Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
Майкл Лондон открыл глаза в двенадцать минут десятого, и от этого простого движения все приборы, показывающие параметры жизнедеятельности, словно сошли с ума. Если верить им, у пациента артериальное давление внезапно увеличилось в десять раз, сердце заработало с быстротой аварийного насоса, температура тела подскочила до пятидесяти градусов по Цельсию, а мозговые процессы, фиксируемые по альфа-, бета-, тета- и дельта-ритмам, наоборот, прекратились! Затем так же внезапно все пришло в норму, операционный инк отключил автосердце и легкие, подачу физиогаза, гасители колебаний,
— Привет, спасители! — раздался из скрытых динамиков его приятный голос. — Выпустите меня отсюда и предоставьте одежду, дабы достойно предстать пред светлы очи комиссии. — Говорил Лондон серьезно, да и на лице его было выражение сосредоточенности и суровости, но в голосе слышались нотки сарказма, а может быть, и превосходства.
Мальгин выключил передачу из камеры и дал команду Гиппократу. Юркий кибер приволок пластиковый пакет — одежду Лондона и замер у стены реанимакамеры. Стена разошлась лепестками диафрагмы, образовав овальное отверстие в рост человека, и в эту дыру шагнул нагой бывший начальник службы безопасности.
В боксе установилась такая тишина, что звуки собственного дыхания стали казаться людям оглушительными.
Некоторое время четверо (и с ними еще бригада официальных лиц) и переродившийся человек смотрели друг на друга внимательно и настороженно, однако немая сцена не могла длиться долго: Лондон взял из манипулятора кибера пакет, развернул и начал одеваться. Потом похлопал кибера по горбику генератора, и тот,смешно поджав манипуляторы, кинулся из зала. Бывший начальник отдела безопасности подошел к сидящим в кокон-креслах, оглядел каждого, мельком взглянул на порхающие у потолка «ромашки» видеокамер.
— Пресс-конференции не будет, коллеги. Я здоров и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Хотя, может быть, это определение и находится за пределами человеческой оценки, ибо я — второй экзосенс, если применять термин коллеги Железовского. То есть я — человек, получивший экстраспособности извне, как и Шаламов. Но в отличие от Даниила, у меня произошло не расщепление психики, а слияние двух психик, что существенно меняет дело.
Лондон снова посмотрел на видеокамеры, на скулах дернулись желваки, закаменели.
— Власта, обращаюсь к вам. Снимите оцепление и отмените императив «Аргус», а также «Цербер». Во-первых, я не опасен, ибо полностью контролирую сознание, а во-вторых, сам обращусь к вам попозже, потому что есть такая необходимость.
— Хорошо, — после некоторого молчания прошелестел в наушниках «спрута» голос комиссара безопасности.
Лондон удовлетворенно кивнул.
— До свидания, друзья. Мы еще увидимся… во всяком случае, со многими из вас — непременно.
В голове Мальгина сам собой всплыл «бутончик» света, развернулся венчиком и превратился в подмигивающий глаз.
— Майкл, задержитесь на пару минут! — взмолился вдруг Заремба. — Я так долго и тщательно готовил свои вопросы!…
Лондон улыбнулся губами, не холодно — равнодушно:
— В другой
— Мы бы не хотели вас…-Стобецкий пожевал губами,находясь в замешательстве, — м-м… отпускать. Вы… м-м… пока еще не совсем… м-м… здоровы… понимаете?
Лондон кивнул и… исчез!
Лишь Мальгин да Железовский заметили его движение: Майкл обогнул кресла, пересек зал и вышел, и все это — за одну десятую долю секунды!
Четверо в зале — и тысячи вне его стен — оцепенело дивились на дверь реанимационной камеры, перед которой только что стоял Лондон. «Экзосенс». Потом что-то заухало глубоким басом — засмеялся Железовский. Вылез из кресла, похлопал Мальгина по рукаву:
— Пока, мастер. Похоже, все идет нормально. Понадоблюсь — звони.
Трое медиков остались наедине с тишиной опустевшей реанимационной, потрясенные простотой развязки.
Временами фигура в виоме начинала плыть и размазываться — видеокамеры не успевали переходить на ускоренную съемку и «хватали» рывок ведомого с запозданием. Силуэт мужчины мелькнул на фоне какого-то сооружения, заколебался и пропал. Столбов выключил проектор.
— Он ушел. Словно растворился возле Лос-Анджелесского метро. Сначала побывал дома — подробности неизвестны, потом у друзей, а на третий день, когда жена и дочь вдруг заявились к Мальгину с просьбой «вернуть им мужа и отца», он отправился в филиал Б Северной Америки и у метро… исчез. Вы видели.
— Вы уверены, что он не догадывается о наблюдении?
Инспектор кримрозыска ответил не сразу, колебался.
— Иногда у меня складывалось впечатление,что он знает о слежке,но темп его жизни настолько высок, что не позволяет ему отвлекаться на какие-то маневры. К тому же… — Столбов снова заколебался, формулируя ответ. — Мы ему пока не мешаем.
— Что вы этим хотите сказать?
— Как только мы затронем сферу его интересов, он найдет способ нейтрализовать любое наше действие.
Боянова бросила на собеседника скептический взгляд.
— Он способен нейтрализовать всю службу?
Инспектор остался невозмутим.
— Я имел честь разговаривать на эту тему с Мальгиным, и хирург на пальцах объяснил мне, что такое экзосенс вообще и экзосенс Лондон в частности. Это страшный противник… если он, конечно, станет противником. И справиться с ним будет очень нелегко… если вообще возможно.
— Мальгин… — задумчиво проговорила комиссар отдела, пропуская мимо ушей последнюю фразу. — Вы верите тому, что он говорит? Он ведь сам — супер, если пользоваться терминологией падких на сенсации журналистов.
— По сообщениям инка, следящего за его состоянием, он интрасенс. — Столбов пошевелил плечами. — То есть человек, у которого заработал ген экстренного резерва и другие не менее экзотические «спящие» гены. Но, с другой стороны, «черное знание», внедренное ему в мозг Шаламовым, есть внешнее воздействие, и он тоже экзосенс. Таким образом, он обладает конкурирующими структурами памяти, завис посередине между… — Инспектор в замешательстве пошевелил пальцами.