куинси разжал пальцы. Рейни отступила и потрясла руками.
— Неплохо, — протянула она. — А вы крутой парень, спецагент Куинси.
Он не ответил. Она уже ушла в раковину и выпустила шипы. Материнский урок пошел впрок. Рассчитывать на откровенность не приходилось.
— Я ухожу, — с вызовом заявила Рейни.