Избранные сочинения в 9 томах. Том 6: Мерседес из Кастилии; Красный корсар
Шрифт:
– Немногим дано разглядеть человеческую душу, – произнесла гувернантка. – Надо хорошо разбираться в людях и иметь большой жизненный опыт, чтобы понять помыслы окружающих нас людей.
– Однако для тех, кто умеет повлиять на мир, сделать его приятным, мир хорош! – У Корсара опять сменилось настроение. – Легко дается все тем, кто смело следует своим задумкам. Настоящий философ не тот, кто живет долго, а тот, кто умеет пользоваться жизнью. Человек, который умирает в пятьдесят лет, прожив с удовольствием,
– Но ведь есть люди, для которых следовать добродетели – высшее счастье.
– Для дамы это прекрасная мысль, – ответил он, явно сдерживая себя.
Она уже не против была бы проводить гостя, но его поведение, явное старание выглядеть веселым удержали ее от риска оскорбить человека, живущего по собственным законам.
Корсар, видимо, медлил со своим уходом и, напустив на себя добродушный вид, продолжал свой визит. Несколько опасаясь этого человека, от которого они в данное время полностью зависели, и желая изменить тему разговора, миссис Уиллис указала на массу разных музыкальных инструментов, находящихся в каюте:
– Тот, кто подвластен гармонии, кто неравнодушен к музыке, не омрачит радости других. Флейта и гитара – это ваши инструменты?
– По этим мелочам вы хотите судить обо мне? Может быть, вид этого, – и Корсар указал на висевший крест, усеянный бриллиантами, – заставит вас представить меня религиозным?
– Надеюсь, что это изображение внушает вам, во всяком случае, почтение. Бывает иногда, что человек в своей гордыне пренебрегает высокими истинами, но люди, много испытавшие в жизни, постоянно относятся с почтением к вере.
Гувернантка, сидевшая с опущенной головой, подняла глаза и взглянула на Корсара. Серьезно посмотрев на нее в ответ, он легко коснулся ее руки.
– Значит, мы сами виноваты, что не можем устоять против греха?
– Ошибается тот, кто стремится жить один, без всякой помощи. Но вы, извините меня, конечно, никогда не обращались к Богу?
– Это слово на нашем судне вообще не произносится, разве что при брани. Но ведь в любом божестве заключено только то, чем его наделило человеческое воображение.
– Глупец сказал: «Бога нет», – ответила гувернантка так твердо, что это подействовало даже на того, кто проникся превратностями своего сурового ремесла. – «Опояшь чресла свои и будь мужчиной… Ответствуй, понял ли ты меня?»
Горящим взором впился Корсар в воодушевленное лицо гувернантки. И как бы выразил вслух свои мысли:
– Я много раз все это слышал, почему же сейчас эти слова волнуют меня, как живительный воздух родины! Прошу вас, повторите еще раз, только все целиком и с той же интонацией!
Удивленная, даже испуганная такой просьбой, миссис Уиллис послушно повторила
– Я будто бы вновь пережил свою жизнь. Не пойму почему, но сердце мое сейчас бьется сильнее. Сударыня, своей маленькой рукой вы сумели укротить того, кто так часто бросал вызов…
Он умолк и случайно взглянул на руку миссис Уиллис, затем стал рассматривать ее, как драгоценную реликвию. Затем отвернулся, так и не продолжив начатой фразы.
– А впрочем, может быть, вы желаете музыки, – внезапно предложил Корсар, – я могу вас удовлетворить исполнением мелодий на гонге – и он три раза ударил в гонг.
Гувернантка была раздосадована тем, что после некоторого успеха он ускользнул из-под ее влияния, и тем, что он упрямо подчеркнул свою независимость. Но она сумела не показать этого.
– Правда, я ожидала не совсем такой гармонии, – сказала она, когда затихло мощное гудение, – да и вряд ли такая музыка успокоит любителей побуянить.
– Не бойтесь. Спящего матроса пушкой не разбудишь, а по первому свистку боцманской дудки он вскакивает мгновенно. Для него удары гонга – что пение флейты. Это просто музыка. Вот если бы еще один удар – это бы означало пожарную тревогу. А так – тишина и нежная мелодия.
Едва замолкли эти звуки, как вслед за ними снаружи раздались другие, как будто какие-то невидимые музыканты предварительно были расставлены по приказу капитана. На лице Корсара разлилось торжество – новое доказательство своей власти. А звуки лились снаружи и отражались в воде, доносясь какой-то волшебной музыкой, вызванной искусством настоящих музыкантов.
Это была печальная и странная мелодия, видимо, соответствующая настроению тех, кто ее заказал. Напев вдруг переменился, струны зазвучали особенно нежно. Корсар наклонился, будто скрывая слезы.
Под чарующие звуки обе женщины с изумлением смотрели на этого человека, такого разного в разные моменты жизни, противоречивого и непонятного. Старшая удивлялась такой противоречивости в одном человеке, младшая же хотела верить, что человек с такими благородными порывами – просто жертва обстоятельств.
– В этих звуках слышится Италия, – сказал Корсар, – прекрасная, дорогая, опьяняющая страна. Видели ли вы эту страну, великую и богатую в прошлом и столь бедную в настоящем? Может быть, и вы что-нибудь споете? – обратился он к Гертруде и, когда она отказалась, слабо ударил в гонг:
– Родерик, ты еще не спишь?
– Нет, – ответил нежный и слабый голосок.
– Сам Аполлон стоял у колыбели Родерика. У него замечательный душевный голос. Родерик, стань там, у дверей, спой нам что-нибудь под музыку.