Изгнанники Эвитана. Дилогия

Ружникова Ольга

– Вы хотели меня видеть?

Отец говорил, что лучшая защита - ни в коем случае не извиняться. И ничего не объяснять.

Правда, с мамой это не помогало.

– Где вы были, Ирэн?!

Не помогло и здесь! Нет, всё-таки старый герцог - хорошая пара Карлотте. Как два паука в плотно закупоренной бутылке. Кто кого раньше сожрет...

– В таверне, - честно ответила любящая племянница.

А не верит - пусть проверит.

– А я вам это разрешал?

Нет, такому вкрадчиво-угрожающему тону

Карлотта позавидует. Милой такой интонации. Повышается с каждым словом - от абсолютно ровной до почти крика... Но не крика.

– Вы не возражали против моей прогулки по окрестностям. Я полагала, таверна входит в их число...

– Вы напрасно считаете себя вправе что-то "полагать" в моём доме!
– возвысил старик голос на слове "моём". Опять почти до ора. И больше не понизил.
– Отныне вы больше не выезжаете без сопровождения грумов. И не останавливаетесь ни в каких тавернах! Ибо вы - моя племянница!

Пару минут назад Ирия успела предположить, что герцог собирается выгнать ее за порог или сдать властям. Одной фразой раньше - чуть не вспылила. А сейчас - едва не разобрал смех.

Интересно, Ральф Тенмар сам-то еще помнит, что "Ирэн" ему - никакая не племянница? Не та племянница.

Хорошо бы - забыл!

Грумы - это плохо. Но не смертельно. Ирия так или иначе найдет способ связаться с Клодом. Портрет, например, закажет.

А когда речь пойдет о побеге в Лиар - всё равно удирать придется. И герцог уже не сможет ее выдать. Не заявит же, что скрывал в доме беглую государственную преступницу.

Или, того смешнее - в замке Тенмар не один месяц прожила авантюристка, выдававшая себя за племянницу хозяина. А он по старости и слабоумию только сейчас понял: это была совершенно посторонняя девица. Догадался - аккурат после ее побега...

– Чему вы улыбаетесь, Ирэн?!
– загремел новой волной гнева старый громовержец.

Девушка поспешно сделала постно-грустное лицо. А то еще передумает.

Лицемеркой она сделалась - скоро впору с Полиной соревноваться! А что поделать? С волками жить - по-волчьи выть. А с воронами - по-вороньи каркать.

– А сейчас извольте пойти и переодеться!
– закончил нравоучения старый хрыч.
– Нет ничего отвратительнее женщины в мужских штанах!

А Ирия в таверне слышала, что старый греховодник любил в прежние времена самых разных женщин. В том числе - и переодетых под мужчин.

Только бы снова не рассмеяться. Неужели все старые ханжи - бывшие распутники и прелюбодеи? У которых теперь силенки не те и сердечко пошаливает?

Ирия быстро сделала книксен. Интересно, это - не слишком забавно в упомянутом мужском костюме?

И поспешила к двери. В комнату - и спать!

Еще предстоит обдумать самый быстрый способ связи с Клодом. И самый безопасный...

– Вернись!

Обернулась уже у самой двери. С еще одной

драконьей мордой на ручке.

– Сядь!
– худая желтоватая рука неотвратимо указует на ненавистную скамеечку у стариковских ног.

Так, "обдумывать и спать" переносится надолго.

Ирия поплелась назад и плюхнулась на предназначенное "племяннице" место. Внутренне готовясь, что сейчас опять ухватят за подбородок.

Вместо этого старик жесткой мозолистой рукой растрепал ее всё еще короткие волосы. Вместе с шиньоном. Как шерсть собаке.

М-да. Если он так же обращался с женщинами - немудрено, что мама такая злая. А Катрин - пугливая. Некоторых мужчин к дамам подпускать нельзя. Особенно к девственницам.

– Эх, ты!
– пробормотал он.

Ну, "эх, она!" - и что? Он ее сегодня отпустит или как?

Приставаний старика Ирия не боялась. В таверне говорили, что бывший греховодник уж лет пять, а то и дольше, не трогает служанок. А раньше ни одной смазливой не пропускал...

Впрочем, где здесь "смазливые"? Лиаранка в очередной раз порадовалась, что красотой ее природа обделила. Обычная знатная девица. Их тех, кого столичные повесы обсмеивают: "Породистая и унылая, как сама добродетель".

Вот и хорошо! Мы еще волосы в пучок утянем, а то и чепцом обзаведемся. Гулять так гулять! И жаль, нельзя ходить с вымазанным сажей лицом - по рецепту доброй Полины.

– Он жив, Ирэн!
– прорычал старик так яростно, что совершенно непонятно: о друге или враге?

Ясно лишь, что не о постороннем человеке.

– Кто - "он"?
– переспросила Ирия. Радуясь, что ее лицо больше не трогают. И по голове не гладят.

А на ум почему-то пришел всего один кандидат в воскресшие покойники. Отец. Который уж точно убит и похоронен!

– Анри жив!
– взревел герцог разъяренным медведем.
– Он - в Квирине. Будь всё проклято!

А вот теперь сердце радостно подскочило вверх-вниз и пустилось в пляс. И вдруг искренне захотелось ухватить этого старого ворчуна - ну, хоть вот за эти породистые, аристократические уши! А потом - притянуть к себе и расцеловать в обе морщинистые щеки!

– Они всё знали!
– рычит старик.
– Проклятые Регенты всё знали - с самого начала! Или почти с самого... И молчали! А теперь!..

С коротким размахом бьет в стену старческий кулак. Еще и еще.

Кровь на костяшках скрюченных пальцев...

– Анри - жив...
– Ирии никто не давал позволения говорить. Но ей сейчас слишком хорошо! И свободно.
– Анри?!

– Чему ты улыбаешься?!
– взревел герцог вдвое громче.
– Чему радуешься, дура?! Ты и Катрин - две дуры! Одна - глупая втюрившаяся кошка. Вторая - сумасшедшая мамаша, готовая всё простить сынку-предателю!

– Анри - не предатель!
– возмущенно вскинулась девушка.