Изгнанник Ардена
Шрифт:
– Дай плащ, мне нужно вернуться, а ты выйдешь самостоятельно. Я встречу тебя у выхода.
С этими словами он скрылся на террасе, не удостоив ее и взглядом.
Адалина кое-как завязала лиф и на дрожащих ногах зашагала к двери.
Она хотела помочь ему, следуя какому-то неясному порыву, однако когда вызывалась на эту миссию, даже не представляла, что это выпотрошит ее душу.
Они спокойно покинули дом Фарада, не вызвав у прислуги и стражников подозрений. С наступлением ночи на улице похолодало, и Адалина плотнее куталась в плащ, но он совершенно не согревал. Ее пробирал озноб от волнения. Она опасалась,
Изекиль ждал их у ближайшего поворота.
– Ну как все прошло? – спросил он, помогая Адалине забраться в паланкин.
– Имена поставщиков из-за моря он записывал с помощью шифра. – Тристан протянул ему клочок бумаги, и Изекиль убрал ее в карман плаща. В темноте он все равно не смог бы разобрать записи.
– Завтра разберусь, – заявил он, и Тристан кивнул.
Оставшийся путь они проделали в полном молчании. Тристан упорно игнорировал Адалину, отчего неприятное чувство у нее в груди начало нарастать лишь сильнее. Когда они доехали до дворца Кристин, он сразу же устремился в свои покои, игнорируя ее существование.
Изекиль проводил его мрачным взглядом.
– Эдда, – позвал он полноватую служанку средних лет, – отправляйся к покоям господина Амира и будь поблизости. Ему может понадобиться твоя помощь.
– Какая помощь? – не сдержала любопытства Адалина.
Изекиль недобро ухмыльнулся.
– Лучше вам не знать, леди Адалина. – Он коротко поклонился и направился к себе.
Адалина не помнила, как добрела до хаммама в сопровождении служанки, как снимала дурацкий танцевальный наряд, а потом яростно, оставляя красные отметины, терла щеткой те места, которых касался Фарад. Она отчаянно отгоняла воспоминания о мгновениях нежеланной близости, но, как бы ни старалась, не могла вытравить из головы разочарованный взгляд черных глаз. Ее разъедала обида. Даже в паланкине Тристан отсел подальше от нее. А его хладнокровный приказ стонать подобно шлюхе до сих пор звенел у нее в ушах.
Вернувшись в покои, Адалина отказалась от ужина и забралась в постель. Она долго так лежала, глядя в потолок и прокручивая в голове события вечера. Когда последняя надежда уснуть растаяла в сумраке ночи, она накинула поверх сорочки халат на запахе и направилась в покои Тристана.
Она не станет дожидаться утра и выскажет ему все прямо сейчас.
Добравшись до заветной двери, Адалина не стала утруждать себя соблюдением этикета и без стука ворвалась в комнату. На языке уже вертелись заготовленные претензии, но, переступив порог, она так и замерла. На полу валялась битая посуда, в углу у балкона темнела кучка земли, высыпавшаяся из опрокинутого горшка, письменный стол был перевернут, а на паласе растекалась кроваво-алая лужа вина. Эдда суетилась по комнате, убирая бардак. Адалина поняла, что Изекиль предвидел нечто подобное.
Тристан развалился на диване, одетый лишь в штаны и короткий шелковый халат нараспашку, и пускал в потолок кольца дыма из табачной трубки. Одна его ладонь была перевязана, и на бинтах проступали пятна крови.
– Что здесь произошло? – тихо спросила Адалина, когда Тристан никак не отреагировал на ее визит.
Он нарочито медленно повернул голову к ней и окинул
– Эдда, ступай, завтра приберешь, – приказал он, и служанка быстро скрылась за дверью, будто только этого и ждала.
– Что здесь произошло? – повторила Адалина, как только они остались вдвоем.
– Ничего особенного. Люблю срывать скверное настроение на неодушевленных предметах. У мебели и посуды не нужно потом просить прощение.
– Почему у тебя скверное настроение?
Тристан медленно затянулся и пустил в ее сторону спираль дыма.
– Из-за окружающих меня людей. – Он вновь уставился в потолок.
Его показное равнодушие вдобавок к учиненному погрому стало для нее последней каплей. Адалина сделала несколько уверенных шагов и, выхватив трубку у него из рук, швырнула в сторону опрокинутого цветочного горшка.
Тристан напрягся и порывисто поднялся с кресла.
– Ты что себе позволяешь? – угрожающим тоном прошипел он, нависая над ней, как волк над испуганным ягненком.
Вот только Адалина никогда не была легкой добычей.
– Я вызвалась помочь не для того, чтобы ты потом делал вид, будто меня не существует. Если у тебя есть претензии, прекращай строить из себя обиженную девицу и говори как есть, – чуть ли не прокричали она и ткнула пальцем в его голую грудь.
– Что за чушь ты несешь?
Он сделал еще один шаг к ней, но Адалина не отступила.
– Ты злишься из-за того, что увидел меня верхом на Фараде. Но я села на него, потому что хотела управлять ситуацией и потянуть время, иначе он бы взял меня до того, как подействовало снадобье. Я пыталась таким образом защититься. А ты такой же ревнивый болван, как и все мужчины, которых я встречала до тебя.
Тристан изумленно выгнул брови, но уже в следующий миг опасно прищурился. Он приблизился, стирая между ними всякое расстояние. В его глазах полыхало такое пламя, что внутри Адалины что-то дрогнуло и она все-таки отступила.
– Ты всерьез решила, что я разозлился из-за какой-то глупой ревности?
– А что это было? Объясни мне, Тристан, или Амир, или Аурелион, я уже запуталась, как мне тебя называть, – взорвалась Адалина. – Ты весь вечер избегаешь меня будто прокаженную, а я просто выполняла свою часть задания и помогала тебе пробраться в покои этого клятого изготовителя ядов. Хотя нет, – она горько усмехнулась, – в твоих глазах я не прокаженная. Я шлюха.
Челюсти Тристана напряглись, и он сжал руки в кулаки, отчего на повязке проступили новые пятна крови, но теперь с внутренней стороны. Очевидно, он не только сбил костяшки, но и порезался об один из осколков.
– Ты не шлюха, Адалина, и не прокаженная. Ты дура! – грубо выплюнул он. – Хочешь знать, почему я избегал тебя? Оглянись и посмотри, что я сотворил с комнатой. Я не хотел срываться на тебе.
Он вновь двинулся на нее. От него исходили волны гнева, и Адалина снова попятилась, пока не уперлась спиной в каменную стену. Тристан обхватил ее горло здоровой рукой, не грубо, а бережно и нежно, от чего все ее тело покрылось мурашками.
– Когда я увидел, что этот ублюдок швырнул тебя на кровать, то хотел выйти из укрытия и раскроить ему череп – ни о чем другом думать не мог. От жесткой расправы меня разделяли считаные мгновения. Я уже собирался наплевать на зов разума и убить его, но он наконец-то уснул.