Избранные произведения
Шрифт:
копейка, две копейки и три копейки останутся в кармане. И
чувствовали даже повышенное расположение к Николаю, что он
так хорошо говорил, и в конце концов ничего не придется
платить за это.
Такие перемены в решениях и планах Николая происходили
оттого, что он никак не мог утерпеть, чтобы не говорить о
задуманном со всяким встречным или первым попавшимся под
руку приятелем, И если таких приятелей попадалось десятка
полтора,
уставал от него, точно работал целую неделю день и ночь.
– Как у тебя голова только терпит? – говорили мужики.
– Что ж сделаешь-то, время такое, надо стараться,– отвечал
Николай,– зато теперь про нас в газетах пишут.
И, правда, писали, что в таком-то селе открылась школа для
взрослых, народный дом, пчеловодные курсы и т. д. Это
происходило потому, что Николай в волостном комитете
рассказывал председателю, как о задуманном, председатель
волостного комитета рассказывал в уездном комитете, как о
начатом, председатель уездного рассказывал в губернском,
почти как о законченном, в расчете на то, что пока он до
губернии доедет, там уж обделают дело. А тот печатал в газете,
как об открытом.
88
И не только не видели никакого убытка от деятельности
Николая, а частенько получали и кое-какую выгоду. Николай
вдруг решит разобрать на школу помещичью кухню. Разберут с
удовольствием. Но школу класть еще не начали, как у Николая
новая идея.
А кирпич лежит свободный.
А в хозяйстве он каждому нужен.
И когда Николай решит общественную библиотеку
построить, наложивши на каждого по четыре копейки, то
оказывается, что четырех копеек платить не придется, потому
что и никакого кирпича нет.
Пойдет посмотреть на то место, где лежал кирпич – его и,
правда, нет.
– Ну, и черт с ним,– скажет Николай,– какая тут библиотека,
когда бани нету, ходим все как черти немытые.
Библиотеку откладывали.
– Вот это другое дело,– говорили старички,– в баньке
попариться не грех, это всякий с удовольствием.
– Взносы небось придется на нее делать? – спрашивал кто-
нибудь.
– Нет,– отвечал Николай,– вот амбар помещичий
приспособим, перегородки из закромов высадим – и ладно.
Перегородки высаживали, и, когда приходили к нему за
дальнейшими указаниями, он раздраженно кричал:
– Ну, какого черта еще прилезли? Чего вам?
– Насчет бани...
– Насчет какой бани?
– Обчественной.
– Вот надоели с этой баней. Всю жизнь сидели без
ничего, а то вдруг им баня понадобилась.
– Да нам не к спеху.
– Не к спеху, а лезешь?..
Баню пока откладывали.
– А перегородки себе взять можно? – нерешительно
спрашивал кто-нибудь.
– Можно.
– Вот так до весны подработаем,– везде чисто будет.
Когда выбирали Степана, который старался всегда, чтобы все
было хорошо, то каждый думал, что раз Степан – хороший
человек, то он уж не откажет, если, к примеру, пойтить насчет
леску попросить.
89
И так как каждому что-нибудь было нужно, то поэтому к
Степану шли все.
И он никому не отказывал. Писал на бумажке какие-то
крючки и отправлял к лавочнику для выполнения.
Но получалось всегда так, что одному даст,– глядишь –
обидел другого. Написал одному выдать корову, отобрав ее у
прасола, мужичок ушел, благословляя Степана. А через минуту
прибежал прасол, прося написать бумажку о том, что его корова
не подлежит реквизиции. Степану как-то неловко было отказать
и этим обидеть человека. Он написал и прасолу. И когда
мужичок прибежал, запыхавшись, и показал прасолу бумажку
насчет коровы, прасол, прибежавший еще более запыхавшись,
показал ему тоже бумажку насчет той же коровы.
Когда разговор заходил о том, чтобы делить помещичью
землю, Степан первый присоединялся к этому, говоря, что
несправедливо одному владеть тысячей десятин, когда у мужика
и пяти нету.
Но, когда разговор заходил о том, чтобы в это воскресенье
начать делить, Степану становилось жаль помещика,– тоже
человек, и он говорил, что лучше подождать.
– Как там решат всем народом, так тому и быть. Немножко и
подождать-то. Скоро соберутся.
– Да до каких пор ждать-то! Жрать нечего,– говорил кто-
нибудь.
– Ну, я тебе записочку к арендатору напишу, он тебе муки
даст.
– Что ж ты одному только напишешь, а остальные
облизываться будут?
– Зачем одному, можно и не одному.
И все, окружив Степана, получали записки и бежали к
арендатору за мукой.
– Вот человек, вот это душа. Чтобы он когда-нибудь тебе в
чем-нибудь отказал,– примеру еще такого не было,– говорили
мужики.– Не ошиблись, выбрали.
– На душу гляди, никогда не ошибешься. А минут через
десять прибегал арендатор и торопливо говорил:
– Голубчик, дай скорей записочку, а то всего оберут, сукины