Изгнанник Ардена
Шрифт:
– Матушка? – Он и сам поразился тому, как сипло прозвучал его голос.
Она подняла голову. На мгновение в ее черных глазах отразился испуг, который быстро сменился изумлением вперемешку с болью, тоской и радостью. Гребень выпал из рук, а по щекам крупными бусинами побежали слезы.
– Сынок? Это ты? Это не сон? – Она порывисто встала и, задрожав, вновь обессиленно опустилась на кровать. – Тристан, неужели это правда ты?
Он пересек комнату, опустился перед ней на колени и подобрал с пола гребень.
– Да, матушка,
Мари разрыдалась пуще прежнего и крепко обняла сына, зарывшись лицом в его волосы.
– Мой сынок, любимый мой… Прости меня, пожалуйста, прости. Я так виновата перед тобой, столько всего взвалила на тебя. Я не должна была… прости… – шептала она, захлебываясь слезами и лихорадочно поглаживая его плечи и спину.
Тристан прикусил щеку изнутри так сильно, что во рту появился металлический привкус.
– Я простил тебя, матушка, – шептал он, гладя ее по спине. – Давно простил.
Немного успокоившись, она начала расспрашивать его, где он был все это время, но Тристан остановил ее.
– Потом, мама. Я сегодня покидаю Голдкасл. – Он коснулся ее щеки и стер новую слезинку. – Когда решу кое-какие дела, я вернусь и обязательно все расскажу.
Мари рвано вздохнула и кивнула, глядя на него с такой надеждой, что у Тристана сжалось сердце.
– Давай помогу.
Он забрал из ее руки гребень, сел на кровать рядом и принялся нежно и осторожно расчесывать длинные спутавшиеся волосы.
В груди что-то щелкнуло, будто на место вернулся еще один важный кусочек, без которого он не мог жить и дышать в полную силу.
Глава 40
На следующий день Тристан провел во дворец Изекиля, чтобы они встретились с Кристин, которая после Миреаса сразу направилась в Фортис. Накануне он отправил весточку, что прибыл в Фортис и скоро наведается в гости, поэтому Кристин заранее позаботилась о том, чтобы у ее покоев не было стражи.
Но у двери в ее комнаты Тристан заподозрил неладное. Изнутри раздавались звуки бьющейся посуды.
– Пошла вон и не смей приходить, пока я сама тебя не позову, – сквозь рыдания проорала Кристин, а в следующий миг из покоев выскочила перепуганная служанка. Она даже не заметила Тристана с Изекилем и заторопилась к лестнице, бормоча себе под нос что-то про совсем ополоумевшую госпожу.
– Что это с ней? – с неподдельной тревогой спросил Изекиль, и Тристана вмиг осенило.
Какой же он болван!
– Кажется, она оплакивает тебя, – виновато произнес он. – Я отправил в Фортис гонца гильдии, чтобы сообщить о твоей кончине при пожаре, а опровергнуть забыл из-за…
Тристан неловко замолчал. Ему стало противно от самого себя. Он так сильно погряз в переживаниях об Адалине, что даже не подумал о чувствах сестры, хотя отлично знал, как эта весть ее ранит. Тристан всегда был
Изекиль одарил его взглядом красноречивее тысячи грязных ругательств. Он распахнул дверь настежь, и перед ними предстало душераздирающее зрелище. Кристин сидела на полу среди битой посуды, сжимая в руках мужскую перчатку, очевидно, принадлежавшую Изекилю, и горько плакала. Тристан не видел ее в таком состоянии уже очень много лет, и чувство вины мерзкими щупальцами обвило горло, мешая дышать.
– Кристин… – с нежностью прошептал Изекиль и сделал несколько шагов.
Она только сейчас заметила, что уже не одна, и, подняв голову, так и замерла. В комнате царила тишина, пока смятение у нее на лице сменялось осознанием происходящего, а потом изумлением.
– Т… т-ты? – заикаясь, прошептала она и покачала головой, будто не веря своим глазам.
Изекиль приблизился к ней и опустился на колени, пока Тристан продолжал стоять как истукан и наблюдать за ними. Казалось, в их странных отношениях настал переломный момент.
– Кристин, я жив. Со мной все в порядке. – Он протянул руку и стер большим пальцем слезы с ее щеки. – Я не умер.
Она шумно всхлипнула, икнула, а потом сделала то, что было в ее характере.
– Проклятый мерзавец! – Она хлестнула его же перчаткой ему по лицу, но Изи даже не шелохнулся. – Я. – Еще одна пощечина, но уже ладонью. – Оплакивала тебя. – Удар по плечу. – Два дня. – Толчок в грудь. – А ты явился сюда как ни в чем не бывало. Ненавижу тебя, неотесанный седовласый деревенщина.
Каждое слово Кристин сопровождала толчками в грудь, но Изекиль будто прирос к полу и не сдвинулся с места.
Тристан шагнул ближе к ним и уже хотел открыть рот, чтобы объяснить сестре, что это его вина, но Изекиль полоснул его предостерегающим взглядом.
– Ненавижу тебя. Ненавижу. Ненавижу!
У Кристин началась настоящая истерика. Она продолжала колотить Изекиля, пока он не перехватил ее за запястья. Изекиль прижал ее к себе и, вопреки всем протестам, поцеловал. В губы. Прямо при Тристане. Кристин больше не сопротивлялась. Она обмякла в его объятиях и ответила на поцелуй, тихо всхлипывая и содрогаясь всем телом от недавних рыданий.
Тристан деликатно удалился, чтобы они поговорили наедине. Им наверняка многое предстояло обсудить.
* * *
Когда Тристан вернулся, они оба сидели на диване. Голова Кристин лежала на плече Изекиля, а пальцы их рук были переплетены. Изекиль гладил ее по распущенным кудрявым волосам и что-то тихо шептал, а она не пререкалась, не кривилась в притворном возмущении и неприязни и даже не пыталась отстраниться. В объятиях широкоплечего и высокого, как тополиное дерево, Изекиля она выглядела такой хрупкой, нежной и беззащитной – такой, какой никто при дворе Фортиса никогда ее не видел.